Essent.press

СССР дал миру альтернативу глобализму, лишающему человека мечты — политолог

Борис Михайлович Кустодиев. Октябрь в Петрограде. 1927 год
Борис Михайлович Кустодиев. Октябрь в Петрограде. 1927 год

Близится сто лет со дня основания СССР, одного из главных событий в российской и мировой истории XX столетия. Однако несмотря на преимущественно просоветские настроения и запрос на переосмысление советского наследия в обществе, российские элиты предпочли не отмечать эту дату.

О важности использования уникального советского опыта в условиях, когда коллективный Запад бросает экзистенциальный вызов России и человечеству, ИА Красная Весна рассказал доктор политических наук Владимир Павленко.

ИА Красная Весна: Владимир Борисович, сто лет назад был создан Союз Советских Социалистических Республик. Какую роль это событие сыграло в русской и мировой истории?

Владимир Павленко: Создание СССР, ставшее главным итогом Великой Октябрьской социалистической революции, в корне поменяло ход исторических событий. Для чего западными элитами затевалась Первая мировая война, которую на самом Западе называют «самоубийством Европы»? Да, источники сырья — колониальный передел; да, рынки сбыта, которые нужно было захватить, отнять у конкурентов и прибрать к собственным рукам.

Но это не главное; главное — глобалистская перспектива, и именно об этом немецкий социал-демократ Карл Каутский в 1914 году проговорился своей концепцией «ультраимпериализма». В гениальной, считаю, работе В. И. Ленина «Империализм как высшая стадия капитализма» (1916 г.) сформулированы шесть признаков империализма (именно шесть, а не пять, как утверждал советский идеологический официоз, в котором кому-то «новая роль банков» и «создание финансовой олигархии» показались одним и тем же).

Так вот, пятый признак — раздел мира между союзами капиталистов; шестой — борьба за его передел, которую ведут государства. Это означает, что олигархия делит мир и в своих интересах натравливает государства и народы друг на друга. Это и есть тот самый «теневой» механизм «концептуальной» власти, которая управляет не законами, указами и постановлениями, а мизансценами, которые создаются под конкретный проект. Первая мировая война — проект, фашизм — проект, ковид — проект, и так далее. Легальные власти с помощью таких мизансцен помещаются в коридор возможностей, в котором они ограничены волей концептуальных манипуляторов. От и до, и ни шагу в сторону.

Главная цель проекта «Первая мировая война» — разрушение всех континентальных империй — Российской, Германской, Австро-Венгерской, Османской. Кроме Британской, ибо кто платит, тот и заказывает музыку. Цель — уничтожение монархий с приватизацией концептуальной власти крупным бизнесом, выстроенным по династическому принципу. Бизнес-династии становятся «всем», но в политическом плане выводятся из публичной власти в тень, сохраняя свойственный династиям неограниченный горизонт планирования.

А вся эта комбинация, как фиговым листком, прикрывается, на постмодернистский манер, «партиями-демократией-выборами-правамичеловека» и так далее. Чтобы народ ходил на выборы и голосовал за партии, думая, что выбирает власть. Легальная власть превращается в придаток олигархии, выборы становятся шоу со скандалами и спецэффектами, политики же — марионетками.

И вот, на завершающей стадии реализации этого проекта, когда империи рухнули, в России происходит Великий Октябрь, создается новая, социалистическая государственность, которая предъявляет миру встречный, альтернативный проект.

Мерой того шока, который испытали западные элиты, оказался двукратный отказ Конгресса США от ратификации Версальского договора. То есть от вступления в Лигу Наций, создания которой президент Вильсон самолично добивался в Версале. И добился, только Лига стала больше не нужна, ибо элитам стало понятно, что проект провалился и нужно начинать все заново.

Именно тогда и началась подготовка Второй мировой войны, а промежуток между войнами такие влиятельные фигуры, как министр У. Черчилль и главком Ф. Фош, не сговариваясь, охарактеризовали как «не мир, а перемирие сроком на двадцать лет».

В создании нацизма принимали участие все наиболее влиятельные силы западного мира; неслучайно, что в финансовом отношении «великая депрессия» запускалась еще в 1920 году резким опусканием учетной ставки ФРС с созданием условий для экономического бума.

