Продолжение. Начало в № 483, 486–489, 491
Соединенные Штаты Америки до и после Великой депрессии — это в известной мере две разные страны. До такой степени, что обвал фондового рынка в «черный вторник» 24 октября 1929 года впору называть трансформационным событием. С началом Великой депрессии, а затем с избранием Франклина Делано Рузвельта президентом вместо Герберта Гувера начался переход из четвертой двухпартийной системы в пятую.
Пятая двухпартийная система сформировалась вокруг так называемого Нового курса, призванного избежать окончательной экономической катастрофы, обеспечить выход США из Великой депрессии и не допустить повторения столь тяжелого кризиса. Предполагалось это сделать через широкое и многоплановое вмешательство государства в американскую экономику.
Откуда собирались брать управленческие кадры для такого вмешательства? Как мы помним, предшествовавшая история США привела к формированию финансовой и промышленной олигархии, получившей в свои руки власть даже над вопросами войны и мира. Во время Первой мировой войны именно она предоставила кадры для группы «Исследования», сформулировавшей американское видение по послевоенному мироустройству и ставшей фундаментом для Совета по международным отношениям (CFR).
Благодаря принципу «вращающейся двери» между частным сектором и государственным управлением комплектовались и другие элементы американского военного администрирования. В том числе и первые американские эксперименты по центральному планированию экономики военного времени. Эти эксперименты имеют прямое отношение к структурам, увидевшим свет в рамках «Нового курса» Франклина Рузвельта.
Соединенные Штаты вступили в Первую мировую войну 6 апреля 1917 года, а 8 июля был создан Военно-промышленный комитет. Он был создан согласно рекомендациям Комитета по промышленной готовности, который возглавляли председатель совета директоров моргановской General Electric Говард Коффин и видный финансист и биржевый спекулянт Бернард Барух. Тот же Барух затем возглавил и Военно-промышленный комитет.
Военно-промышленный комитет был организован как промышленная ассоциация (или по-простому картель). В качестве его председателя Бернард Барух получил от президента Вудро Вильсона право принимать окончательные решения по строительству заводов на всей территории США, по поставкам сырья и продукции, а также по предоставлению транспорта. То есть он мог одним росчерком пера как загрузить любое предприятие, так и исключить его из системы военной логистики. Как считают некоторые историки, он фактически стал экономическим диктатором страны.
Позже, в своем отчете о деятельности Военно-промышленного комитета, Барух не ограничился изложением вынесенных из войны уроков, а рекомендовал перестроить экономику мирного времени по лекалам своего военного картеля. В его видении представители крупного бизнеса должны были получить от федерального правительства право регулировать цены на сырье и другие стратегически важные материалы. Эти же представители крупного бизнеса после предлагаемой Барухом национализации железных дорог и торгового флота должны были встать у руля этих новых госмонополий. Подобное переустройство экономики, в свою очередь, требовало бы пересмотра или отмены введенного перед войной антимонопольного законодательства.
Барух не был одинок. Все 1920-е и 1930-е годы высшие американские деловые круги с большим интересом следили за нововведениями за рубежом в области управления отраслями и крупными проектами. И хотя гигантские стройки первых советских пятилеток завораживали своими масштабами, представителей Уолл-стрит, конечно же, больше привлекали перемены, охватившие Италию при Муссолини и Германию при Гитлере. Особенно учитывая то, что вложения крупных американских инвестиционных банков сделали возможным формирование промышленных конгломератов, ставших экономической опорой для НСДАП.
Товарищ Бернарда Баруха по Военно-промышленному комитету Роберт Сомерс Брукингс — финансист, ставший общественным деятелем, основатель Брукингского института — с большим почтением отзывался о преобразованиях, произошедших в Италии при Муссолини. Глядя на опыт фашистов, с одной стороны, и на советские преобразования, с другой, Брукингс выдвинул тезис о том, что американский капитализм, чтобы выжить в новое время, должен отказаться от недальновидности рыночной конкуренции и заняться широкой кооперацией.
В книге «Путь вперед» Брукингс пишет: «Словесное проклятие коммунизма, популярное сейчас в Соединенных Штатах, ни к чему не приведет. Выбор между капитализмом и коммунизмом зависит от одного момента. Сможет ли капитализм приспособиться к новой эпохе? Сможет ли он уйти от своего старого индивидуализма, в котором доминирует эгоистичный мотив прибыли, и создать новую эпоху сотрудничества с социальным планированием и социальным контролем, чтобы он мог служить лучше, чем раньше, благосостоянию всех людей? Если это возможно, то он сможет выжить. Если нет, то нашим детям будет навязана та или иная форма коммунизма. Будьте уверены в этом!»
Мысль Брукингса развил другой важный «философ от крупного бизнеса» Эдвард Филен: «Ясны две вещи. Первая заключается в том, что предпринимательство, чтобы быть хорошим предпринимательством, само должно осуществляться как общественное служение. Вторая — это то, что наилучшее возможное общественное служение деловых людей — это служение, оказываемое в и через частные предприятия мира».
То есть ключ к выживанию американского капитализма, столкнувшегося с вызовом социалистических революций и возникновением фашистских режимов в Европе, на Уолл-стрит увидели в ставшей нынче мантрой «социальной ответственности бизнеса», занимающегося не простой максимизацией прибыли, а «социальным планированием».
