Я давно обещал зрителям продолжить обсуждение ковидной проблематики и, разобравшись для начала с тем, что касается вакцинации, перейти потом к вопросам еще более масштабным и острым. А именно к обсуждению того, есть ли у человечества хоть какой-то шанс на такое развитие, которое не превратило бы человека в объект произвольных научных экспериментов, призванных вместо человека сформировать робота, андроида, голема. То есть сделать человека одним из элементов всеобъемлющей техносферы, впихнуть его туда до конца, растворить его в этой техносфере, лишив его подлинно человеческой сущности.

Такое развитие было бы равносильно переходу человечества от порабощенности природой (когда человек еще был зверем, обезьяной, он же был ею порабощен, ею — то есть естественной средой обитания) к порабощенности человека теперь другой, искусственной средой обитания (она же техносфера), которую сам же человек и создал.

Согласно такой модели развития, человек, отказавшись быть зверем и вступив в трагический конфликт с природой (а именно этот конфликт — всё содержание культуросозидательной жизни человечества), вдруг столкнулся с одним обстоятельством. Природа возмутилась этим его отказом полностью в ней раствориться (что и есть сущность зверя), она сопротивлялась этому.

Человек ее в существенной степени победил, не до конца, конечно. Помните, Блок писал:

«Безжалостный конец Мессины

(Стихийных сил не превозмочь)…»

Но за счет чего он ее так относительно, очень относительно победил? За счет того, что создал техносферу. И Блок тут же добавляет:

«И неустанный рев машины,

Кующей гибель день и ночь».

Столетие назад были сказаны эти слова.

Значит, человек эту техносферу создал. Оказался ею существенным способом порабощен, отчужден от своей человеческой сущности, что описывал Маркс, говоря о порабощении экономикой. Но ведь это же только часть всеобщего порабощения вот этой техносферой, искусственной средой обитания. А оказавшись порабощен ею, он превратился из зверя в куклу.

Между тем подлинное призвание человека состоит в том, чтобы и природная среда, и та вторая, созданная человеком среда, которую я называю техносферой, не поглощали самого человека, не порабощали его, не отчуждали его от собственной сущности, а обеспечивали человеческое свободное восхождение с опорой на любую среду, как дарованную человеку, так и им созданную.

Возможно ли такое развитие? Вот вопрос, на который я вскоре начну отвечать. Мне этот вопрос представляется самым острым и судьбоносным. Но ответ на него не может быть абстрактным, он должен быть извлечен из нынешней повестки дня. Я в этом твердо убежден, что всё, что не извлечено из нынешней повестки дня, становится пустой абстракцией.

А в этой повестке дня, из которой такой ответ должен быть извлечен, коль скоро речь идет о человеческом развитии, доминирует именно тема ковида. А также редактуры генома и всего остального, что уже и есть пролог к поглощению человека техносферой.

Острием же темы ковида является очевидным образом проблема вакцинации, которая, как все знают, является сейчас невероятно актуальной. То вакцину создают, то не создают… То она спасает, то еще не спасает… То говорится, что мы ждем этого спасения… То выясняется, что внутри этого спасения необходимо редактировать геном… И так далее.

Вот если эту актуальную проблему сначала рассмотреть должным образом, а потом превратить в серьезный фундамент для разговора об альтернативах развития, то этот разговор об альтернативах развития уже не будет абстрактным, умозрительно академическим, сухим и бесстрастным, философским в худшем смысле этого слова.

Поэтому я вскоре, прямо в этой передаче, займусь сначала вакцинацией, а потом, в следующих сериях, обсуждением того, как вакцинация связана с альтернативными вариантами человеческого развития. Я твердо намерен идти именно таким путем — от частного к общему. И твердо намерен пройти этим путем до конца.

