Essent.press
Сергей Кургинян

Священная война

Часовой охраняет переправу
Часовой охраняет переправу

Человеческое внимание всегда в первую очередь привлекают так называемые большие величины. Такие, как количество живой силы и военной техники, участвовавшей в сражении, территориальные уступки и захваты, потери среди мирного населения. И если бы надо было обсуждать, например, уроки и итоги Первой мировой войны, то к этим большим величинам в каком-то смысле всё бы и могло быть сведено.

Разумеется, отдельные философы и политики обсуждали бы еще и козни империализма. Или исчерпание гуманистических оснований к началу ХХ века. Но тем не менее такие обсуждения в случае, если бы речь шла о Первой мировой войне, носили не до конца обязательный характер. А с точки зрения того, что носит обязательный, неотменяемый, стержневой характер, речь всё же шла бы о параметрах тех или иных сражений. А также о техническом превосходстве и готовности народов приносить колоссальные жертвы на алтарь чего-то, не обладающего окончательной ясностью.

Именно такой характер Первой мировой войны в конечном счете и привел к колоссальному разочарованию участвовавших в ней народов, которые, знакомясь со своими потерями и своими подвигами, терзались вопросами:

«Ради чего всё это? Неужели ради того, чтобы обогатились такие-то оружейные корпорации, оказались сдержаны амбиции таких-то стран и удовлетворены амбиции их противников? А в чем в конечном счете амбиции? И стоят ли они таких потерь, при том что устроители жизни, именуемой капиталистической, с невероятной настойчивостью сулили народам Европы и мира абсолютную тишь, гладь и божью благодать, дополняемую при капитализме ростом благосостояния населения. И на тебе, вместо этого — такая бойня! Надо жить в ожидании следующей? А как жить, имея впереди только такую страшную перспективу?»

Вся страстность и болезненность этих вопросов очень убедительно описаны в литературе так называемого «потерянного поколения». И было понятно, что жить, терзаясь такими вопросами, в ожидании новой бойни просто невыносимо. И что огромное число людей, поняв, что перспектива только в этом, просто откажется жить. А еще гораздо большее число людей преисполнится волей к изменению жизни и скажет, что такая невыносимая перспектива порождена лишь определенным устройством жизни, оно же капитализм. А если жизнь изменить, то и перспектива изменится.

В сущности, именно надеждой на это изменение перспектив проникнуто всё, что говорилось по поводу Великого Октября жертвами отчаяния, наступившего после Первой мировой войны. Вот-де, мол, замаячило на горизонте другое устройство жизни, загорелась на востоке красная заря этой новой жизни, и мрак отчаяния сменился проблесками надежды. Надежды на что? Только ли на другое устройство жизни при сохранении неизменности людей как тех частиц, из которых эта жизнь складывается?

Конечно же, нет.

Великая Октябрьская революция заявила всем народам планеты о том, что изменения жизненного уклада обязательно породят еще и изменения людей, являющихся жертвами предыдущих укладов жизни, именуемых эксплуататорскими. Она заявила, что человек плох лишь потому, что его калечит несправедливость устройства жизни, и что как только эта несправедливость будет устранена, человек воспарит к небесам. И на земле установится не только правильное жизненное устройство, но и совсем иное, гораздо более высокое и благородное качество того, что именуется человечностью. Что одно немыслимо без другого, но что целью, конечно же, является это другое качество человечности, которое будет достигнуто устранением эксплуататорской несправедливости жизни.

На это фантастическое послание, адресованное всему человечеству, эксплуататоры должны были ответить сходным по масштабу посланием. Марксу надо было кого-то противопоставить, и этим кем-то, конечно же, был Ницше. Ответом на коммунистическое послание было послание фашистское.

Вкратце, текст этого послания состоял в том, что погибель не в эксплуатации, а в ее недостаточности. В ее избыточной гуманистичности. Якобы эта гуманистичность приводит к человеческому вырождению, прекращается борьба за существование, являющаяся основой человеческой жизни на протяжении тысячелетий, люди начинают вырождаться, этому никто не сопротивляется. В условиях беспрепятственного вырождения люди просто погибнут. А для их спасения нужно стократное нарастание состязательности как основы человеческой жизни. Тогда эта жизнь вернется к природе. Люди станут тем, чем они и должны быть, жалкая конструкция под названием «человек» исчезнет. А ее место займет сверхчеловек, человекозверь, белокурая бестия.

Итак, и коммунисты, и фашисты в одинаковой степени ушли от разного рода частностей (территория, экономический потенциал, военная мощь и так далее) и начали открыто и яростно обсуждать самую масштабную из всех возможных тем — тему борьбы за победу того или иного «человеческого материала». Причем и коммунисты, и ответившие на их вызов фашисты отказались именовать этот побеждающий в будущем человеческий материал собственно человеческим. Коммунисты назвали то, что должно породить их устройство жизни в виде нового человеческого естества, — новым человеком. А фашисты назвали то, что должно породить их устройство жизни, — сверхчеловеком, человеком-зверем, белокурой бестией и так далее.