За этим последовало изменение закона о ФРС, отменившее двадцатилетнее ограничение ее полномочий (1927 г.), британское экспортное эмбарго (1929 г.) и зеркальный обратный подъем учетной ставки (1929 г.), послужившие прологом мирового кризиса.

Советский проект коллективному Западу нужно было «закрывать» именно потому, что он предлагал альтернативу глобализму; поэтому первые сполохи фашизма и нацизма засверкали на мировом горизонте сразу после Великого Октября, когда в Италии и Германии появились фашистские партии.

ИА Красная Весна: В чем, по-вашему, были предпосылки и причины возникновения этого нового типа государства, советского государства, на пространстве Российской империи? Почему именно тут? Ведь запрос на создание подобных типов общественно-политического устройства был и в других странах, да и сами большевики в первое время ожидали революционных перемен в остальном мире, в первую очередь в Европе…

Владимир Павленко: Имеются серьезные основания считать, что большевики «ставили» на мировую революцию, во-первых, по инерции, во-вторых, далеко не все большевики. В третьих, теорией мировой революции по-настоящему занимались только четыре лидера — К. Либкнехт и Р. Люксембург в Германии и Ленин и Троцкий в России.

Малоизвестно, что взгляды советских вождей расходились кардинально. Ленин считал движущей силой мировой революции русский пролетариат, а Троцкий — европейский; авангардом Ленин видел в каждой конкретной стране ее собственный пролетариат, а Троцкий — Красную армию, которую называл «армией Коминтерна». Это — наипринципиальнейшие разногласия, исключающие общность действий. Для Троцкого Россия была «охапкой хвороста» в костер вселенского пожара; Ленин же лозунг мировой революции использовал в качестве пугала, удерживающего западные элиты от прямого военного нападения на нашу страну.

На Западе запрос на социалистический проект иссяк с началом Первой мировой войны и появлением концепции «ультраимпериализма». Если отбросить игру слов, то это чистый глобализм; Каутский считал, что империализм — не последняя стадия капитализма, а будет еще одна, связанная с переносом в политику практики картелей и подчинением всех национальных империализмов самому сильному.

Ленин вступил в жесткую полемику с Каутским, отрицая «ультраимпериализм» именно потому, что увидел такую кошмарную перспективу и понял, что она связана со злокачественным глобалистским перерождением западной социал-демократии в часть «ультраимпериалистического» проекта — левый фланг двухпартийных систем.

И именно тогда, в 1914 году, под влиянием этой полемики, Ленин, скорее всего, и принял внутреннее решение разорвать с западным оппортунизмом, проводником которого в России стали меньшевики, и взять курс на победу социалистической революции в отдельно взятой стране. Позднее на этом фундаменте была выстроена концепция строительства социализма в отдельно взятой стране, именно как советская альтернатива глобализму.

К 1915 году относится первое ленинское упоминание о необходимости переименования РСДРП (б) в коммунистическую партию. Три ленинские теории — империализма и «слабого звена» в неравномерном развитии (1916 г.), социалистической революции как сочетания объективного и субъективного факторов (1916 г.), государства диктатуры пролетариата (1917 г.) — в европейском марксизме были восприняты как ересь, с ними изо всех сил боролись меньшевики, а потом и троцкисты, но именно они в борьбе с буржуазным соглашательством составили теоретический фундамент Великого Октября. И опрокинули построения Каутского.

На этом Ленин не остановился и в одной из последних работ — «О нашей революции» (январь 1923 г.) — заговорил о «своеобразии» русской революции и еще большем своеобразии будущих восточных революций. По сути, именно Ленин, предвосхитив китайскую революцию, вывел три этапа развития марксизма — европейский, русский, он же советский, и марксизм эпохи зависимого капитализма, который впоследствии был оформлен китайской теорией «новой демократии», автором которой является Мао Цзэдун (1940 г.).

