Essent.press

В США рассказали о Кёртисе Ярвине — философе Темного просвещения. Часть II

Каванабэ Кёсай, Лягушачья школа
Каванабэ Кёсай, Лягушачья школа

Начало: В США рассказали о Кёртисе Ярвине — философе Темного просвещения. Часть I

ИА Красная Весна завершает публикацию перевода большой статьи «Заговор Кёртиса Ярвина против Америки», опубликованной 2 июня в издании The New Yorker.

В то время как Демократическая партия США своей политикой обеспечивает фундаментальную разочарованность американского общества в демократии, некий блогер-философ, до поры до времени не афиширующий свои связи с техномагнатами Кремниевой долины, популяризирует среди технарей и программистов идеи технофеодализма.

Примечательно, что и технофеодалы, и их критики — либеральные демократы (а автор статьи именно из этого лагеря) ненавидят коммунизм. Ненавидят за то, что он предложил путь, отличный от «технофеодализма», в котором лишних людей ждет «гуманная альтернатива геноциду», и от либерально-глобалистского фашизма.

Статья печатается с сокращениями.


У [Питера] Тиля всегда был дар предвидения. Он стал соучредителем PayPal, стал первым внешним инвестором Facebook (организация, деятельность которой запрещена в РФ) и создал Palantir — компанию по сбору данных, которая только что получила новый контракт на оказание помощи сотрудникам иммиграционной и таможенной полиции в проведении депортаций. Тиль поддержал Трампа, когда такой поступок еще делал человека парией в Кремниевой долине. В 2022 году он пожертвовал $15 млн на кампанию по выборам в сенат Вэнса. В истории конгресса США это самая крупная сумма, которая была пожертвована одному кандидату. В 2009 году заядлый либертарианец Тиль осуществил, подобно Ярвину, правый поворот: в эссе, опубликованном Институтом Катона и получившем большое распространение, Тиль написал: «Я больше не верю, что свобода и демократия совместимы». Ярвин упомянул об этом в своей публикации в блоге под названием «Демофобия становится (слегка) вирусной». Вскоре они впервые встретились в доме Тиля в Сан-Франциско, и между ними завязалась доверительная переписка. <…> Оба мужчины, казалось, считали само собой разумеющимся, что Америка — это коммунистическая страна, где журналисты действуют как агенты «Штази», а целевая группа для агитации Тиля и Ярвина — руководители технологических компаний. <…>

В электронных письмах, полученных BuzzFeed (электронный портал — прим.ИА Красная Весна), Ярвин хвастался редактору Breitbart (правый новостной сайт — прим.ИА Красная Весна) Майло Яннопулосу, что он смотрел первые выборы Трампа в доме Тиля и «тренировал» его. <…>

[Ярвин] сказал мне, что ему было бы «неловко» афишировать свои отношения с Тилем — или с Вэнсом, с которым он познакомился через Тиля примерно в 2015 году.

Хотя Ярвин старался не говорить лишнего, он упомянул, что у Тиля есть некоторая «странность», а говоря о венчурном капиталисте Андриссене, он описал его как человека, который «не считая странной и, возможно, даже нечеловеческой формы головы, кажется гораздо более нормальным, чем Питер». С Андриссеном Ярвин познакомился после того, как тот вложил средства в стартап Ярвина «Тлён». Андриссен и Ярвин переписывались и вместе обедали задолго до 2024 года, когда Андриссен объявил себя сторонником Трампа. Известно, что Андриссен призывал своих коллег читать блог Ярвина. «Технари, в отличие от большинства консерваторов, не интересуются призывами к добродетели, красоте или традициям, — сказал один представитель госдепа. — Они больше похожи на правое крыло прогрессистов, и долгое время Молдбаг был единственным человеком, который говорил с ними на их языке». <…> Что касается отношений Ярвина с влиятельными людьми, то он пересказал мне замечательный совет для придворных из «Писем к сыну» лорда Честерфилда: «Никогда не доставай их. И никогда не позволяй им забыть о твоем существовании».