Потому что если у человечества нет возможности продолжать развитие иным путем, нежели тот, который можно назвать техноцентрическим, и который однозначно приводит к поглощению человека им же созданной техносферой, то есть к превращению человека в куклу, то что делать человечеству, оказавшемуся в подобной ситуации и обнаружившему, что его собственно человеческий период существования есть транзит, переходный период от зверя к кукле? От зверя ушли, стали людьми, захлебнулись в этом и согласились на то, чтобы стать куклами. К этому пришли, не справившись с проблемами, порожденными уходом от зверя, то есть от всевластия природы.

Можно, конечно, вообще отказаться от развития, но это крайне сомнительно. И, в лучшем случае, породит сосуществование резерваций, в которых от развития отказались и пытаются вернуться к матушке-природе, и очагов счастливого кукольного постчеловеческого существования, которое сродни тому, что описано у Хаксли. Кстати, у Хаксли описаны и такие резервации тоже.

Так что же, безальтернативно это? Или же есть другое развитие? Такое, которое не превратит человека в куклу? Именно на этот вопрос я хочу ответить, исследуя ковид, вакцинацию и последовательно выводя это исследование на фундаментальный судьбоносный уровень.

Но перед тем как начать идти этим путем, позволю себе определенное политическое отступление. С возвращением к той теме Карабаха, которая опять-таки, будучи локальной, содержит в себе нечто масштабное и зловещее. Я вроде бы это уже обсуждал, и повторять то, что сказано, не намерен. Но возникли новые обстоятельства, не столько практического, сколько концептуального свойства. И я обязан на них отреагировать, потому что, образно говоря, одним ковидом сыт не будешь. И если я осуществлю всеобъемлющую «ковидизацию» политической повестки дня, то это всё равно будет сродни уходу от живой политики, преисполненной предельного геополитического неблагополучия.

Итак, сначала короткое отступление в собственно политическую сторону — не ковидную. А потом дальнейшее движение в русле ковидной проблематики. Прямо сейчас, в этой передаче. При том, что, двигаясь в русле ковидной проблематики, мы, говоря образно, будем плыть по ковидной реке в океан глобальной и абсолютно судьбоносной проблематики человеческих вариантов развития или безальтернативности такого развития, которое превратит человека в куклу.

Но что же вынудило меня к прологу, посвященному всему тому, что маячит за карабахским конфликтом?

17 ноября 2020 года президент Российской Федерации В. В. Путин очень четко сформулировал свою позицию по всему, что касается как локальной проблемы Нагорного Карабаха, так и гораздо более масштабной проблемы российско-турецких отношений. Эти ответы Путина приведены на сайте президента России (http://www.kremlin.ru/events/president/news/64431). Знакомлю зрителя с тем, что мне представляется тут наиболее существенным. Естественно, дословно.

Вопрос: По поводу вкусовых оценок. Всё-таки очень много, конечно, говорят и рассуждают о роли Турции в этом регионе. Как Вы в целом оцениваете её роль во всём произошедшем в последние месяцы?

В. Путин: Я думаю, что это не входит в мои обязанности — оценивать роль Турции. Разные люди, разные страны оценивают по-разному. На данный момент времени по-разному у различных государств складываются отношения с Турцией. Мы знаем предысторию, и подчас драматическую предысторию отношений между Турцией и Россией на протяжении веков.

Но я хочу знаете на что обратить внимание? На то, что, скажем, не менее тяжёлая и трагическая история была у многих европейских народов в отношениях друг с другом. Например, та же Франция и Германия. Сколько раз они воевали между собой? Сейчас они в рамках НАТО вместе осуществляют свои функции по обороне и безопасности, так, как они считают нужным это сделать, сотрудничают в рамках Европейского экономического сообщества. Они преодолели всё это, перешагнули и в интересах будущего своих народов двигаются дальше. Почему мы здесь, в регионе Чёрного моря, не можем сделать то же самое?»

Процитировав это, как мне кажется, очень важное суждение президента России, я хочу дать короткий комментарий своей позиции.