В ней утверждается, что буржуазно-демократический этап в зависимых странах невозможен, ибо этого не допустит метрополия, и не нужен, ибо они уже встроены в империализм метрополии. Революции в таких странах развиваются в форме народной войны под руководством компартии, которая возглавляет единый фронт, объединяющий все патриотические силы, в том числе национальную, некомпрадорскую буржуазию. На этом и основан феномен социализма с китайской спецификой; просто нужно понимать, что и советский социализм тоже не был универсальной моделью, а представлял собой сплав марксизма-ленинизма с русским цивилизационным опытом. Просто, видимо, в Китае Ленина лучше поняли, чем в позднем Советском Союзе.

Кстати, и И. В. Сталин в знаменитой речи на XIX съезде ВКП (б)-КПСС призвал коммунистические и рабочие партии к борьбе за демократию и национальное освобождение, предложив коммунистам поднять знамя борьбы за эти ценности, брошенное в грязь глобалистской буржуазией, «продающей их за доллары».

Что еще здесь важно? Мерой подлинного разрыва Ленина с Троцким, о котором Сталин в 1924 году подробно рассказал в лекции «Троцкизм или ленинизм», стало то, что если из ленинизма, помимо Октября и СССР, выросло цивилизационное «своеобразие» китайской революции, то троцкизм — один из источников современного неоконсерватизма.

Именно отсюда родом — и провозглашенная Бушем-младшим в 2003 году «глобальная демократическая революция», положенная в основу «арабской весны» и «цветных революций» как инструментов разрушения национальной государственности. Как в 1962 году заявил в Москве членам хрущевского Президиума ЦК КПСС Дэвид Рокфеллер, «знаю же я, что такое диктатура пролетариата; должны и вы знать, что такое диктатура буржуазии!». Глобальная диктатура буржуазии как раз и устанавливается с помощью неоконсерватизма; логичный финал антикоммунистической трансформации троцкизма.

ИА Красная Весна: Последние десятилетия, с перестройки точно, этот вопрос активно обсуждается, в том числе и в России — что, мол, существование такого типа государства было народам «невыгодно». Что народы бывшей Российской империи приобрели с созданием СССР и что потеряли?

Владимир Павленко: В XV веке, когда воссоздавалась единая русская государственность с центром в Москве, удельные князья хорошо понимали, что порознь не выжить и что только единство дает силу. Самый главный вопрос мировой политики всех времен и народов — вопрос безопасности, ибо он связан с физическим выживанием в неизменно враждебном окружении. Вопросы экономики и торговли могут решаться в многовекторном плане, а вопросы безопасности — нет, особенно в эпоху ракетно-ядерного оружия.

Безопасность — это либо наличие собственного ядерного щита, либо чья-то ядерная крыша. Пример КНДР в этом полностью убеждает; не будь у Ким Чен Ына «Хвасон-17», его бы давно стерли с лица земли.

Безопасность — главное, что приобрели народы в СССР и чего не было в Российской империи, не было в истории страны периода в полвека без войн.

Второе, что они приобрели — социальная справедливость. Ужас капитализма, как мы сейчас убедились, — даже не в эксплуатации человека человеком, а в социальных результатах научно-технического прогресса. При капитализме он заменяет работника роботом, отсюда все планы сокращения численности населения и уничтожения промышленности, идущие от нацизма к Римскому клубу и от него к «устойчивому развитию» — Клаусу Швабу с его «великой перезагрузкой», ковидом и «зеленым переходом».

Ужас капитализма — в «механизации» человеческого сознания, лишающего человека мечты, без которой он утрачивает человеческое начало, а с которой способен воспарить в пространстве и во времени, поднявшись к звездам.

Советский Союз — второе издание единой Московской государственности; кстати, перенос столицы в марте 1918 года в Москву — никакой не «процедурный» шаг, а государственный и цивилизационный акт, исполненный исторической символики. Москва — «Третий Рим».

Питер, при всем уважении его революционных заслуг и уникальности героического подвига ленинградцев в годы Великой Отечественной войны, — «окно в Европу». Это разные символики. И разные вектора и проекты. Российская родовая элита — это сумма бывших удельных княжеских дворов.

С переходом от Москвы к имперской государственности произошла подмена одного проекта другим, который вызвал раскол между элитой и народом. К концу имперского периода элита настолько оторвалась от народа, что даже молиться ходила отдельно — не в храмы, а в ложи.

