Я окончил геофизический факультет Московского геологоразведочного института с красным дипломом, перед этим школу с золотой медалью. И у меня к пятому курсу уже была написана диссертация по так называемым некорректно поставленным задачам. Но один тогдашний комсомольский деятель, который в будущем стал прогрессивно мыслящим антисоветским журналистом и газетным магнатом, написал на меня формальный донос (я его читал — со штампом, кличкой собственной и так далее). Меня обвинили в чтении и обсуждении нелегальной литературы. Имелась в виду книга Авторханова «Технология власти», которую я действительно обсуждал, доказывая несправедливость антисоветской концепции Авторханова.

Меня после этого уже не могли принять в очную аспирантуру, а кого-то надо было принять. И принят в нее был хороший, веселый, бойкий парень, мой тогдашний приятель, с которым я ходил в походы и который в этих самых некорректно поставленных задачах ничего не понимал. Он вообще был обаятелен, был замечательным туристом и среднекачественно бренчал на гитаре всякие туристические песни. И улыбка у него была веселая, и такой он был статный из себя, кожаную куртку очень красиво носил. Всё было при нем. Парня позвали и сказали ему, что он будет зачислен вместо меня в аспирантуру, и я был в высшей степени не в претензии, я радовался за парня. Мы пошли в студенческую столовую, и я его спросил: «А какая у тебя тема-то будет в аспирантуре?» Парень мне ответил с неописуемой важностью, которая в нем возникла за время, пока он прошел от деканата до столовой: «Ну, как тебе объяснить, Сережа… Это такая важная вещь — некорректно поставленные задачи. Ты это вряд ли поймешь».

Потом парень вылетел из аспирантуры, как пробка из бутылки. Не в этом дело. Я вдруг понял, как легко набирает высокомерие поверхностно цивилизованный человек, закомплексованный и вдруг обнаруживающий, что у него возникают какие-то основания для этого высокомерия: ему статус придают — он уже взят в аспирантуру!

Я потом окончил аспирантуру в Институте океанологии, защитился… Не важно, не в этом дело. Этому парню достаточно было подняться на маленькую ступеньку, чтобы начать вести себя подобным образом. Сколько же у него внутри было комплексов! И это же не пример отдельного парня. Это состояние нашей элиты — из грязи в князи.

Современный человек, далекий от иммунологии, биофизики, генетики и прочих относительно недавних стремительно развивающихся направлений человеческой мысли, конечно же, не может за этими направлениями уследить. Но такой человек, если он обладает сочетанием бойкости и поверхностности, очень быстро набирает высокомерие.

И когда ему по долгу службы приходится решать острейшие медицинские проблемы, притом что от его решений зависят судьбы людей, то он ведет себя хуже, чем тот Закревский, с обсуждения которого я начал сюжет о борьбе с холерой почти два столетия назад. Он оперирует своей нахватанностью, выдавая ее за настоящую компетентность. Притом что настоящей компетентностью он просто не может обладать. И чем меньше он понимает в происходящем, тем более цепко он хватается за спасательный круг частичного, неглубокого, отсталого понимания того, что ему бы полагалось понять по-настоящему.

Во времена Закревского не было всех этих дисциплин. И не было вакцин. А теперь всё это есть. «Мы же знаем, что действовать надо вот так, так и так. А раз мы это знаем — смирно! Шагом марш! Вперед!»

А что если на самом переднем крае современного человеческого знания возникло нечто, в определенных случаях абсолютно не совместимое с этим «вакциномерием» (от слова «высокомерие»)? Что если оно уже возникло? Что если оно вытекает из всей сути современной иммунологии? Что если про это знают академики, которые отводят глаза, когда им об этом говорят? И что если это всё — доказанное знание, мировое?

Можно было бы хотя бы поинтересоваться этим. Но такой человек, о котором я говорю, интересоваться не будет. Он с давних пор, еще только становясь политиком, с корнем вырвал у себя возможность сомневаться, доуточнять, развивать компетенцию, проявлять уважение к чужой осведомленности, а главное — испытывать моральные проблемы в связи с тем, что он будет принимать решения в условиях, когда, что называется, ни бум-бум.