Прежде всего, я считаю, что Карабах предали все представители той элиты, которую можно назвать пашиняновской. Все — сам Пашинян как последний подонок и мерзавец; президент Армении; глава самого этого Карабаха; люди, расставленные Пашиняном на определенные места. Вся эта в целом прозападная — как культурней-то выразиться? — стая (не хочется говорить «кодла» или что-нибудь еще), которая теперь цепляется за власть. Они полностью предали Карабах. И с каждым днем по этому поводу накапливается всё больше информации.

Всё больше рассказов о том, как именно вели себя армянские войска, или как им приказали себя вести… О судьбе даже того немногого, важного для Карабаха, оружия, которое было поставлено в Армению… О том, как именно манипулировали армянскими добровольцами — кого именно посылали, а кого не посылали в Карабах… О том, что именно происходило в самом Карабахе, который героически сражался, и как у него отняли даже те результаты, которые, с невероятными потерями, ему удалось завоевать. И просто заставили отдать Шушу и так далее…

Всё это сделала одна сила: прозападная армянская элита. Опирающаяся на определенное глобалистическое быдло, уже антинациональное по своей сути.

Теперь эта элита цепляется за власть. Армянское общество кипит. Оно стремится отстранить эту элиту, столкнувшись с неслыханным, поразительным предательством. Но это же армянское общество посадило себе на шею данную элиту! Поэтому осознание острейшего предательства, острейшего неблагополучия в Армении, фактически того, что Армения вот-вот перестанет существовать, если не сделает чего-то особенного, — всё это является задачей общества, которое кинули, обманули, которое внутри себя содержит какую-то субстанцию, позволившую так опростоволоситься и такого мерзавца, такое ничтожество посадить себе на шею.

С этим же армянскому обществу надо разобраться! И такое разбирательство, конечно же, называется национальной революцией. Не прорусской, не какой-нибудь коммунистической, а просто национальной. Если нация хочет жить, она должна соответствующим способом на это отреагировать.

И вот тут, как ни странно, возникает проблема всё того же иммунитета и всё того же вируса. Ведь вирусы существуют не только биологические, вирусы могут быть социокультурные. Пашинян и всё остальное, что с ним связано, — и есть вот такой социокультурный вирус. А могут быть вирусы компьютерные.

Что является задачей любого вируса? Подчинить себе воспроизводство системы и направить это воспроизводство в гибельную сторону для самой системы и в нужную сторону для вируса.

Вот с чем столкнулось сейчас армянское общество! Оно клокочет, оно страдает, оно переживает неслыханно трагический момент своей истории. Но сумеет ли оно внутри этого выработать то, о чем я должен говорить в основном тексте передачи? Это — то, что должно выработать армянское общество, — называется иммунитет.

Уж вакцина ли подстегивает иммунитет или что-то еще, но спасителен-то от вирусов (да и всего инородного, вторгающегося в систему для того, чтобы ее разрушить) только иммунитет. Осознало ли армянское общество, что вот эта прозападная «хевра» имени Пашиняна, Сороса, Британии и всех остальных, которая не сводится к Пашиняну… Чем президент Армении лучше, чем Пашинян? Он такой же. Поскреби его — и ты увидишь такого же Пашиняна. Да и особо скрести не надо. Он, может, помасштабнее с точки зрения его вписанности в разрушительные для Армении силы…

Так вот — он, Пашинян, масса других элементов этого элитного вирусного субстрата и то, на что он опирается (эта глобалистическая субстанция, которая сегодня орет одно, а завтра другое), — всё это надо убрать в ходе национальной революции, если Армения хочет жить. Это задача армянского национального иммунитета. Эта задача стоит перед Арменией.

Если во всех этих митингах пар будет выпущен свисток, если эти 17 партий не могут между собой объединиться, если армянский иммунитет настолько уже сломан глобалистическим процессом, что Армения просто в итоге впадет в подавленное состояния и умоется, тогда можно говорить о смерти армянского народа, армянской нации и, конечно же, армянского государства. И не за горами эта смерть.

Сейчас вот это кипение внутри Армении, кипение народа — живого, достаточно экспансивного, ценящего свою государственность, желающего жить, — вот это кипение должно либо спасти Армению, создав структуру иммунитета и усилив имеющийся иммунитет и добавив к нему что-то новое, либо погубить. Всё.