Политбюро ЦК — совокупность руководителей ЦК Компартий ведущих союзных республик; в ЦК входили все руководители — всех союзных и автономных республик. Каждая республика имела свое представительство на высшем уровне власти и в партии, и в Советском государстве: пример Совета национальностей Верховного Совета СССР. С началом перестройки элита также обособилась и стала искать пути решения наследственного вопроса в обход и за счет сограждан. Вот и результат. Все в истории возвращается на круги своя.

Перестроечные процессы, на самом деле запущенные XX съездом КПСС и хрущевским «разоблачением культа личности», вовремя в первый раз остановленные, отражали интересы не народов и не общностей как таковых. Они апеллировали к эгоцентризму атомизированной личности, который возбуждался республиканскими элитами в собственных корпоративных целях обеспечения своей несменяемости путем приватизации и передачи по наследству бывшей общенародной собственности. Алену Даллесу принадлежит известный афоризм о внедрении на пост лидера КПСС «козла-провокатора», способного увести за собой партию и страну в пропасть. Национализм для республиканских элит потому оказался привлекательным, что иных способов самоутверждения, кроме антироссийскости и антирусскости, у них в арсенале не было.

Экономическая перестройка была запущена косыгинско-либермановским внедрением хозрасчета с прибылью в качестве главного экономического показателя. Так был оформлен отказ от сталинского приоритета другого показателя — себестоимости, который лежал в основе политики регулярного снижения цен на товары повседневного спроса. Политическая перестройка под видом «общечеловеческих ценностей» внушала миф о вреде суверенитета и о глобалистской «взаимосвязанности» мира. Отсюда решения XIX Всесоюзной партконференции (1988 г.) о политической реформе, породившей подрывную необуржуазную вакханалию «постоянно действующего» парламентаризма.

ИА Красная Весна: В итоге СССР распался. О причинах спорят. А последствия этого распада для многих очевидны. Но какие последствия, по-вашему, наиболее существенны для его народов и для всего остального мира?

Владимир Павленко: Самое главное и тяжелое последствие — не распада, а разрушения СССР — утрата исторической перспективы, провал в безвременье.

Хотя в ряде компетентных структур это прогнозировалось, но случился промах с оценками последствий прихода националистов и сроков их правления; в союзных республиках они явно задержались, и становится понятно, что вывести из анабиоза политические процессы могут только определенные трансформационные тенденции в России. С началом СВО на Украине они запущены, но идут крайне медленно; сказываются инерция развала и сопротивление компрадорских элит, проросших в ткань государственной и общественной жизни и опутавших ее щупальцами своих корпоративных интересов.

Что касается международного аспекта, то здесь ключевое последствие — исчезновение исторической альтернативы. Собственно сама глобализация как процесс становления «ультраимпериализма» представляет собой централизацию наднационального управления с помощью системы глобальных институтов.

Обратим внимание: первая Конференция по окружающей среде прошла еще в 1972 году в Стокгольме; следующая — в 1992 году в Рио-де-Жанейро. Почему такой интервал? Потому, что пока существовал СССР, установить монопольный унифицированный миропорядок, идеологией которого и является концепция так называемого «устойчивого развития», не представлялось возможным.

Только нарабатывался план. У истоков стояла система институтов Римского клуба во главе с Международным институтом прикладных системных исследований (IISA) в Вене и его страновыми филиалами. Советский Союз был втянут в эти процессы связкой А. Н. Косыгина с его зятем Джерменом Гвишиани; в 1983 году появилась полусекретная комиссия ЦК КПСС по экономической реформе, в которую были включены те самые «завлабы» из будущей команды Гайдара. История умалчивает о роли этой комиссии в проведении в 1986 году под Ленинградом, в пансионате с говорящим названием «Змеиная горка», семинара, на котором московскую команду Гайдара объединяли с ленинградским кружком Чубайса.

С началом СВО глобализация оборачивается вспять; обратим внимание: в 2022 году не было Конференции ООН по окружающей среде и развитию, подобной Рио-92, Йоханнесбургу-02, Рио-12. Это очень показательно: проект «поплыл».