Президент рокфеллеровского Standard Oil of New Jersey Уолтер Тигл (мы его уже встречали в совете директоров американского филиала IG Farben. — Л. К.) добавил, что подобная реорганизация капитализма не может получиться спонтанно, и что для этого необходимо вмешательство государства: «Добровольная кооперация внутри отрасли недостаточна для исправления ее бед. Ее будет недостаточно, даже если снять законодательные ограничения на сотрудничество (в смысле антимонопольное законодательство, разрушившее крупные американские тресты перед Первой мировой войной. — Л. К.), хотя отмена таких ограничений приведет к огромному прогрессу.
Для защиты корреляционных прав производителей и обеспечения соблюдения надлежащих законов об охране природы необходимо использовать полицейскую власть государства».
Конечно, Тигл это писал не только и не столько из соображений защиты экологии, а рассматривая возможные нормативные механизмы для принуждения конкурентов к участию в картельном сговоре. У него потом появилась возможность сделать это на практике, выступая при рузвельтовском «Новом курсе» в роли государственного деятеля.
Центральную роль в «Новом курсе» сыграла созданная в самом начале президентства Рузвельта Национальная администрация восстановления (National Recovery Administration — NRA). По своим функциям она по факту стала предложенным Бернардом Барухом мирным аналогом Военно-промышленного комитета. Возглавил ее первый заместитель Баруха по комитету Хью Джонсон. У Джонсона были три заместителя: уже упомянутый нами Уолтер Тигл из Standard Oil of New Jersey, вице-президент торговой сети Эдварда Филена Луи Кирштейн и президент General Electric Джерард Своуп.
Джерард Своуп был не просто сторонником центрального планирования по картельному принципу — он предложил в 1931 году президенту Герберту Гуверу собственный план использования схем Военно-промышленного комитета в ответ на Великую депрессию. Однако Гувер отверг план Своупа, справедливо обратив внимание на сходство предлагаемых им механизмов с преобразованиями, в то время происходившими в фашистской Италии. Вот что по этому поводу в своих мемуарах написал сам Гувер:
«Среди ранних фашистских мер Рузвельта был Закон о восстановлении национальной промышленности (NRA) от 16 июня 1933 года. Истоки этой схемы стоит повторить. Впервые эти идеи были предложены Джерардом Своупом (из General Electric Company) на встрече представителей электротехнической промышленности зимой 1932 года. После этого они были приняты Торговой палатой Соединенных Штатов. Во время предвыборной кампании 1932 года Генри И. Гарриман, президент этой организации, призвал, чтобы я согласился поддержать эти предложения, сообщив мне, что мистер Рузвельт согласился сделать это. Я пытался показать ему, что всё это — чистый фашизм; что это просто повторение „корпоративного государства“ Муссолини, и отказался согласиться с чем бы то ни было из этого. Он сообщил мне, что, учитывая мою позицию, деловой мир поддержит Рузвельта деньгами и влиянием. Это, по большому счету, оказалось правдой».
В 1932 году Франклин Делано Рузвельт разгромил Гувера на выборах, пользуясь обильной финансовой поддержкой Уолл-стрит, плотью от плоти которой он и являлся.
Столкнувшись с паралитической болезнью и диагнозом «полиомиелит», Рузвельт — представитель двух весьма уважаемых семей из торгово-банковской элиты Нью-Йорка и Бостона — не позволил болезни себя сломать. Разбитый параличом, он показал себя весьма результативным финансистом на посту вице-президента Fidelity & Deposit Company of Maryland, занимавшейся страхованием облигаций — деятельностью, очень сильно завязанной на личных знакомствах и политических отношениях. С 1921 года по 1928 год. Рузвельт входил в советы директоров 11 корпораций на Уолл-стрит. Он также стал президентом строительного картеля American Construction Council, созданного по тому же принципу, что проекты Баруха и его коллег. В качестве президента United European Investors, Ltd. Рузвельт успел поучаствовать в спекулятивном инвестировании в Веймарскую Германию.
С таким послужным списком Франклин Рузвельт вернулся в публичную политику в 1928 году, став сначала губернатором штата Нью-Йорк, а затем и президентом США. Сказать, что Рузвельт вошел в Белый дом как «человек Уолл-стрит», значит не сказать ничего. Но был ли Гувер прав, назвав самого Рузвельта фашистом? Можно ли, не будучи фашистом, принимать «фашистские меры»?
Рузвельт вначале расценивался в качестве весьма удобного, практически своего человека представителями финансово-промышленной олигархии США, прельстившимися возможностью обеспечить себе монопольные позиции с помощью государственной власти через механизм принуждения к картельному сговору. И два года эта схема проработала в форме Национальной администрации восстановления, управлением которой занимались представители этой олигархии напрямую, пока в 1935 году Верховный суд США не объявил данный механизм неконституционным.
Но олигархия, очевидно, хотела еще большего — того, на что сам Рузвельт согласиться не мог. В противном случае не возникло бы предпосылок для подготовки того неудавшегося государственного переворота, который мы разобрали в пятой части данного исследования. Но степень начальной зависимости Рузвельта и его «Нового курса» от олигархии Уолл-стрит была немалой. Именно в этом кроется причина того, что расследование Конгрессом попытки госперевота было спущено на тормозах.
Такая зависимость Рузвельта устраивать не могла, и он должен был искать другие точки опоры.
(Продолжение следует.)