У многих людей может сложиться впечатление, что ГМО — не имеет альтернатив для будущего сельского хозяйства и решения проблем продовольственной безопасности.
Такое впечатление может складываться и из того, что это сравнительно новая тенденция, которая выглядит прогрессивно, и из того, что множество стран и корпораций вкладывают в генетические эксперименты огромные средства, и из того, что на слуху большое количество историй о якобы успешном внедрении ГМО-культур в сельском хозяйстве и о высоких результатах этого внедрения.
Вопрос о пользе или вреде ГМО для человека, экологии и экономики пока выведем за скобки. Возможно, вместо этого было бы любопытно ознакомиться с альтернативным подходом для сельского хозяйства, который может оказаться не менее эффективным и при этом опирающимся как на прогрессивные достижения науки и техники, так и на лучшие традиции ведения сельскохозяйственной деятельности в России, СССР и мире.
Эта альтернатива описана в выступлении доктора биологических наук, академика РАН В. А. Драгавцева «О ТЭГОКП и о явлении взрывной электронной эмиссии» 24 февраля 2021 г. на круглом столе «Открытия в СССР и России». Ниже текстовая версия данного доклада.
Уважаемые коллеги! Для меня большая честь присутствовать на столь авторитетным и высоком форуме. Я расскажу вам о нашей работе. Нашей большой команде удалось открыть новое эпигенетическое явление.
Прежде всего, что такое эпигенетика. Монах из Австро-Венгрии Грегор Мендель в 1865 году открыл факторы, которые расщеплялись независимо один от другого. Так была заложена генетика.
Генетика — это новая наука. Ей всего около 140 лет. Генетика стала очень бурно развиваться и сначала все последователи Менделя думали, и так было даже до самых последних дней, что если есть некий признак, то обязательно под ним должен быть ген. Потому, что у Менделя были гены, они расщеплялись, и были признаки. К сожалению, все оказалось не совсем верным.
Эпигенетика — приставка «эпи» означает «над». Эпигенетика изучает все процессы изменчивости, все процессы наследования, которые происходят над уровнем генов, над уровнем молекул ДНК.
Изменяется форма, изменяются размеры плодов, изменяется масса зёрен — изменяются все признаки растения. Молекулы ДНК при этом остаются нетронутыми, они не меняются, — и вот это главное открытие эпигенетики. Она сильно подрубила основы традиционной генетики.
С 1973 по 1984 год я руководил очень большой кооперированой программой от Урала до Алтая и от Тюмени до Усть-Каменогорска. Вот на этом пространстве мы впервые в мире изучали генетику признаков продуктивности пшеницы. Никто никогда на этой территории, а она является основой производства хлебного зерна в стране, не изучал генетику признаков продуктивности.
Меня поддержал Лаврентьев Михаил Алексеевич, выделил мне достаточно большие деньги, мы организовали программу, подобрали сорта, каждый из которых имел какой-то ценный признак для сибирских пшениц. Скрестили их определенным образом — каждый с каждым по определенной схеме. Получили 225 комбинаций и разместили их в восьми селекционных центрах.
Работало несколько институтов и более 150 человек. В результате мы получили восемь принципиально новых сортов из этой программы. Они были районированы в очень широком диапазоне от Урала до Тувы и Монголии. Сейчас от этих сортов произошли еще семнадцать дочерних и внучатых сортов, они оккупировали более десяти миллионов га.
Но самое главное, мы в этой программе открыли новое эпигенетическое явление. Явление смены продуктов генов от признака продуктивности при смене лимитирующих факторов среды.
Этого традиционно генетика не предполагала. Традиционно генетика считает, что у любого признака должна быть стабильная паспортная генетическая характеристика. Но этого не оказалось. Оказалось, что генетика под каждым признаком продуктивности блуждает. Она в один год одна, а на том же поле в другой год — другая.
Совершенно точно также она блуждает между точками. Причем амплитуда этих блужданий, скачков примерно равна. То есть в одной точке по годам и в разных точках в один год примерно одинакова.
Когда мы закончили программу, ко мне приехали селекционеры Сибири и спросили, какие рекомендации вы нам можете дать? Я сказал, никаких дать вам рекомендаций не могу. Дайте мне еще год, я должен разобраться в этой пляске генетических характеристик.
И мы разобрались. Мы поняли, что когда меняется лимитирующий фактор среды, то продукты, наработанные генами и сидящие в клетках, их набор, спектр, меняется в детерминации того же самого признака. То есть блуждающая генетика под каждым признаком продуктивности.
Нам стало ясно, что начинать селекцию нужно не с изучения генетики организма, а с изучения динамики лимитирующих факторов среды.
И мы разработали теорию. В 1984 году мы опубликовали в докладах Академии наук СССР теорию эколого-генетического устройства признаков продуктивности. Из этой теории вышли 24 следствия с принципиально новыми прогнозами, биологическими, очень важными. Вышло десять ноу-хау очень мощных в селекционном отношении. И шестнадцать принципиально новых инновационных технологий.
По нашим технологиям сделали уже четыре сорта. «Гренада» районирован уже от Красноуфимска до Алтая. По двум регионам, по девятому региону и по десятому региону там пятнадцать миллионов гектар под яровой пшеницей.
Сорт «Гренада» уже дает очень мощный эффект, но, когда он будет районирован на всей территории, он будет давать ежегодный эффект примерно на 60 миллиардов рублей.
Сорт «Икар» тоже на десять центнеров, на одну тонну, превышает все сорта.
И сорт «Атланта-2» тоже превышает абсолютно все сорта минимум на десять центнеров. А в некоторых точках превышает на 20 центнеров и больше.
Наш сорт «Гренада» в Башкирии в прошлом году дал урожай от 55 центнеров до 70 центнеров.