И вместо того чтобы встретиться с недостаточностью своих знаний, поговорить с нею в ночной тишине, устыдиться, а наутро начать грызть гранит чужой ему науки… Вместо того чтобы советоваться с теми, чей мозг устроен иначе, он вспоминает какие-нибудь азы, принимает эти азы за последнее слово, именует всех, кто этого не принимает, диссидентами, антипрививочниками и так далее. И прет рогом туда, куда его влекут знания азов.

Понятное же дело, что нет никаких квантов. Какие кванты? Берешь тело и сдвигаешь — на сколько хочешь. Какие перепрыгивания с уровня на уровень? Понятное же дело, что энергия — это одно, а масса — это другое. Как это они могут быть связаны? И вообще, нет бога кроме Ньютона, а мы все — пророки его из средней школы…

Потом вдруг оказывается, что есть Планк, что есть Эйнштейн, что есть Бор, Борн, Паули. Есть странный мир.

Вот в результате того, что возникает эта высокомерная полутьма, кажущаяся себе просвещенной, просветленной, в определенных случаях возможно всё, включая гибель нации.

На предыдущем этапе развития человечества было обнаружено, что организм, который преодолевает болезнь, вырабатывает для этого преодоления некие антитела, буквально пожирающие болезнь. Для того времени это было великое открытие. На его основе были изобретены вакцины, то есть лекарства, аналогичные ядам, которые с древнейших времен врачи рекомендовали потреблять в малых количествах как для приучения к ядам, так и для мобилизации организма на то, что называется противодействием отравлению. Организм, постепенно приучаясь к большим дозам, мобилизуется всё больше и больше. Вообще, при приеме малых доз происходит полезная встряска, а не то разрушение организма, которое произошло бы при приеме большой дозы того же самого.

На таких вещах базировалась медицина с древнейших времен. Именно это породило и древнюю, и современную гомеопатию, а также многое другое. Но только в конце XIX века данный принцип стал применяться для излечения опаснейших заболеваний с помощью создания вакцин, которые по сути являются теми же самыми малыми дозами яда под названием «инфекционное заболевание».

Человек принимает эту малую дозу, организм мобилизуется, усваивает, как именно ему надо бороться с ядом под названием «инфекция». Так считалось. А поскольку доза маленькая, то он не умирает и не рушится под воздействием этой инфекции. Он учится бороться, то есть вырабатывать антитела. А будучи уже обученным этому на малых дозах, он при принятии больших доз, например, при контакте с человеком, заболевшим определенным инфекционным заболеванием, будет гораздо быстрее и с иной сноровкой действовать, преодолевая опасность. То есть вырабатывать антитела.

Это было великое открытие. Оно породило и целый ряд научных направлений, и огромное количество спасительных лекарств, и гигантскую отрасль фармакологии. То есть промышленности, которая изготавливает, ориентируясь на этот принцип, и продает этих лекарств на триллионы долларов.

Время от времени возникали некие сбивы, но на них не обращали внимания. И только за последние 30 лет (ну хорошо, 50 лет, но не больше — сам себя поправляю) ученые получили неоспоримые доказательства того, что спасительные антитела, получаемые за счет вакцинирования, не всегда бывают спасительными. Что они закономерным образом в определенных случаях усиливают, а не ослабляют ход болезни. Или рождают новую болезнь. Причем в этих случаях антитела могут и придавать болезни более острый характер, и более того — модифицировать заболевание, делать его качественно более опасным.

Эти сведения были добыты настоящими учеными, работающими на переднем крае науки. Работая на этом крае, добывая эти сведения, эти ученые, американские в том числе, одновременно пестовали новые вакцины, учили молодых людей их создавать. А потом эти молодые люди становились Нобелевскими лауреатами. А потом они говорили, что они допустили ошибки и исправляли эти ошибки… Чуть позже я попытаюсь всё это обсудить подробнее, не впадая при этом в такое наукообразие, которое заведомо сформирует пропасть между знаниями пользователя и знаниями специалиста.