Ярвин добился большего успеха не в качестве основателя стартапов, а в качестве придворного у основателей стартапов. <…> Ярвин подходил к компьютерной науке так же, как он подходил к правительству США, как он выразился, с «утопической манией величия». Мечтой Ярвина было создание одноранговой компьютерной сети под названием Urbit, которая позволила бы пользователям контролировать свои собственные данные, в которой не было бы ругани, шпионов и монополий. Каждый пользователь в сети Urbit идентифицируется с помощью уникального кода, который действует как цифровой паспорт. Несмотря на то, что Urbit ратует за децентрализацию, система разработана на основе иерархической модели виртуальной недвижимости, где пользователи владеют «планетами», «звездами» или «галактиками».

В раннем варианте системы Ярвин назвал себя ее «принцем», но у него возникли про-блемы с привлечением подданных в свое воображаемое королевство. Как и политическая теория Ярвина, его язык программирования, который он написал сам, был смелым, мудреным и иногда ошибочно принимался за мистификацию. <…> Ярвин покинул компанию в 2019 году.

Больше не беспокоясь о том, чтобы не спугнуть инвесторов, Ярвин окунулся в жизнь «интеллектуала-изгоя». Под своим собственным именем он запустил на платформе Substack информационный бюллетень «Тусклое зеркало принца-нигилиста» (сегодня это третье по популярности «историческое» издание платформы). Он стал постоянным участником праворадикальной сети подкастов и, казалось, никогда не отказывался от приглашения на вечеринку. Во время своих путешествий он часто устраивал «офисные часы» — неформальные, непринужденные дискуссии с читателями, многие из которых были вдумчивыми молодыми людьми с либеральным чувством вины и групповым мышлением. В Ярвине привлекает не столько обоснованность его аргументов, сколько греховная энергия, которую они источают: он заставляет своих слушателей чувствовать, что он предоставляет им доступ к запретным знаниям — о расовой иерархии, исторических заговорах и вероломстве демократического правления, — которые прогрессивная культура изо всех сил пытается скрыть. Его подход опирается на реальность того, что большинство американцев никогда не учились защищать демократию, их просто воспитывали верить в нее.

Ярвин советует своим последователям избегать культурных войн по таким вопросам, как D.E.I. («Разнообразие, равенство и инклюзивность») и аборты. Он утверждает, что разумнее позволить демократической системе рухнуть самостоятельно. Тем временем диссиденты должны сосредоточиться на том, чтобы стать «модными», создавая реакционную субкультуру — контр-«Собор». Левый писатель Сэм Крисс сказал о работе Ярвина: «Она льстит людям, которые верят, что могут изменить мир, просто выражая странные идеи в интернете и участвуя в декадентских вечеринках на Манхэттене».

Такие люди получили прозвание «диссидентских правых». Это свободное сборище ху-дожников и амбициозных людей, сгруппированных вокруг залива Сан-Франциско, Майами и крошечного микрорайона на Манхеттене Dimes Square. Эту среду объединили разочарование в избирательной системе, карантины из-за COVID-19 и левацкая политика «пробуждения». Аморальное поведение было главным элементом их контркультурного очарования: вместо того, чтобы использовать «гендерно-нейтральные» местоимения и политкорректный язык («латиноамериканец», «не имеющий жилья» вместо «бездомный», «человек, вовлеченный в правосудие» вместо «судимый»), ее члены снова начали использовать такие оскорбления как «гей» и «умственно отсталый». <…> «Если вы интеллигентный американский горожанин с еврейскими корнями, который хочет поиграть с определенными ницшеанскими и евгеническими темами, вы не присоединитесь к марширующей с факелами толпе, скандирующей: „Не дадим евреям нас заменить!” — заметил в своем эссе в прошлом году консервативный комментатор Сохраб Ахмари. — Нет, вы пойдете к правым диссидентам“.