Важно убрать изменника, предателя, неслыханное ничтожество и что-то античеловеческое, что сконцентрировано в этом Пашиняне. Но еще важнее убрать и всё то, что породило этого гада. И что-то в себе изменить. Это я и называю проснуться.

И это не только проблема Армении. Тут много всего с этим связано.

Молдавское общество посадило себе на шею опять какую-то фигуру румынизации. Молдавское общество представляет, что его не будет? Молдавский народ хочет самоуничтожиться и раствориться в румынском субстрате, который презирает молдавский народ? Или, может быть, он хочет раствориться в турецком субстрате? Где, где его воля к жизни?

Что по поводу этой воли к жизни, воли к смерти и по поводу иммунитета демонстрирует белорусский процесс?

Какова будущая судьба России? Это же нас всех волнует больше всего. Справимся мы или нет с ковидом — это одна проблема, а справимся ли мы с национальной жизнью? С правом на эту жизнь, с защитой этого права, которое не существует как нечто аксиоматичное. «Лишь тот достоин жизни и свободы, кто каждый день за них идет на бой».

И вот тут я хочу прокомментировать то, что сказал Владимир Владимирович Путин.

Во-первых, я считаю, что Пашинян и вся эта прозападная ликвидационная армянская элита — они и только они виновны в том, что произошло в Карабахе. А Путин Карабах спас. Просто взял и спас. Поэтому какие-либо претензии к нему по этому поводу омерзительны и являются частью такого самоубийства, которое навязывает прозападная хевра армянскому народу. По-моему, армянский народ это уже понял в значительной своей части. Это первое.

Второе. Путин как глава государства просто обязан обеспечить мирное существование России. Это его задача как главы государства. По крайней мере, он должен сделать всё возможное для этого.

Третье. В отличие от людей, которые кричат, как «всё в России в шоколаде» и как мы «замечательно вышли из лихих девяностых», я считаю, что ситуация в России крайне неблагополучная. И поэтому осторожное поведение России в данной ситуации — единственно возможно.

Четвертое. Лично я просто как гражданин и человек хочу, чтобы Россия существовала даже в нынешнем крайне неблагополучном состоянии, и совершенно не одержим идеей креста над святой Софией, возвращения Карса и Эрзурума, разгрома Турции или чего-нибудь еще в этом духе. Есть граждане, которые очень сильно на это заведены. А есть граждане, которые считают, что мы так сильны, что можем — о-го-го, «раззудись рука». Я этого не считаю. Поэтому мне лично позиция Путина понятна с разных точек зрения.

Тут есть только одно «но». Франция и Германия действительно много между собой воевали — между прочим, как и Франция с Англией тоже (Столетняя война и все прочее). И действительно, на настоящий момент они входят в НАТО, и они объединены неким американским зонтиком, а также как-то договорились друг с другом. Есть единая Европа и внутри нее каким-то образом всё это сосуществует. И не будем даже говорить о том, что это сосуществование не так благополучно, как кажется, и что обеспечено оно предельным подавлением немецкой национальной идентичности в ходе чудовищных злодеяний Гитлера и последующего разгрома немецкого народа, запавшего на вирус гитлеризма. (Вот почему еще я с этого начинаю передачу — потому что вирусы очень разные.)

Немецкий народ оказался разгромлен. Немецкая вина огромна, о ней много говорил Томас Манн. Внутри Германии, особенно Западной Германии, были совершены такие мощные, чудовищные акции денацификации, которые, конечно, привели к существенному разрушению немецкой культуры и немецкой идентичности. И в этом полуразгромленном, сильно подавленном состоянии Германия, которую начали приподымать американцы в связи с необходимостью войны с СССР (холодной или иной — неважно), сумела как-то соединиться с Францией.