Но внешне пока все без изменений. Формально «ядром» международной системы провозглашается ООН; фактически внутри нее действует структура, тесно связанная с так называемым «глобальным гражданским обществом» — совокупностью «ассоциированных» НКО, которые «сидят» на всех опоясывающих планету сетевых горизонталях.

Как писал испанский социолог Мануэль Кастельс, в такой системе «власть структуры становится сильнее структуры власти», поэтому существует «динамика одних сетей по отношению к другим». То есть внутри сетевой структуры выстраивается вторичная иерархия сетевых центров, которые находятся либо на самом Западе, либо в зависимых странах.

Элементы глобальной альтернативы содержатся и в китайском социализме; об этом говорят успехи КНР и те споры, которые ведутся вокруг ее «социалистичности», особенно смешные на фоне ликвидации в стране крайней бедности. Общее мнение специалистов: при Си Цзиньпине Китай «краснеет», крупный бизнес сильно связывается социальными обязательствами в рамках принятой в 2021 году концепции «всеобщего процветания», возрождается традиционная компартийная стилистика и так далее.

Но Китаю не хватает опыта по части игр в «высшей лиге» мировой политики; руководство страны по-прежнему надеется выиграть борьбу с Западом путем перехвата контроля над глобальными институтами. Это ошибка, которая наглядно демонстрирует, что без российского возврата к социализму полноценный «левый перелом» в мировых тенденциях невозможен.

ИА Красная Весна: Какие шаги должен был предпринять СССР, чтобы сохраниться и выиграть в холодной войне?

Владимир Павленко: Первое и главное — на это ясно указывает тот же китайский опыт — борьба с коррупцией за чистоту партийных рядов. К 2012 году КПК столкнулась с такой же эрозией общественного авторитета, что и КПСС. Когда разоблачали новую «четверку» коррупционеров, наличность из «имений» вывозили колоннами армейских грузовиков.

На съездах КПК при Си Цзиньпине доклад ЦКПД — Центральной комиссии по проверке дисциплины — звучит вторым после политического отчета ЦК. На XX съезде КПК прозвучали данные, что общее количество партийных чиновников, привлеченных к ответственности по коррупционным делам, за период с 2012 года составило 4,43 млн человек. В пересчете на позднюю КПСС, которая имела численность в одну пятую часть нынешней КПК, — это 886 тыс. членов партии. Вот и ответ на вопрос о падении авторитета в народе, в который, как в унавоженную почву, и «легла» горбачевская перестройка.

Второй момент, о котором тоже говорит китайский опыт. В СССР наука была провозглашена «непосредственной производительной силой» еще на XXV съезде КПСС в 1976 году. Но интеллигенция, движитель науки, осталась «социальной прослойкой». Сказали «А» и забыли про «Б».

В Китае при Цзян Цзэмине, который ушел от нас в мир иной буквально на днях, приняли руководящую концепцию «трех представительств» или «тройного представительства». Она уравняла интеллигенцию в классовых правах с пролетариатом и крестьянством, открыв дорогу в партию предпринимателям.

Спорный опыт? Но здесь, как в футболе, главное — счет на табло. Он известен; в современной мировой экономике удельный вес Китая сопоставим с СССР в его лучшие годы. Поступили бы так в нашей стране — не факт, что интеллигенция поддержала бы перестройку и реставрацию капитализма так рьяно, как она это проделала в 1988–1991 годах.

Третье. У нас в перестройку много спорили про план и рынок, противопоставляли одно другому, обвиняли сторонников планирования в приверженности «административно-командным методам» коммунистической системы и так далее.

Жизнь внесла ясность: никакого противоречия между планом и рынком нет. Это две части одного целого. План — это стратегия, рынок — тактика. Тот же Си Цзиньпин на прошлом, XIX, съезде КПК отметил, что «частный сектор лучше перераспределяет ресурсы». В этом весь смысл спора; рынок — не «альфа и омега» всего сущего, а лишь инструмент перераспределения ресурсов.