В последнее время Ярвин пытается превратить часть своего недавно приобретенного культурного капитала в нечто реальное. В прошлом году он вернулся в Urbit в качестве «военного генерального директора», после чего несколько ведущих сотрудников ушли в от-ставку. В феврале он сделал так, чтобы компания Andreessen Horowitz снова вложила в компанию деньги. Согласно новому плану Ярвина <…> Urbit будут продвигать как элитный частный клуб, члены которого, призваны стать «звездами новой публичной сферы — нового Usenet, новых цифровых Афин, построенных на века».

Накануне инаугурации Трампа я отвезла Ярвина на «Коронационный бал Трампа» в отеле Watergate в Вашингтоне. Мероприятие было организовано неореакционным издательством Passage Press, которое недавно выпустило книгу Ярвина «Тусклое зеркало, Часть первое: Беспорядки». Это первая часть из запланированных четырех книг, в которой излагается его видение нового политического режима. В ней Ярвин в основном ссылается на страницы Википедии: «Денацификация», «Государство — это я» <…>. Пока мы шли по обледенелым улицам, Ярвин объяснил, что в елизаветинскую эпоху лучшие умы в области искусств и наук можно было найти при дворе. Когда я спросила, видит ли он параллель с ближним кругом Трампа, он рассмеялся. «О, нет», — сказал он. <…>

Passage Press рекламировало мероприятие как «MAGA сошлись с техноправыми». Это было правдой. В банкетном зале, залитом розовым и фиолетовым светом, Майкл Антон из госдепа, [правая активистка] Лора Лумер, известная своей антимусульманской нетерпимостью, и популяризировавший теорию заговора «Пиццагейт» Джек Пособец общались с венчурными капиталистами, криптовалютчиками и звездами платформы блогов Substack. Ранее тем вечером, когда гости ужинали жареными гребешками и филе-миньоном, основной докладчик мероприятия Стив Бэннон призвал к массовым депортациям, «Гибели богов» адми-нистративного государства и тюремному заключению Марка Цукерберга.

Восемь лет назад лидер общественного мнения правых первого поколения Майк Сернович был одним из организаторов инаугурационной вечеринки Трампа, известной как мусоробал — намек на неудачную шутку Хиллари Клинтон о том, что половина сторонников Трампа принадлежат к «корзине для мусора». <…> Сернович … удивлялся, как гордый отец, тому, как далеко зашло движение. «Я был одним из самых старых в этом месте! — написал он в Твиттере на следующий день. — Это настоящие правые. Высокая энергия и высокий IQ». В 2008 году Ярвин в своем «Открытом письме» призвал реакционный авангард сформировать подпольную политическую партию. Коронационный бал Трампа ясно дал понять, что в этом больше нет необходимости. Его контрэлита теперь стала истеблишментом. <…>

В последнее время Ярвин стал называть себя «темным эльфом», чья роль заключается в том, чтобы соблазнять «высших эльфов» — элиту демократических штатов, — сажая «желуди темного сомнения в их высоких золотых умах» (в этой метафоре, вдохновленной Толкиеном, консерваторы из республиканских штатов — «хоббиты», которые должны подчиниться «абсолютной власти» нового правящего класса, состоящего, что неудивительно, из темных эльфов). Впрочем, он не всегда выражался столь витиевато. В 2011 году, на следующий день после того, как крайне правый террорист Андерс Брейвик убил в летнем лагере в Норвегии 69 человек, многие из которых были подростками, Ярвин написал: «Если вы хотите превратить Норвегию во что-то новое, вам нужно, чтобы нынешний правящий класс присоединился к вам и последовал за вами. Или, по крайней мере, их дети». Он похвалил Брейвика за то, что тот нацелился на правильную группу («коммунистов, а не мусульман»), но осудил его методы: «Изнасилование — это бета. Соблазнение — это альфа. Не убивайте молодежь в лагере — вербуйте ее». Собственные усилия Ярвина по вербовке, похоже, работали. Возле стойки с напитками я поговорила со Стиви Миллером, бойким студентом второго курса Университета Карнеги Меллона, который читает Ярвина с седьмого класса. (Ярвин рассказал мне, что он встретил несколько одаренных зумеров (молодежь до 30 лет — прим.), которые читали его в подростковом возрасте, потому что «стиль высокого IQ» Ярвина служил «магнитом для тех, у кого высокий IQ»_.) <…>

Даже самые пессимистичные критики Трампа были поражены скоростью, с которой президент во время своего второго срока перешел к навязыванию автократии в Америке, сосредоточив власть в ее исполнительной ветви — и зачастую в руках самых богатых людей на земле. Илон Маск, которого никто не избирал, возглавил отряд двадцатилетних, прорвавшихся в федеральное правительство. Они уволили десятки тысяч госслужащих, закрыли Агентство США по международному развитию (USAID) и захватили контроль над платежной системой министерства финансов США.