А сейчас я просто задамся совершенно конкретным вопросом: а что если, коль скоро всё это существует (а оно существует, и не в фантазиях, не в маргиналитете, а в высшей медицинской элите), применение вакцин не спасет людей от того же ковида, а этот ковид или усугубит, или даже превратит во что-то худшее?

Я же не утверждаю, что так будет. Я просто обращаю внимание на то, что так бывало. Создатели определенных вакцин (например, от полиомиелита) боролись друг с другом. Они много что рассказали об опасностях вакцины конкурента. И люди слушали. А рассказывали это ученые… У подобного «бывало» есть определенное научное обоснование, не имеющее ничего общего с ковид-диссидентством или прививочным диссидентством, с дремучим страхом перед прививками как таковыми, с антипрививочным дикарством.

Это «бывало» является фундаментом научного мышления. Оно называется «экспериментом, давшим неожиданный результат». Новые научные открытия возникают тогда, когда подобные экспериментальные «бывало» соединяются с тем, что ученые обрели совершенно новые знания и возможности — такие знания и возможности, которые в значительной степени проблематизировали все предыдущие знания. Так развивается человеческая мысль вообще, так развивается наука.

Но этого не понимает слегка приобщенный к науке дикарь, он же — цивилизованный пользователь. В лучшем случае такой специфический дикарь, гораздо более опасный, чем дикарь натуральный, вспомнит, что ему кто-нибудь в школе что-то рассказывал про антитела. И что это истина в последней инстанции: выработал антитела — не будешь болеть. А может быть — и это худший случай — такой цивилизованный дикарь даже ничего и не вспомнит. Он просто скажет, что «им виднее», что «все так делают», что это ученые, поэтому «Смирно!». И их именем буду командовать вами.

Нечто сходное изрекала Липочка, героиня пьесы Островского, сказав про своего жениха: «Известно, он благородный человек, так и действует по-деликатному. В ихнем кругу всегда так делают».

И неужели кто-то считает, что Трамп не может сказать подобное про Фаучи, Редфилда, Берк и так далее? Что они люди благородные, обученные, и мыслят по-деликатному. Полно, только это и говорится! И у нас говорится то же самое. С той разницей, что у нас в определенных кругах боготворят всех этих Фаучи, Редфилда и так далее даже больше, чем на Западе, гораздо больше. И гораздо более экстазно и тупо.

И если те западные господа ориентируются на самих себя и на своих хозяев, то у нас власть имущие ориентируются на этих господ, которые ориентируются на кого-то. Там все эти ученые ориентируются на «фарму» и на «глубинное государство» и особые слои элиты, а у нас ориентируются на этих ученых.

И наши власть имущие, и их западные собратья — это по сути обычные пользователи. Причем такие пользователи, которые никогда не будут напрягать мозги для того, чтобы понять, что творится на переднем крае науки. А напротив, будут считать вчерашние открытия, преподанные им на каких-то очень куцых уроках, последним словом современной науки или, точнее, ее вечным словом. А себя — сопричастными этому слову, то есть избранными. А раз избранными — то и руководящими, командующими, господствующими над ничего не понимающей «нелюдью».

Такого пользователя легко отвратить от вакцинации, внушая ему что-нибудь конспирологическое. Мол, дурят голову, разводят, замысливают зло, мошенничают. Это будет воспринято. А поскольку оно отчасти так и есть, то возникает ложная альтернатива между якобы культурными современными людьми, якобы знающими, что такое вечные истины, людьми, якобы вписанными в цивилизацию, — и дикарями, которые самих себя отдают на погибель и всем окружающим вредят до крайности, распространяя инфекцию.