У этого соединения есть определенные архитекторы, и оно было осуществлено на основе ликвидации двух барьеров несовместимости — собственно большей части немецкой социокультурной идентичности, разгромленной вместе с нацизмом (в чем и каверза огромная американской денацификации Германии или Японии), и определенных процессов во Франции, которая пережила и разгром Германией, и национальный позор, и то, что было дальше, и ощущение национального тупика в развитии, и потерю Алжира, и многое другое. На этой базе произошло соединение несовместимого, казалось бы, — Франции и Германии. А дальше началась Европа.

Теперь представим себе, что одно из этих слагаемых не говорит о том, что оно умерилось, остепенилось, успокоилось, находится в состоянии самодостаточности и никакой экспансией, никакими «наездами» на соседей заниматься не хочет. Что его идеология — это идеология самоумаления и скромного экономического развития.

Представим себе, что Франция и Германия находятся не в этом состоянии. Или одна из сторон, например, Германия. Что в Германии побеждают силы, которые непрерывно говорят о великой роли Бисмарка, о необходимости Эльзаса и Лотарингии, о новом подъеме Германской империи и так далее.

В этих условиях Франция что будет делать? Она либо ляжет под это, но ни о каком равноправном сосуществовании речи не будет. Либо — что? Либо она начнет воевать или готовиться к войне.

В этом же аксиома геополитики, геостратегии, вообще внешней политики: в каком состоянии находятся те объекты, которые надо соединить каким-то способом в единую Европу? Либо обеспечить мирное сосуществование уже других объектов в зоне Черного моря. К мирному сосуществованию стремиться надо всегда, это аксиома. Но можно ли этого достичь — зависит от того, в каком состоянии находятся объекты.

Кемалистская Турция находилась в состоянии, когда после разгрома Османской империи она сказала: «Я больше рыпаться не буду». В состоянии «нерыпанья». И в этом состоянии ее можно соединять с другими объектами. «Мы не хотим рыпаться, ты не хочешь рыпаться, мы можем о чем-то договориться… Гляди-ка — договорились, и всё замечательно, сосуществуем. Убираем какие-то мелкие преграды на этом пути — и сосуществуем». В районе Черного моря, а может, и в более широком районе — есть такая химера под названием Евразия.

Теперь представим себе, что один из этих объектов выходит из состояния «нерыпанья» и переходит в состояние, которое он четко называет: неоосманизм, неотуранизм…

Представим себе, что это происходит не на маргинальном уровне (где-то в турецких подворотнях, где об этом разговаривают), а на высшем государственном уровне, и этому подчинена вся политика.

Представим себе, что далее от разговоров об этом переходят к делу.

Как в этом состоянии должно осуществляться соединение двух «нерыпаний», когда одно из этих соединяемых тел уже рыпнулось? Это невозможно! А эти рыпанья не могут прекратиться. Не могут. Теперь нужен северный Кипр, дальше нужно что-то еще. И весь вопрос в том, в какую сторону эти рыпанья будут направлены.

И тут напрашивается другая ассоциация, предлагая которую, я никого не хочу демонизировать — того же Эрдогана или кого-бы то ни было.

Когда я говорил, что Германия вдруг начинает говорить «виват, Бисмарк!», это может означать, что не надо воевать с Россией, например, но надо с Францией.

А если в Турции говорят «виват, Энвер-паша!» — это что означает? За этим же что-то стоит. Но я, повторяю, я не хочу демонизировать Эрдогана. Я привожу некий пример чисто условно — математический, стерильный, не нагружая его ценностно (в отличие от очень многих). Именно чисто стерильно и математически, алгоритмически, кибернетически такое существование Турции вполне равносильно существованию Германии после разгрома в Первой мировой войне и прихода Гитлера к власти. Да, пришел фантастический мерзавец, исчадие ада. Но ведь могла прийти и другая фигура — просто фигура немецкого реванша, которая заговорила бы снова о рейхе и о потерянных землях… Так вот, если бы эта фигура была не такой невероятно оккультно-супермистической, как Гитлер, а восстановительно-имперской, то она была бы точно равна Эрдогану.