Тем временем администрация Трампа начала наступление на гражданское общество, отменив финансирование Гарварда и других университетов, которые, по ее словам, являются оплотами идеологической обработки. Она наказала юридические фирмы, которые представляли интересы оппонентов Трампа. Он расширил механизм иммиграционного контроля, депортировав троих детей, родившихся в США, в Гондурас, группу мигрантов из Азии и Латинской Америки в Африку и более двухсот венесуэльских мигрантов в тюрьму строгого режима в Сальвадоре, где те могут остаться до конца своих дней. У граждан США теперь оказалось правительство, которое заявляет о своем праве заставить их исчезнуть без надлежащей правовой процедуры: как сказал Трамп президенту Сальвадора Найибу Букеле, во время встречи в Овальном кабинете: «На очереди — доморощенные [мигранты]». Без действенной системы сдержек и противовесов чудаковатые идеи одного человека — например, начать непоследовательную торговую войну, которая перевернет мировую экономику — не отфильтровываются. Они становятся политикой, которая обогащает его семью и его союзников.

С января в интернете энтузиасты начали отслеживать связи между хаотичными блиц-действиями правительства и трудами Ярвина. Ярвин вряд ли является фигурой, похожей на Распутина, с доступом в Овальный кабинет, как представляют его некоторые пользователи [соцсети] Bluesky, но нетрудно понять, почему некоторые люди могли прийти к такому мнению. В прошлом месяце анонимный советник DOGE сообщил Washington Post, что «не секрет, что все, кто принимает политические решения, читали Ярвина». Стивен Миллер, замглавы администрации президента, недавно процитировал его в Twitter. Вэнс призвал США отказаться от Европы, что было давней мечтой Ярвина. Весной прошлого года Ярвин предложил выслать всех палестинцев из сектора Газа и превратить его в роскошный курорт. <…> «Новый сектор Газа — застроенный, конечно же, Джаредом Кушнером — это Лос-Анджелес Средиземноморья, совершенно новый город-хартия на старейшем океане челове-чества, недвижимость высшего класса с абсолютно идеальным правительством уровня Apple», — писал тогда Ярвин в своем блоге. В феврале 2025 года во время совместной пресс-конференции с Биньямином Нетаньяху Трамп удивил своих советников, когда сделал почти идентичное предложение, назвав сектор Газа после застройки «Ривьерой Ближнего Востока».

Всякий раз, когда я спрашивала Ярвина о связи между его произведениями и реальными событиями, его ответ был беспечным. Казалось, что он считает себя каналом передачи чистого разума — единственной загадкой для него было то, почему другим потребовалось так много времени, чтобы понять его правоту. «Ложь можно придумать, но правду можно только обнаружить», — сказал он мне. Мы были в Лондоне, где он посещал консервативную конференцию «Альянс за ответственное гражданство». Соучредителем конференции был психолог Джордан Петерсон (Ярвин описал мне Петерсона как «денди» с «исходящей от него странной нарциссической энергией»). Сопровождали Ярвина в его путешествиях Эдуардо Хиральт Брун и Алонсо Эскинса Диас, два режиссера-миллениала, которые снимали документальный фильм о его жизни. <…> Создатели фильма беспокоились, что его расистские высказывания оттолкнут зрителей. Однажды днем в Лондоне Диас снимал, как Ярвин позирует для портрета вместе с постлиберальным политическим теоретиком лордом Морисом Глэсманом, которого называли «лордом MAGA-лейбористов» за его поддержку Brexit и постоянное общение с такими деятелями, как Стив Бэннон. В какой-то момент их разговора Ярвин достал свой iPhone, чтобы показать Глэсману, что он взломал чат-бот Claude, чтобы добиться того, чтобы он называл Ярвина словом на букву «н» (ниггер — прим.ИА Красная Весна).