Как только такая альтернатива возникнет (а на нее многие работают по понятным причинам), ситуация будет заведена в тупик. Правительства разных стран мира (например, той же Германии) заявят, что их мудрым действиям, основанным на сопричастности дарам цивилизации, препятствуют кто? — дикари. Да еще и опасные дикари, какие-нибудь нацисты, другие разрушительные элементы. Такие разрушительные элементы в силу своей дикости отвергают всё то, что создано человечеством для того, чтобы спасать людей от губительных заболеваний. И это известно всем не диким людям, знающим об однозначной благостности вакцин, а также о благостности карантинов и прочего… (Пушкин, высказывание которого о холере и карантинах я привел в прошлой передаче, был одним из самых образованных людей своей эпохи. Не только гениальным, но и образованным.)

Ну, и как же можно считаться с мнением дикарей и разрушительных элементов? Это мнение надо отвергнуть во имя спасения человечества! Притом что способ спасения очевиден — есть вечные истины: карантин, вакцина и так далее. Ну так те, кому этот способ известен, и будут спасать человечество, наплевав на дикарское сопротивление нецивилизованных слоев населения.

А если они при этом еще и «бабки» сделают… Потому что они умные и умеют и человечество спасать, и «бабки» делать. Они видят тренд, понимают, как действовать в нужное время в нужном месте и будут использовать это для спасения бедных, страдающих и недопросвещенных людей от дикарей. Спасение от этих дикарей будет осуществляться при помощи полиции и армии. И в любом случае насилие, информационные репрессии и всё остальное — всё это будет применено «для вящей славы вакцины» (иезуитами было сказано: «Для вящей славы Господней», у Хаксли говорится: «Для вящей славы господа Форда»).

А как не применять насилие, если знаешь благо, а тебе мешают это благо подарить людям?

А поскольку такие якобы цивилизованные люди считают своими противниками тех, кто уже посажен на иглу полудикой конспирологии, то у них и совесть чиста. Им не нужно быть в числе злодеев, злоумышляющих против человечества. Им нужно просто заглотнуть в достаточной дозе то косное псевдоинтеллектуальное высокомерие, обладатели которого в одних случаях знают, что Карл Маркс и Фридрих Энгельс — это четыре совершенно разных человека; в других случаях — что бог не сидит на облаке, потому что там летает аэроплан; а в третьих случаях — что вакцина всегда от всего спасает.

Поскольку по другую сторону находятся и впрямь достаточно странные порою люди, то даже умеренно осведомленные нормальные граждане, чующие, что в происходящем есть что-то скверное, не захотят объединяться со странными людьми, и впрямь несущими в себе заряд чего-то очевидно сомнительного.

Еще до распада Советского Союза я опубликовал книгу «Постперестройка», посвященную достаточно сложным проблемам развития коммунистической идеологии. Противники этой идеологии поняли, что книга представляет определенную опасность, потому что в силу своей далекости от стереотипов может быть взята на вооружение частью интеллигенции. А что если потом эта часть интеллигенции объединится с просоветскими группами простых людей? Что если это объединение внесет весомую лепту в сохранение Советского Союза и коммунизма? А ведь всё еще не предопределено, чаши весов качаются.

Что было сделано для того, чтобы противостоять этому? Выступила — якобы в поддержку СССР и коммунизма — пара странных конспирологов и пара коммунистических фундаменталистов. Их выступления были раздуты антисоветскими средствами массовой информации. А потом врагами СССР и коммунизма было сказано: «Вот кто за СССР и коммунизм. Вот кто! Они! А ваш Кургинян — он такой же! Он же тоже за СССР и коммунизм. Значит, он такой же».

«Вон у кого-то на устах проклятия и рычание по поводу вакцин. А тут говорится что-то о каком-то переднем крае науки… Но это всё то же самое!»

Такой вот манипулятивный прием из далекого прошлого. Только ли из прошлого?

Недавно я выступаю на телепередаче. Мне говорят: «Вы ковид-диссидент. Вы — как такие-то и такие-то». Я говорю: «Почему я ковид-диссидент? Я считаю, что ковид — опасное заболевание, которое непомерно раздуто, и борьба с которым превращена в создание пакостей, которые почище ковида. Но ковид — это опасное заболевание, повторяю, достаточно специфическое. Это и не чудовищная погибель, и не банальный грипп. Это хитрая штука».