Что такое неоосманизм и неотуранизм? Это «виват, рейх!»

И тут, опять же, возникает разумная позиция, которая состоит в том, что «ну и ладно». Гитлер чудовище, я повторяю, я не хочу сравнивать, но позиция Сталина состояла именно в этом: «Ну и ладно. Немцы хотят восстановить рейх? Ну и фиг с ним, пусть восстанавливают. Этот восстановительный процесс является антизападным (анти-Британия, анти-Франция), они же его [рейх] восстанавливают на антизападной риторике — отлично! Даже если это восстановление, условно, является антибольшевистским — какое нам дело? Это всё риторика. Запад расколот этим восстановлением. Между собой сцепились Англия, Франция, в перспективе Америка — и Германия с сателлитами. Нам чем плохо? Это не наша проблема».

Сталин был человеком до предела рациональным в том, что касается политики. И он действительно совершенно не понимал, что Гитлеру делать в СССР. А если Гитлер ничего не хочет делать в СССР, то оставим в стороне его супер-темные качества. Предположим, их нет или на них закрывают глаза. Что тогда? Тогда пусть он себе восстанавливает великую Германию. Пусть он к ней хоть Францию присоединяет — и что? Пусть он еще сколько-то времени бодается с Англией. У него там главные конфликты. Ему зачем Восточный фронт? А если нет Восточного фронта, то и ладно. А если он умерится и скажет, что дальше он рыпаться не будет, то почему бы с ним о чем-то не договориться? В чем проблема-то?

Была ли такая позиция разумной? Да. И когда говорят, что Сталин до последнего был верен этой позиции, то почему? Он был верен ей как рациональный человек, который считал: а чего Гитлеру тут ловить-то, в этой России? Пусть он там себе устроит свой рейх и всё что угодно. Потом когда-нибудь то ли столкнемся, то ли договоримся. Надо попытаться договориться. Ради чего париться? Ради Польши, которая нас ненавидит, и которая выдержать ничего не может?

Вы не чувствуете, что тут сплошь одни аналогии? На методологическом, математическом уровне… И всё правильно. Если (не вкладываю в эти слова ничего запредельно демонизирующего) османский рейх или туранский рейх не хочет рыпаться в нашу сторону, то какое наше дело, чем он занят? Это его проблема. Он рыпнется в Грецию? Греция член НАТО, вот пусть они и разбираются. Он куда еще рыпнется? На Балканы? Он там исламизирует какие-то святыни? Грустно, очень грустно, нехорошо. Но недостаточно нехорошо для того, чтобы вступить в конфликт, чреватый войной.

Глава государства должен обеспечить отсутствие этой войны, а не нарывание на нее, любыми средствами. Тем более что Россия совсем не так благополучна, как кажется. И все западные силы хотят столкнуть Турцию и Россию. Хотят этого! Так чем больше они этого хотят, тем меньше это надо делать. Чем больше Эрдоган использует антизападную риторику (а он ее использует), тем лучше. Да, он не выходит из НАТО — ну, посмотрим…

Вот правильная рациональная логика, которая сталкивается — с чем? С нерациональностью мира. Она опять сталкивается с нерациональностью мира.

Эрдоган может не рыпаться? Не может. Он смертельно боится всех кемалистских партий или неокемалистских, и его подпирают правые партии, которые ещё более склонны к экспансионизму, чем он.

Уже вкусили малые победы. Нужна другая. А рыпаться можно только в определенном коридоре. И по этому коридору ведут. И как вели Германию к войне с Советским Союзом, так Турцию ведут к войне с Россией, и никуда она не рыпнется из этого коридора, хотя будет говорить очень много хороших слов и в часть из них верить. Не отвяжется она от того, что диктует ей это направление.

Кроме того, для неё-то, в отличие от Гитлера, гитлеровской Германии, наиболее естественным направлением является северное. Ей особенно больше рыпаться некуда, она и на Грецию-то сильно не рыпнется, пока не выйдет из НАТО.