Некоторые мыслители позавидовали бы вниманию, которое получает Ярвин. Но он от-вергает свое влияние как «фальшивую валюту», поскольку она еще не оказалась «обналичена», то есть не превратилась в желанную для него революцию. <…> В недавнем эссе на Substack он раскритиковал решение отправить сотрудников таможенной и иммиграционной службы США (ICE) в штатском сажать студентов и преподавателей колледжей за политические высказывания. Он сделал это не по моральным соображениям, а потому что считает, что бандитская тактика правительства, скорее всего, спровоцирует сопротивление. <…> Консервативный активист Кристофер Руфо сравнил Ярвина с «угрюмым подростком, который настаивает на том, что всё бессмысленно». Я пришла к выводу, что он реакционер-Златовласка, который не удовлетворится ничем, кроме идеальной до дюйма выверенной автократии, которую он построил в своем воображении.

Это явное желание контроля также проявляется в его личной жизни. Не так давно в Беркли я встретилась с Лидией Лоренсон — бывшей возлюбленной Ярвина. <…> Она сказала мне, что девиз ее отношений с Ярвином был таков: «Мы будем гениями вместе, и у нас родятся гениальные дети». Она сказала, что в этой шутке была доля правды. Как и Ярвин, Лидия была не по годам развитым ребенком, которая рано пошла в школу. Она также вела блог, ставший культовым. <…>

По словам Лидии, более серьезным источником напряжения в их отношениях был авторитарный стиль общения Ярвина. Когда они ссорились, Ярвин, по ее словам, настаивал, чтобы она предоставила рациональное обоснование для прекращения вражды. Скользкие личные нападки Ярвина напоминали его манеру отвечать в публичных дебатах. «Он придумывает объяснения, которые кажутся разумными, но на самом деле ложны. Он переходит на личность человека, который пытается указать на то, что он делает; это похоже на DDOS-атаку души»,  — написала она мне в электронном письме, имея в виду стратегию кибератак, заключающуюся в перегрузке сервера трафиком из нескольких источников. Джеймс Дама, друг Лидии, тоже поссорившийся с Ярвином, вспоминал: «Он мог отпустить грубую шутку о весе или внешности Лидии, не вызвав смеха, а затем разозлиться на Лидию за то, что она слишком высокомерна». Таннер, первая девушка Ярвина, описала похожую схему оскорблений и требований.

Лоренсон и Ярвин расстались летом 2022 года, когда Лоренсон была беременна. Он сказал мне, что его стремление к близости могло показаться Лоренсон «властным и удушающим», и что у него была плохая привычка отпускать «шутки, которые были своего рода колкостью», но он отрицал, что когда-либо проявлял намеренную жестокость. (После того, как их отношения закончились, по словам Ярвина, его «естественным инстинктом была мысль: „я буду унижать ее при любом удобном случае“». Он добавил, что такие вещи у него хорошо получаются.) Через несколько недель после рождения их сына Ярвин подал в суд на частичную опеку, которую получил. Но ожесточенные споры продолжились. «Родители не согласны почти по каждому вопросу», — заметил в прошлом году их посредник.

Теперь, когда у них есть общий малыш, Лоренсон много времени проводит в размыш-лениях о детстве самого Ярвина. «У него есть эта манера изображать из себя клоуна, когда он очень жаждет внимания», — сказала она. Ей казалось, что его принятие провокационной идеологии было своего рода «навязчивым действием», психологической защитой, которая позволяла ему переосмыслить остракизм, которому он подвергался в детстве. Как самый известный из ныне живущих монархистов Америки, он мог сказать себе, что люди отвергают его не за его характер, а за экстравагантные идеи. Она предположила, что его монархизм сначала был своего рода интеллектуальным спортом, как что-то существовавшее в рамках соцсети Usenet, а затем, как параллельный мир в рассказе Борхеса, он медленно обрел свою собственную реальность. «Представьте, что вы нашли место, где люди восхищаются вами и позволяют вам троллить себя столько, сколько вам хочется, а затем вы просто начинаете жить в этом мире», — объяснила она.