Но ведь не во мне одном дело. Дело в постоянном применении одного и того же манипулятивного приема.

В Германии против неадекватного ответа на вызов ковида выступило огромное число людей. Да, были разные люди. Но показали-то невменяемых и сказали: «Вы хотите, чтобы восторжествовали такие дикари? Вы хотите солидаризироваться с этим ковид-диссидентством?»

А дальше — больше. «Вы хотите солидаризироваться с этим антиглобализмом? То есть с борьбой с развитием вообще? Вы хотите солидаризироваться с этими борцами с генно-модифицированной продукцией, с этими радикальными экологами?»

И у меня возникает закономерный вопрос: а кто соединяет вполне законные протесты с этим контингентом? И не для того ли это делается, чтобы потом сказать, что с этим контингентом объединяться нельзя?

Ведь это же не стихийно происходит. Или не только стихийно. Это отчасти рукотворный, манипулятивный процесс.

Вдруг появляются очень неадекватные борцы с реальными технократическими ужасами, грозящими существованию человечества.

Вначале думаешь: «Плохо, что это просто дикари. Но что делать? Ведь как-то борются». А потом обнаруживаешь, что это не просто дикари. Что это еще и дикари, управляемые создателями технократических ужасов. Но это же реально обнаруживается раз за разом, в самых разных ситуациях. Когда, например, вдруг видишь Анпилова рядом с Каспаровым и Собчак на Болотной площади. Или рядом с Шамилем Басаевым.

«Мы за прекращение безумной бойни и за вывод российских войск с территории Чечни, — заявлял Анпилов. — Хватит прикрываться словами о борьбе с международным терроризмом, как это делает мировой разбойник США. Пусть чеченцы самоопределяются. Хотят отделиться от России — вольному воля».

А потом ты обнаруживаешь, что самые рьяные борцы за русский мир вопиюще очевидным образом сдают этот самый русский мир. При этом надувают щеки, по-прежнему утверждая, что они за него борются.

Я бы хотел, чтобы зритель передач, посвященных ковиду, как и зритель других моих передач, осознал масштаб данного как бы простейшего манипулятивного обстоятельства и степень его пагубности — и сопоставил день сегодняшний с тем, что происходило, например, в эпоху спора Маркса с Бакуниным.

Маркс не был дикарем, не понимающим, как устроен капитализм. Маркс не призывал ломать машины, как так называемые луддиты. Он был суперобразованным человеком, единственным полноценным оппонентом Гегеля. Он знал о капитализме больше, чем все создатели обычной политэкономии. Он уважал чужие открытия. Он преклонялся перед достижениями прогресса. Но он хотел всё это направить в другую сторону. Он был гуманистом, утверждавшим, что человек обладает сущностью. А так называемые позитивисты эту сущность отрицали, говорили о чистом листе, на котором можно написать всё что угодно.

Зачем был создан бакунинский, да и иной анархизм? Для того чтобы противостоять марксистскому коммунизму.

Кто свел Маркса в итоге в могилу? Монархисты и идеологи капитализма? Нет! В могилу его свел, разрушив его дело, анархист Бакунин. Потому что для любых врагов человечества, использующих определенным образом достижения цивилизации, наиболее опасны те, кто знают про эту цивилизацию больше, чем они. А остальные не опасны.

Я хотел бы, чтобы зритель в этой серии передач, посвященных ковиду, понял что-нибудь не только про ковид, но и про другое. Чтобы он понял, что есть четыре силы. Четыре, а не одна и не две.

Первая сила — настоящее дикарство, пусть даже и с элементами каких-то частных прозрений. И как бы ни было важно то, является ли данное дикарство спонтанным или манипулятивным, еще важнее, что это именно дикарство. Обреченное в силу этого на неминуемое поражение.