Значит, рыпаться прямо или через какие-нибудь прокладки она будет в нашу сторону. А не рыпаться она не может. Поэтому аналогия между не рыпающимися или переставшими рыпаться Францией и Германией — и явно рыпающейся Турцией (свидетельствами чему являются и все действия и заявления об армии Турана, и беспрецедентная зависимость Азербайджана от Турции, и беспрецедентное турецкое ликование, и уже начавшиеся процессы на Кипре, и очевидные взгляды в сторону Крыма, и ничуть не менее очевидные взгляды в сторону севера — Северного Кавказа и Поволжья, и дальнейшие шаги, которые вот-вот уже назревают), — всё это говорит о том, что соединить рыпающуюся Турцию с Россией невозможно.

Единственное, что можно сделать — это убедить Турцию перестать рыпаться или просто в нашу сторону, как мы пытались убедить Германию, или вообще, как это возникло после Второй мировой войны.

Ни тем, ни другим не пахнет. А раз ни тем, ни другим не пахнет, то что — надо срочно заниматься бомбардировками Стамбула или захватывать гору Арарат и отдавать Армении Карс и Эрзурум? Это может сделать только сумасшедший!

Надо ждать, следить за процессом и понимать угрозы. Нужно менять Россию. Нужно менять Россию в существенной степени под задачу возможного — крайне нежелательного — будущего конфликта между рыпающейся державой и страной, которая будет объектом этого рыпанья, то есть нами. Нужно сделать всё возможное, чтобы этого избежать. Нужно перенаправить эту энергию. Нужно любыми средствами нормализовывать эти отношения. Нужно всё что можно смягчать и понимать, что ты выкупаешь время, время! Но это время надо использовать, а использовать его надо для построения другой России — не России процветания, а России выживания.

Фактически та же задача стоит сейчас перед Арменией. Дело не в том, полетит ли верх тормашками Пашинян — рано или поздно он полетит, но это малая задача, крохотная. Дело в том, полетит ли вверх тормашками всё, что с ним связано, очистится ли Армения в национальном ключе, и что произойдет после этого. Возникнет ли Спарта, будет ли построена новая Армения выживания, возникнет ли новая армия, новый военно-промышленный комплекс, новый образ жизни, лишенный всей этой воровато-ларечно- двусмысленной мерзости.

Это огромная задача. Если эта задача будет решена в полной мере, Армения выживет — Армения, я подчеркиваю. Если эта задача не будет решена, не будет никакой Армении через двадцать лет — ни этой, ни другой, никуда ее не впишут. Будет вилайет в Османской империи и соответствующая резня с предварительным бегством из Армении всей этой хевры, в первую очередь, которая сейчас волочет Армению в эту сторону — в сторону прозябания, каких-то потребительских соблазнов. Ведь даже в Карабахе в последние годы вполне вкусили этих соблазнов. Как легко народы забывают о том, что им надо выживать, и как легко они погружаются в это море сомнительных соблазнов! В этом же главный урок ситуации — фундаментальный урок.

Германия огромна, в ней всего лишь девять миллионов иммигрантов, из них большая часть уже ассимилировались и всё прочее, да?.. О`кей, всё отлично! Если вы можете это ассимилировать в немецком духе (а для этого немецкий дух должен быть силен) — ради бога, ради бога!

А если не можете? А если экспансионизм ядра переносится на периферию?

А если неоосманские тезисы дополняются реальными апелляциями неважно к кому — к Аттиле или Чингисхану, Арабскому халифату в Испании и так далее, и тому подобное?

А если на этом фоне ваши народы опаскудиваются, глобализируются, перверсируются, погружаются в оргию потребления и полную капитуляцию внутреннюю?

Тогда эти девять миллионов значат больше, чем вы! И тогда их сегодня будет девять, а завтра девятнадцать, а потом больше!

Это касается всей так называемой христианской цивилизации, она же Запад и так далее.

Это не касается Америки? Подождите, подождите — коснется так, что дальше некуда будет.