За последнее десятилетие либерализм потерпел поражение от обеих сторон политического спектра. Его критики слева считают его размеренную постепенность несоизмеримой с многочисленными чрезвычайными ситуациями настоящего: изменением климата, неравенством, ростом правого этнического национализма. Консерваторы, напротив, рисуют либерализм как культурного левиафана, который попрал традиционные ценности. В книге «Почему либерализм потерпел неудачу» (2018) политолог из Нотр-Дамского университета Патрик Денин утверждает, что современный американский акцент на индивидуальной свободе происходит за счет семьи, веры и сообщества, превращая нас во «всё более отдельные, автономные, не связанные между собой личности, наделенные правами и определяемые нашей свободой, но неуверенные, бессильные, напуганные и одинокие». Другие постлиберальные теоретики, включая Адриана Вермеля, предложили, чтобы государство ограничило определенные права ради «общего блага», идея, которая явно имеет католические корни.

Ярвин призывает к чему-то более простому и лучше удовлетворяющему либидо: сжечь всё и начать всё заново с нуля. С момента появления неолиберализма в конце семидесятых политические лидеры всё чаще относились к управлению страной как к корпоративному управлению, приватизируя услуги и превращая граждан в клиентов. Результатом стало большее неравенство, ослабление социальной защиты и широко распространенное мнение, что в этих бедах виновата сама демократия, что создало тягу именно к той автократической эффективности, которую сейчас превозносит Ярвин. «Программа Ярвина может показаться соблазнительной в период неолиберального правления, когда попытки что-то изменить, будь то глобальное потепление или военная машина, кажутся тщетными, — сказала мне историк Сюзанна Шнайдер. — Вы можете сидеть сложа руки, плевать на всё и позволять кому-то другому править бал». Ярвин мало что может сказать по вопросу человеческого процветания или о людях в целом, которые в его работах предстают как овцы, которых нужно пасти, идиоты, которых нужно исправлять, или марионетки, которыми управляют левые кукловоды.

Работы Ярвина, даже при его таланте привлекать внимание, не выдерживают критики. Она полна ложных силлогизмов и аргументов, переработанных так, чтобы соответствовать его предвзятым взглядам. Он много читал, но использует свои знания лишь как сырье для той же реакционной сказки: когда-то давно люди знали свое место и жили в гармонии; затем пришло Просвещение с его «благородной ложью» эгалитаризма, погрузившее мир в беспорядок. Ярвин часто критикует ученых за то, что они относятся к истории как к фильму Marvel (десятки фильмов и сериалов о супергероях и их врагах — прим.ИА Красная Весна) с чрезмерно упрощенными героями и злодеями, но неясно, что нового говорит он сам, называя Наполеона «стартапером» (Ярвин является сторонником ревизионистской теории о том, что пьесы Шекспира на самом деле были написаны 17-м графом Оксфордом и что Гражданская война в США, которую он называет «войной за отделение», ухудшила условия жизни чернокожих американцев). <…>

Некоторые из его самых радикальных критиков находятся в правом лагере. Консерва-тивный активист Руфо считает, что Ярвин — софист, чей стиль ведения дебатов состоит из «детских оскорблений, приступов паранойи» <…> Наибольшее взаимодействие с идеями Ярвина возникло у блогеров, связанных с рационалистическим движением, которое гордится тем, что рассматривает аргументы в пользу всех утверждений, даже самых надуманных. Однако и их терпение истощилось. «Он никогда не обращался ко мне как к равному, только как к человеку с промытыми мозгами, — сказал о разговорах с Ярвином выдающийся компьтерный ученый Скотт Ааронсон. — Ему должно быть казалось, что, если он даст мне еще одну книгу о счастливых и поющих рабах или произнесет еще один монолог о Франклине Делано Рузвельте, я наконец „увижу свет“».