Вторая сила — косная и высокомерная псевдосовременность, выступающая от лица современности и пытающаяся монополизировать современность.

Третья сила — это по-настоящему высокоинтеллектуальная мерзость, мечтающая о порабощении человечества с помощью открытий, которые осуществили люди, по своей сути и моральному содержанию вполне сопоставимые с доктором Менгеле.

Четвертая сила — это настоящая современность, которая еще не до конца раздавлена и не до конца коррумпирована представителями псевдосовременности или теми, кто грезит порабощением человечества.

И мне бы хотелось, чтобы такое общее представление о происходящем не было оторвано от актуальнейших проблем современности. Таких, как ковид, трансформационные события, генно-модифицированное человечество и те же вакцины, которые я вскоре начну обсуждать. А также многое другое.

Да, на повестку дня встала проблема технократического вторжения в человечность как таковую. И очень часто говорится, что этому нет альтернатив. Хотя на самом деле совершенно понятно, что такая безальтернативность возникла на обломках коммунизма. И создана была для того, чтобы этот коммунизм не воскрес.

Технократическая трансгуманистическая мерзость, которая развивается, конечно же, не так стремительно, как хочется ее создателям, но и не так медленно, как это мнится тем, кто от нее отмахивается, была создана как альтернатива коммунизму. И основана на том, что человек не обладает сущностью. А потому во все, чем он обладает, можно или должно вторгаться.

Ковид и другие злоключения — это важные частности, используемые для того, чтобы ускорить движение мира по губительной трансгуманистической траектории. Но значит ли это, что мир будет двигаться по этой траектории, позабыв и о человеке, и о человечности, и о сущности, и успокоившись окончательно в какой-нибудь модификации хакслианства? Нет, конечно.

Да, для начала будет раскручена губительная трансгуманистическая модель со всеми этими генными редактированиями, выведением служебных людей и прочими мерзостями, смачно описанными в том произведении Олдоса Хаксли «О дивный новый мир», к которому в последнее время вновь стали обращаться те, кто чует скверну в происходящем.

Но даже то меньшинство, которое говорит, что злые силы пытаются навязать человечеству антиутопию Хаксли, в своей существенной части не хочет вчитываться в произведение Хаксли, к которому апеллирует. И пытается просто поставить знак равенства между тем, что описано в этом произведении, и абсолютной мерзостью, которая и именуется в литературе антиутопией.

Между тем, внимательное прочтение данного произведения, а также знакомство с семейством Хаксли, говорит о том, что «О дивный новый мир» — это не антиутопия.

Антиутопия была у Оруэлла, который ненавидел коммунизм и сочинил популярную карикатуру на коммунизм.

А Хаксли, во-первых, ненавидел капитализм. Как называют в его сочинении «О дивный новый мир» того бога, которому молятся обитатели этого нового мира? Его что, называют Карл Маркс? Или Владимир Ленин? Нет. Этого бога зовут Генри Форд.

Во-вторых, Хаксли в существенной степени своей как бы антиутопией любовался. Он отнюдь не рисовал ее одними черными красками. Оруэлл это делал, а Хаксли нет.

В-третьих, внутри модели Хаксли, которую зачем-то назвали антиутопией, есть не только несколько сортов людей, призванных осуществлять разные работы и быть довольными, каковы бы ни были эти работы. Там есть и отказавшиеся от такого производства разных людей дикари, живущие в резервации и продолжающие рожать в результате обычных браков. И там же есть некие суперальфа, то есть суперпродвинутые обитатели этаких островов, этаких респектабельных мест, куда ссылаются особо продвинутые умники, не желающие признать безупречным созданный мир пробирочных псевдолюдей, не желающие отказаться от Шекспира, Гете, Эсхила, Гомера, Бетховена, Леонардо да Винчи и так далее.

В своем произведении «О дивный новый мир» Хаксли не рассматривает динамику этого пробирочного мира. Он обсуждает этот пробирочный мир как данность. И утверждает, что этот мир лишен исторической динамики. Возможно ли подобное? Может ли этот мир быть до конца устойчив?