ИА Красная Весна: Российская Федерация является правопреемницей СССР. Как вы считаете, есть ли эта преемственность между современной Россией и Советским союзом де-юре и де-факто? В чем она? Что современная Россия из советского опыта оставила, а что отвергла?

Владимир Павленко: Юридически Россия — правопродолжательница СССР. Эта формулировка была использована, чтобы не вносить изменений в Устав ООН, где поименно перечислены все постоянные члены Совета Безопасности. Там и сейчас фигурирует «Союз Советских Социалистических Республик». И, кстати, «Китайская республика», а не КНР.

Вместе с этим статусом Российская Федерация унаследовала и право вето, и квоты на распределение позиций в главных органах ООН. Далеко не все мы удержали, например, лишились отошедшего к нам еще по договоренностям Сталина и Рузвельта поста руководителя департамента по политическим вопросам, в ведении которого находится ныне «спящий» Военно-штабной комитет.

Между СССР и современной Россией имеется геополитическая преемственность, как имелась она между Российской империей и СССР.

Отвечая на критику со стороны Врангеля, командующего белоэмигрантским РОВС, в том, что «продался большевикам», генерал Слащев, один из организаторов белой обороны Крыма, впоследствии вернувшийся в нашу страну и преподававший на военно-командных курсах «Выстрел», заявил: «Большевики — мои смертельные враги. Но они исполнили мою мечту — воссоздали великую единую страну. А как они при этом ее называют, меня не интересует».

Антисоветчик Ричард Пайпс, американский политолог, признавал, что Россия, «подобно сердцу», в трудные времена сжимается, чтобы затем вновь распрямиться до прежних пределов. «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим», — пели в известной советской песне. Комментируя первые дни российской СВО на Украине, представители МИД КНР заявили, что понимают «исторические корни» происходящего. Запад в истерике бьется, пугая себя и окружающих перспективой воссоздания СССР. И так далее.

Советский Союз — четвертое звено исторической преемственности великих проектов: Древней Руси, Московского царства и Российской империи.

Современная Российская Федерация, обладая несомненными признаками советской преемственности, занимаясь восполнением геополитических потерь, демонстрирует волю к возрождению, на пути которого множество препятствий. Самое главное — обязательность проектного выбора, в публичной сфере выражаемого идеологией; об этом уже столько сказано, что добавить нечего. Кроме одного: по факту российской идеологией в постсоветские годы выступал радикально-либеральный мейнстрим дикого капитализма, чуждый самому духу нашей страны. Он не провозглашался официально, но по нему принимались все ключевые решения, включая кадровые.

Мне лично этот будущий проектный выбор представляется очевидным — социалистическим. Посмотрите хотя бы на наших ближайших партнеров и союзников, с кем мы ближе всего и кто нас лучше понимает и поддерживает. Китай, КНДР, Куба, Вьетнам. Комментарии излишни. Как говорится, «с кем поведешься…».

ИА Красная Весна: Хотя сегодня Советского Союза уже нет, но остался большой исторический опыт. Чем опыт СССР может быть полезен современной России? И какой — в первую очередь?

Владимир Павленко: Главное в советском опыте — его проектный фундамент. История многократно доказывала, в том числе история нашего Отечества: проект — всему голова. Арнольд Тойнби в свое время писал об историческом законе «Вызова-и-Ответа»: получив вызов, система либо отвечает на него, либо погибает. Проект — концентрированная форма ответа на исторический вызов. Именно таким ответом на вызов глобализма и был советский проект.

Сегодня этот вызов вновь брошен миру. И хотя «в одну воду нельзя войти дважды», история тем не менее предоставляет нам второй шанс. Кому, как не России, с нашим историческим опытом им воспользоваться! Тем более, что Тойнби, признававший в свое время превращение «Советами» западного учения — марксизма — в «антизападное оружие, мощнее атомной бомбы», декларировал и еще один закон — «Ухода-и-Возврата», обращенный как раз к проектным элитам.

В заключение позвольте поздравить всех читателей с великим юбилеем — столетием СССР и выразить уверенность, что историческая правда обязательно пробьет себе дорогу. Как гласит китайская пословица, «даже после самой темной ночи обязательно наступает утро!»

Свежие статьи