Тем, кто 9 мая 2021 года будет праздновать День Победы, яростно пытаются промыть мозги, доказывая, что и в Великой Отечественной, опять же, воевали только за землю, экономические возможности, право на жизнь и так далее. И конечно же, за это воевали. И конечно же, при этом совершенствовали военно-технический потенциал, мобилизовывали и правильно организовывали огромные человеческие массы. Использовали те или иные военные стратагемы.

Но если всё свести к этому, то исчезнет главное — фантастическое отличие Великой Отечественной войны от всех остальных войн, которые вело человечество. Потому что Великая Отечественная война была первой из священных войн, ведущихся человечеством по преимуществу светским. Никто не хочет умалить значения религиозного фактора в этой войне. Но нельзя не признать и другого — того, что существенная часть населения воюющих стран либо не была религиозной вообще, либо не была исступленно религиозной, как в эпоху крестовых походов. Существеннейшая часть этого населения была светской. Это справедливо и для Советской России, то есть СССР, где идеология отрицала классическую религиозность, и для нацистской Германии, то есть Третьего рейха, где опять же бал правил этакий особый национализм, а не исступленная религиозность. Как декларируемая христианская, так и полускрытая языческая.

Между тем война была именно священной. И тому есть много доказательств. Всё отнюдь не сводится к одноименной песне, притом что эта песня продиктована именно тем, что во все времена именовалось и именуется духом. И поэтому тоже свидетельствует о многом. Ну так за какую же священность велась война?

Она велась за священность под названием «человек». При одном ее исходе она утверждала на пьедестале человека-зверя, белокурую бестию. А при другом — нового человека. И воевавшие стороны это понимали. Победа, день которой граждане России, и не они одни, отпразднуют 9 мая, воспрепятствовала утверждению на пьедестале человека-зверя в его ультраницшеанском варианте. Но утвердила ли она на пьедестале нового человека?

Нет, разумеется. Этого не произошло, во-первых, потому что на очень значительной части планеты сохранился капиталистический строй. Причем в том его варианте, который поначалу еще что-то проговаривал по поводу своего человеческого идеала. Человек-де, мол, по природе скверен, но его можно сдержать с помощью разного рода институтов, правил, силы законов, определенных моральных императивов и прочего. А если его сдержать, не выдумывая ничего по поводу человеческой трансформации — фашистской, коммунистической или иной, то жизнь человеческая окажется достойной и осмысленной.

Потом капитализм уже перестал говорить и об этом. Однако к 9 мая 1945 года этот разговор еще продолжался. И потому какая-то часть человечества купилась на подобную реалистическую возможность продолжения жизни без переделывания себя.

А во-вторых, сам победитель, каковым был советский народ, построивший антикапиталистическое общество, отвел тему нового человека на мировоззренческую периферию. Туда же была отведена и тема коммунизма, которая в постсталинский период была явлена народам СССР в виде провокативных хрущевских идиотизмов.

Фашизм после 1945 года тему сверхчеловека не снял с повестки дня. И провозгласил будущий триумф такого сверхчеловека по ту сторону краха антикапиталистических коммунистов и капиталистических либералов, а также капитализма в целом.

Что же касается либерального капитализма, скромно участвовавшего в победе над фашизмом, то он сначала продолжал болтать о неизменности человека и своей готовности обустраивать человеческую жизнь в условиях этой неизменности, обузданной определенными нормативами. А потом сам заявил о конце проекта «Человек», конце истории, конце гуманизма, конце смысла. И подкрепил эти свои заявления вопиющей человеческой деградацией, волокущей человека в бездну инфернальной антинормативной ультразвериности. И с каждым годом эта ставка капитализма (или посткапитализма) на уволакивание человечества в бездну становится всё более очевидной.

Что же говорит победитель или, точнее, наследник Победы, стыдливо пряча Мавзолей за разного рода драпировками и провозглашая неразумность коммунизма, величие капитализма и прочее? Он, конечно, говорит, что в бездну сползать не надо бы. Но при этом сползает — возможно, с меньшей скоростью, чем тот Запад, на который он теперь уже не молится. Или почти что не молится. Но никаких разговоров по поводу противостояния краху человека и уж тем более о новом человеке как единственной возможности противостояния этому краху нет и в помине.

Между тем тьма сгущается. И рано или поздно выяснять отношения между собой опять начнут два человеческих идеала — темный, зверино-фашистский, и светлый, новокоммунистический.

В день, когда один из этих идеалов победил другой, думать можно только об этих идеалах, об их судьбе, их смысле, их тогдашнем столкновении и о столкновении будущем. А также о том, как много потеряли, отказавшись от своего идеала. А также о том, к чему и как в этих условиях возможно вернуться.

С Днем Победы, товарищи!

До встречи в СССР!

Сергей Кургинян
Свежие статьи