Нет, конечно.

Потому что как только будет создана эта самая иерархия поврежденных людей, выращенных в пробирках и обладающих определенными свойствами, результатом станет не золотой век, а борьба между создателями данных големов и самими големами. В результате та модель Хаксли, которую вполне можно считать не антиутопией, а утопией, накроется медным тазом.

И на ее место встанет другая модель, обсужденная в другом, менее известном произведении Хаксли «Обезьяна и сущность», посвященном тому устройству мира, которое возникнет после ядерной войны, порожденной срывом резьбы, неминуемым в случае, если возникнет мир людей из пробирок. А в этом мире, описанном в произведении «Обезьяна и сущность», богом уже просто откровенно является сатана. И мир этот откровенно устроен как ад на земле. Причем ад злобы, отчаяния и полудикости, то есть того, что обустроено на руинах предыдущей цивилизации, этого «дивного мира».

А что такое мир, описанный в произведении «Обезьяна и сущность»? Это оформление агонии человечества, а не определенного способа человеческого бытия. Стремительно мутирующие существа уничтожаются, умеренно мутирующие вписываются в определенный жизненный уклад, паразитирующий на обломках предыдущего. Но даже те, кто так вписывает умеренных мутантов, понимают, что умеренные мутанты родят еще более страшных мутантов, и всё кончится ликвидацией.

А что начнется по ту сторону ликвидации — отдельный вопрос. Бунтующие герои убегают в какие-то джунгли, где маячат сохраненные остатки человечества, не вкусившие в полной мере от ядерной войны и спасшиеся в Новой Зеландии.

Трансгуманизм содержит в себе своего могильщика. Это и выродки, которых он, тем не менее, создает за счет технических ошибок, и обитатели резерваций, и главное — суперальфы, которые превышают по своим возможностям обычных представителей наиболее интеллектуализированного вида альфа, а за счет этого превышения начинают прельщаться величием предыдущей культуры со всеми вытекающими последствиями.

Короче, либо коммунизм с его бесконечной влюбленностью в человеческую сущность и человеческие резервные возможности, либо сначала трансгуманизм, потом срыв резьбы, потом ликвидационный сатанизм. Ну, есть еще и возможность покончить с человечеством до всех этих «либо», используя или особо губительное биологическое оружие, или прямые технические достижения, ядерные.

Но коммунизм возможен только в условиях, когда целью станет не прибыль, не комфорт и не покой, а вечный бой, то есть яростное восхождение человека. Отказавшись от прибыли, позднесоветские бонзы не отказались ни от комфорта, ни от покоя. И погубили свой ущербный коммунизм. А настоящий коммунизм может быть построен только на основе вовлеченности людей в то, что является подлинным участием в человеческом беспредельном поиске истины, в человеческом стремлении к преодолению наличного понимания всего на свете, в человеческой страстной сопричастности всему тому, что метафизика именует огненностью. И что, безусловно, включает в себя и желание самим что-то двигать вперед, и желание знать, что именно и как именно движется вперед, отменяя нечто, казавшееся вчера безусловным, и создавая то новое, что тоже будет впоследствии в каком-то смысле отменено.

А поскольку я не хочу в этом цикле передач отрываться от основной конкретной ковидной темы, то я предлагаю обсудить это новое применительно к ковиду. Тем более что именно ковид является катализатором скверной псевдоновизны. Причем речь идет о разных способах ее катализации. Один из них — тот, которому я хочу посвятить эту серию передач в рамках большого сериала, — это особый вакцинаторский экстаз мировой бюрократии, подстегиваемый немереными прибылями фармакологического бизнеса.

Этот экстаз у нас на глазах становится законодателем некоей особой моды. А всех, кто в этот экстаз не впадает, приказано — и это методологически еще важнее самого экстаза — зачислять в ряды дикарей, отрицающих достижения современной цивилизации.

Еще раз подчеркну, что такое одикаривание противника — это общий политтехнологический и даже философско-методологический прием, призванный обеспечить монополию сил, этот прием использующих.