А все прочие районированные сорта дали урожай средний 35 центнеров.
Я написал докладную записку президенту Путину, в которой показал, что есть новая методика, есть новая теория, есть новые технологии, которые создают сорта, которые могут Россию превратить из страны импортера зарубежных сортов в страну экспортера.
Причем эти сорта будут прорывными, они буду примерно на десять-двадцать центнеров превышать все сорта той страны, для которой мы их сделали. Но для этого нужен селекционный фитотрон, то есть климатические камеры, построенные в определенном здании. В этих камерах мы сможем воспроизводить динамику лимитирующих факторов той страны, для которой мы хотим повысить урожайность их сорта.
Мы сейчас не можем продать Франции, например, погоду над полями Франции. Но если мы в фитотроне сделаем погоду полей Франции и в этих камерах увеличим нашими технологиями продуктивность на одну-две тонны, а может и на три, то потом мы этот сорт запатентуем, дадим ему свое название, хотя он произошел от французского, и предложим Франции купить его у нас.
Тонна зерна пшеницы стоит сегодня пятнадцать тысяч рублей, а во Франции 6 млн гектар под пшеницей, умножьте и вы получите сотни и сотни миллиардов рублей. Французы, если купят у нас этот сорт, они будут выращивать десять лет. За десять лет они получат экономический эффект более полутора или даже двух триллионов рублей.
Мы можем делать сорта для любой точки земного шара. Причем наши сорта будут обгонять все те сорта, которые сейчас растут на полях этих стран очень существенно, минимум на тонну и более. Поэтому продажа сортов, которые мы можем получить в нашем фитотроне, может дать России экономический эффект, сопоставимый с эффектом от экспорта некоторых энергоносителей.
Создание такого фитотрона мы сейчас пробиваем. Нас поддержала экономическая комиссия Евразийского союза, поддержал нас министр экономики Евразийского союза Глазьев. Сейчас проходит конкурс, мы надеемся, что Евразийский банк развития даст нам необходимые деньги на строительство.
Кроме того, нас поддерживает Ростех, который предлагает здание под фитотрон. Нас поддерживает Роскосмос и другие организации, дело сдвинулось и дело пошло.
В этом селекционном фитотроне совершенно необходимо использовать открытие академика Фурсея — явление взрывной электронной эмиссии. На основе этого открытия Георгий Николаевич создал серию портативных рентгеновских приборов. Это маленькие приборы, их можно выносить с собой в поле, и можно в поле отбирать уникальные единичные растения, несущие очень важные признаки.
Например, когда скрещиваются разные сорта пшениц, мы имеем гибридное поколение — первое, потом второе, расщепляющееся. В этом расщепляющемся поколении селекционер отбирает визуально самые толстые колоски. Но, с помощью рентгеновских портативных устройств, мы можем увидеть — соломина у этого растения заполненная или пустая. Если соломина заполненная, такая пшеница никогда не ляжет от дождя и от ветра. А если она пустая, она склонна к полеганию.
Также мы можем посмотреть, сколько в колоске зерен. Моментально с помощью такого аппарата мы можем оценить, если зерен мало — мы выбрасываем, если зерен много, мы отмечаем это растение. И какая масса зерен? Если зерна выполненные, большие, это тоже видно с помощью рентгеновского аппарата.
Кроме того, в плодоводстве, например, с помощью портативных аппаратов Георгия Николаевича можно смотреть, как сросся подвой с привоем у каждого саженца. И можно рассортировывать все саженцы по цене. Если срастание на 100% — дороже, если срастание на 50% — стоит дешевле, если срастание на 25% — совсем дешевый.
Можно с помощью рентгеновских аппаратов определять глубину заложения узла кущения у пшениц. Чем узел кущения глубже заложен, каждый сантиметр глубины в почве увеличивает морозостойкость на 25-30%. То есть можно отбирать морозостойкие озимые пшеницы.
Вот эти две разработки — наше открытие эпигенетики и явление открытое Фурсеем, приведшее к созданию портативных уникальных рентгеновских аппаратов — сразу выводит Россию на очень большой приоритет.
Селекционный фитотрон не имеет аналогов в мире, в мире нет технологий работы с ним, и в России нет больше подобных технологий и наших ноу-хау. От их внедрения экономический эффект будет очень большим.
Один сорт мы можем продать, допустим, за сто миллиардов рублей. Но таких сортов может быть по одной культуре десятки, по второй десятки, по третьей — по всем культурам, которые в мире возделываются, могут быть созданы сорта, которые резко увеличивают урожай.
Когда-то академик Трофим Лысенко написал письмо Сталину, что если все озимые пшеницы России подвергать яровизации и высевать их осенью, зимой зарыть в снег, а потом весной посеять, то таким образом повышается урожай на один центнер с гектара. Поскольку в СССР 100 млн га пшеницы, значит общая прибавка будет сто млн центнеров.
Сталин немедленно сделал Лысенко президентом ВАСХНИЛ, Всесоюзной академии сельскохозяйственных наук имени Ленина, немедленно сделал ему журнал «Яровизации», дал ему неограниченное количество работников, в Одессе, селекционно-генетическом институте, дал ему неограниченное количество теплиц — и это все было сделано очень оперативно.
Мы говорим о прибавках не одного центнера, мы говорим о прибавках в десять, двадцать, тридцать центнеров. Это значит, валовый сбор зерна на территории России может быть повышен на 60-80%. Это даст миллиарды рублей. Этот симбиоз — разработки академика Фурсея и наши разработки — дадут России огромнейший экономический эффект. Это все просчитано, продумано, показано на экспериментально созданных сортах. Россия сегодня может стать лидером и главным экспортером новых прорывных сортов сельскохозяйственных растений. Она может их сделать для любой страны, для любой точки земного шара.