И разве всё это не является проблемой идентичности, мобилизации, иммунитета, вирусов? Это же всё в одном проблемном поле находится.

Поэтому Россия должна предпринять всё мыслимое и немыслимое для дружбы с Турцией и мирного сосуществования, как в свое время она предпринимала всё для дружбы с Германией. Но она должна выкупать время.

А армянам следует запомнить две вещи.

Первая — что Путин и Россия их спасли в Карабахе. Спасли. Вытащили из пасти — уже захлопывающейся — некоего дракона. Притом, что они сами ничего не предприняли ради этого по-настоящему. Честь и хвала тем, кто сражался. Но посмотрите, какой навес предательства чудовищного, какое разложенчество сопутствовало всему этому.

Второе, что необходимо, — мобилизация и настоящая очистка всего этого, этих Авгиевых конюшен прозападных. И дальнейшее спокойное, мобилизационное, милитаристское существование ради выживания. Будет такая сильная Армения, будет она сильнее, чем Израиль 60-х годов, — она выживет. Нет — нет.

Говорят: «Это невозможно». Для духа нет ничего невозможного. И я убежден, что в сложившейся сейчас ситуации проблема духа является актуальной политической прикладной проблемой. Что такое Пашинян? Это ослепнувший армянский дух. Он ослеп! Не скажу еще, что и обалдел (есть более четкие слова для того, чтобы это выразить, находящиеся за пределами нормативной лексики).

Он вернется к зрячести? Он еще жив? Если он вернется к зрячести, если он жив, если Армения может пробудиться (а она может пробудиться, только если жив этот дух народный), тогда следующий шаг — это правильное существование. Это запоминание, что существуешь во враждебном море и можешь существовать только как страна — осажденный лагерь. И нужно научиться в этом существовании получать счастье.

Нет? Надо сваливать, очищать пространство для тех, в ком больше драйва, в ком больше духа. И кто во утверждение своего духа устроит такую резню, что какой-нибудь 1915 год покажется мелочью.

Вот что лежит на армянских весах.

Вот что, как мне представляется, лежит и на русских весах.

Вот что лежит на весах других стран и народов в той нынешней ситуации, которая маячит.

И хотелось бы — ох, как хотелось бы, — чтобы всё это было алармистским прогнозом. А что на самом деле несколько нерыпающихся сущностей соединились бы друг с другом по принципу «давайте жить дружно» и создали бы что-то типа Евросоюза. Ох, как хотелось бы, чтобы было так!

Ох, как хотелось бы, чтобы десятками миллионов жизней не была оплачена победа в Великой Отечественной войне и крах гитлеризма!

Но есть то, чего ты хочешь, а есть то, что ты видишь. Ты можешь ошибаться? Конечно. Я совершенно не считаю свою позицию абсолютной и не собираюсь пророчествовать и изрекать истины в последних инстанциях. Я просто хочу, чтобы эта позиция была. И была услышана. Потому что потом скажут: «Не предупреждали!»

А после того, как этот пролог завершен (а я считаю его завершенным), совершенно необходимо, вдвойне необходимо, перейти к проблеме вируса, иммунитета и всего остального. В том биологическом смысле, который одновременно является и социокультурным, и глобалистическим, и метафизическим, наконец. В каком-то смысле бесы, притворяющиеся прекрасными девушками или неизвестно еще кем, — это ведь тоже вирусы…

Так вот, для того чтобы эти вирусы и всё другое враждебное, вторгающееся в любую систему — биологическую, которой является человек, психологическую, которой является тот же человек, или геополитическую, которой является нация, — не побеждали мгновенно и не ликвидировали всё то, что представляют собой эти складывающиеся системы, разные, повторяю: общественные, персональные, биологические, психологические, культурные и метафизические… Для того, чтобы эти вирусы всё не порвали в клочья, необходимо — что?.. Иммунитет.

(Продолжение следует.)

Читайте также: «Ни СИЗов, ни аспирина, ни лечения…». В суде оценили работу COVID-больницы