1 мая калифорнийский First Republic Bank (FRB) — 14-й по размерам активов банк США был объявлен банкротом. На момент банкротства под его управлением находились активы общим объемом в $229 млрд, что сделало его крах вторым по размеру в истории страны. Больше него был только крах Washington Mutual в 2008 году.
При посредничестве федерального правительства активы под управлением FRB были переданы крупнейшему банку в США — JPMorgan Chase, за $10,6 млрд. Этот же банк в 2008 году получил активы под управлением Washington Mutual объемом в $328 млрд, отдав за это право $1,9 млрд.
Если считать активы всех обвалившихся банков в 2023 году, нужно констатировать, что он уже стал крупнее банковского кризиса 2008 года. А банковский кризис 2008 года стал важной составляющей глобального финансового кризиса, иногда называемого в США Великой Рецессией. Кризис 2008 года коренным образом поменял архитектуру американской и мировой экономики через катастрофические преобразования. На языке американских элит это называется трансформационным событием.
Благодаря этому кризису в США сложилась ситуация, при которой четыре крупнейших банка: JPMorgan Chase, Citigroup, Bank of America и Wells Fargo — обеспечивают 45% всех банковских вкладов страны. И это было до того, как обвалы 2023 года поставили под угрозу еще полтриллиона долларов с лишним. А в смежной области инвестиционных фондов — «Большая Тройка» — BlackRock, Vanguard и State Street в совокупности являются крупнейшими акционерами у 88% компаний, чьи акции продаются на Уолл-стрит.
Эта ситуация называется олигополией, и она в руках этой горстки компаний сосредоточила баснословную власть. Действительно, можно ли было провернуть такую крупную аферу как коронавирусную панику 2020–2021 года, если бы подавляющее большинство как фармацевтических компаний, так и корпоративных СМИ не управлялось одними и теми же институциональными инвесторами?
Сейчас ситуация с олигополией уже усугубляется. До получения активов FRB JPMorgan Chase управлял $3,8 трлн. В обычной ситуации ни один финансовый регулятор не позволил бы ему приобрести банк размеров First Republic. А в условиях кризиса эти же регуляторы умоляли JPMorgan Chase сделать именно это.
Учитывая трансформационное значение кризиса 2008 года, у многих возникает закономерный вопрос — не приведет ли нынешний банковский кризис к аналогичному каскаду катастрофических изменений?
Можно сказать с уверенностью, что этот кризис еще отнюдь не кончился, а его причины не преодолены.
Федеральная резервная система США (ФРС) сейчас пытается побороть начавшийся в 2021 году инфляционный кризис с помощью повышения базовой процентной ставки, по которой банкам выдаются новые кредиты. Она чуть более, чем за один год, повысила базовую ставку с 0,25% до 5,25% — уровня, которого не было с сентября 2007 года.
В результате этого маневра произошли две вещи. Во-первых, новые кредиты для нуждающихся в ликвидности банков стали дороже. А во-вторых, доходность ранее выданных ценных бумаг казначейства США резко упала. Крупные банки First Republic и Silicon Valley Bank как раз столкнулись с ситуацией, когда доля их инвестиций в обесценивающихся старых казначейских обязательствах оказалась слишком высокой, а новые кредиты — слишком дорогими.
Эта ситуация с крупными вкладами в американские казначейские обязательства и потребности в новой ликвидности — совсем нередка для банковского сектора США. А настроения сейчас близки к паническим. Крах новых банков приводит к тому, что владельцы вкладов в других банках бегут их доставать, создавая тем самым дефицит в ликвидности, который надо закрывать, но это уже невозможно… Поэтому крайне высока вероятность того, что каскад обвалов региональных банков продолжится.
Естественно, принимаемые ФРС меры против инфляции никак не влияют на подстегивающие инфляцию топливный дефицит и нарушение логистических цепочек.
На эту ситуацию накладывается другой кризис, о котором финансовые аналитики в США начинают предупреждать, и который может быть вполне соизмерим или даже крупнее ипотечного кризиса 2008 года — ипотечный кризис по коммерческой недвижимости. Спрос на офисное пространство резко упал во время коронавирусной паники и не восстановился. Теперь владельцы этой купленной в кредит коммерческой недвижимости сталкиваются с проблемами оплаты долгов по ипотеке. Общий объем этих проблемных долгов оценивается примерно в $1,5 трлн.
Дефолт по этим кредитам может создать крупные проблемы уже не только для региональных банков, но и для больших инвестиционных фондов, всё так же спекулирующих на ипотечных деривативах, как они это делали до предыдущего кризиса. Это создает дополнительный потенциал для экстренных поглощений на Уолл-стрит и для дальнейшей гиперконцентрации активов в руках крупнейших банков и инвестиционных фондов.
На эту совсем неблагополучную ситуацию накладывается искусственно создаваемая угроза дефолта США по своим казначейским обязательствам. Управляемая республиканцами палата представителей и администрация президента США Джо Байдена сейчас играют в игру «Кто отвернет первым» вокруг спора о верхнем лимите размера государственного долга.
Вместо того чтобы автоматически повысить потолок добравшегося до отметки $31,4 трлн американского долга, как это требует администрация Байдена, республиканцы в Конгрессе решили увязать такое повышение с урезанием бюджетных расходов. Ведь размер дефицита американского федерального бюджета уже уверенно превышает триллион долларов. Белый дом такие требования называет неприемлемыми.
Министр финансов США Джанет Йеллен предупредила, что дефолт страны по долгам может наступить уже 1 июня, если стороны к этому времени не найдут хотя бы временное решение проблемы.
Скорее всего, сторонам получится достичь какую-то договоренность в последний момент и дефолта не будет как минимум пока. Но сама эта история с обсуждением ранее немыслимого для финансового сектора США вопроса о дефолте Вашингтона по своим обязательствам уже сама по себе оказывает сильное влияние на фондовые рынки.
Если Вашингтон всё-таки доведет ситуацию до дефолта, то вся вышеизложенная картина с ожидаемым каскадом банковских обвалов и сверхкрупным инвестиционным кризисом всё равно останется актуальной. Но если уподобить ситуацию без дефолта горящему сараю, то дефолт по казначейским обязательствам США туда закинет бочку с керосином.
Главным выгодополучателем внутри США от этого пожара всё равно будет складывающаяся олигополия сверхкрупных банков и инвестфондов. Просто без дефолта — при медленной катастрофе — олигополия будет поглощать активы разорившихся мелких конкурентов постепенно, а при быстрой катастрофе с дефолтом процесс с гиперконцентрацией активов сильно ускорится.
С точки зрения мировой экономики, и медленный «оптимистический» сценарий катастрофы и быстрый «пессимистический» — оба чреваты потерей долларом того, что осталось от его статуса мировой резервной валюты и международной расчетной единицы. Ибо вся его ценность заключалась в непререкаемой уверенности остального мира, что казначейство США — это надежный заемщик. Для международных позиций доллара сам разговор о возможности дефолта уже почти также опасен, как само событие.
Итак, США сталкиваются, под тем или иным соусом, не с рядовой нисходящей фазой своих обычных экономических циклов, а с надвигающейся катастрофой. Американские элиты привыкли рассматривать катастрофы в качестве возможностей радикального переустройства жизни на основе совершенно новых правил. В этом смысл термина «трансформационное событие».
Чтобы выйти из катастрофы на желательных для себя позициях, США необходимо обеспечить нечто, что обвалит весь остальной мир сильнее, чем их самих. Например, мировую войну, которая должна будет радикально ослабить их основных конкурентов, в первую очередь Китай. Одного украинского конфликта для этой цели уже недостаточно.