Но мне бы хотелось обсуждать данный прием не в отрыве от конкретики, а опираясь на нее. Я уже сделал это, обсуждая редактирование генома. И теперь хочу сделать аналогичное, обсуждая то, что нависло над человечеством — перспективы чуть ли не насильственной вопиюще упрощенной вакцинации. С тем, что стоит за этой перспективой, нельзя разобраться, не обсудив хотя бы вкратце вообще проблему иммунитета, ради поддержки которого людям вменяется эта самая вакцинация.

Так что же такое иммунитет, на который надо воздействовать именно с помощью вакцин для того, чтобы спастись и от ужасного ковида, и от еще более страшных напастей?

Повторю еще раз. Если мы с этим не разберемся, то очень быстро разделимся на сторонников и противников вакцин, ревнителей отдельных вакцин, отрицающих полностью другие вакцины. И никакого содержания тогда борьба с вакцинацией не получит. Место этого содержания заменят вопли, которые будут тем более надрывными, чем меньше в них будет содержания. Поэтому борьба за содержание, она и только она, определит судьбу XXI века, нашу судьбу, судьбу наших детей и внуков и всё направление исторического процесса. Или отмену истории, то есть гибель.

Конечно, вопить легче, чем напрягать извилины. Но мы уже неоднократно убеждались в том, к чему приводят эти вопли, чего бы они ни касались. Всё выглядит поначалу ужасно эффектно. Но это эффектность быстро лопающихся пузырей. И те, кто хотят добиться другого результата, должны приучаться напрягать извилины, даже если это касается проблематики, им глубоко чуждой.

Поверьте, мне есть чем заниматься в жизни, кроме исследования иммунологической, молекулярно-биологической и всей прочей проблематики, которая всегда останется для меня отчасти чужой. Но если эта проблематика вдруг оказалась плотно состыкована с судьбами человечества, а также с конкретными судьбами людей, которыми я руковожу, то как я могу отказаться от ее понимания, если мне нужно и самому вырабатывать определенные решения, и как-то воздействовать на содержательность того диалога по вопросу о ковиде, который на сегодняшний момент носит совершенно бессодержательный и потому вопиюще деструктивный характер?

К тому же, если в XXI столетии мы не можем разобраться со сложнейшими содержаниями, не будучи специалистами (которые, вдобавок, всегда являются узкими специалистами — то есть прямой помощи нам оказать не могут), то власть узкой касты тех, кто способен в чем-то разобраться, окажется беспредельной. И я глубоко убежден, что эта власть не будет реализована с заботой о светлом будущем человечества.

Я уже неоднократно говорил о том, что методологическая ценность Маркса для меня заключается именно в его ставке на сложность. Маркс не постеснялся предложить своим весьма далеким от этой сложности простонародным сторонникам очень сложное содержание, находящееся на переднем крае современной ему философской и научной мысли. И он не потерпел фиаско, сделав такую сомнительную ставку. Тому свидетельством — создание СССР. Да, СССР рухнул, но он многое изменил в истории. По крайней мере, Гитлер не победил сразу, нахрапом, еще тогда.

Ну, а раз так, то руководствуясь той же методологией (не теорией, не концепцией, а именно методологией!), берите сложное, авангардное, предельно интеллектуальное и несите его не в башни из слоновой кости, а туда, где его с трудом, но могут востребовать те, кто на основе этой востребованности может менять историю вместе с вами. Вот на основе такой методологии мы должны, набравшись терпения, хоть немного разобраться в том, что именно разыгрывается сейчас вокруг проблемы вакцинирования.

Этот тип разбирательства я и хочу предложить тем, кто готов разделить мой подход к существу нового острейшего вызова, предложенного человечеству буквально в этом году.

Вакцинация — это средство мобилизации иммунитета. А иммунитет-то это что такое?

Читайте также: «Ни СИЗов, ни аспирина, ни лечения…». В суде оценили работу COVID-больницы