Возможно, дело не в интеллектуальной серьезности. Ярвин предоставил умникам из правого лагеря оправдания их озлобления и плутократической воли к власти. «Он просто говорит вслух то, что многие республиканцы хотят услышать», — сказал мне сенатор-демократ Крис Мёрфи из Коннектикута.

Нетрудно предвидеть тоталитарный финал мировоззрения, которое сочетает в себе поклонение власти с презрением к человеческому достоинству. Некоторые могли бы назвать это фашизмом. Подобно своим идеологическим врагам большевикам, Ярвин, похоже, считает, что единственное, что стоит на пути Утопии, — это нежелание использовать все возможные средства для ее достижения. Он утверждает, что переход к его режиму будет мирным, даже радостным, но фантазии о насилии мелькают во всех его работах. «Если монарх не готов всерьез геноцидить дворянство или массы, он должен завоевать их лояльность, — написал он в марте в своем блоге. — Вы же не собираетесь отправлять этих людей на мыло, как индюков, заболевших птичьим гриппом. Верно?» <…>

<…> В один приятный полдень в конце февраля Ярвин и его жена Кристин ехали по проселочной дороге на юге Франции. <…> Мы направлялись на встречу с Рено Камю, семидесятивосьмилетним романистом и памфлетистом, который в 2011 году опубликовал «Великую замену» — подстрекательский манифест, в котором утверждалось о заговоре либеральных элит с целью замены белых европейцев мигрантами из Африки и Ближнего Востока. С тех пор эта фраза стала лозунгом для белых националистов по всему миру: от Шарлоттсвилля, в Вирджинии, где в 2017 году демонстранты скандировали: «Вы нас не замените» — до новозеландского Крайстчерча, где в 2019 году человек, опубликовавший манифест с таким же названием, как у Камю, убил 51 мусульманина.

Когда мы поднялись на вершину холма, в поле зрения показались стены замка Камю, Шато де Плиё. Ярвин позвонил во внушительный металлический колокольчик рядом с дверью, и нас вскоре провели внутрь. <…> Наверху Камю ждал нас с бутылкой шампанского. С ухоженной белой бородой, в коричневом вельветовом пиджаке с галстуком-бабочкой и золотой цепочкой для карманных часов он выглядел как литератор девятнадцатого века. Изъясняясь на идеальном английском, он говорил так, как будто у него не было иного выбора, кроме как купить замок начала XIII века после того, как его библиотека стала слишком большой для его маленькой парижской квартиры. Это было 35 лет назад. Теперь, указывая на стопки книг, которые заполонили его огромный кабинет, он сказал, что здесь он столкнулся с той же проблемой.

За несколькими бокалами шампанского Ярвин задал Камю ряд вопросов, но редко давал время полностью на них ответить. Что Камю думает о Филиппе Петене? Шарле де Голле? Наполеоне III? Наполеоне I? Эрнсте Юнгере? Эрнсте фон Саломоне? Эзре Паунде? Бэзиле-Бантинге? Ярвин, в прошлом победитель викторин, казалось, хотел, чтобы его погладили по голове за проявленную эрудицию.

После того, как мы спустились вниз на обед — тонкие ломтики жареного утиного мяса, лотарингский пирог, красное вино, — Ярвин возобновил свой перекрестный допрос. Оценил ли Камю Томаса Карлейля? Мишеля Уэльбека? Людовика XIV? Что бы он сказал Шарлю Моррасу, если бы тот был жив сегодня? Что бы подумал Достоевский о теории утечки ковида из лаборатории?

Камю издавал пронзительный смешок всякий раз, когда Ярвин задавал особенно странный вопрос. Однако повторяющиеся вопросы гостя о первой леди Франции Брижит Макрон сбивали его с толку. Ярвин подозревал, что на самом деле была мужчиной. «Мы имеем дело с самым важным событием в истории континента, — воскликнул Камю, имея в виду рост небелой иммиграции в Европу. — Какое значение имеет, мужчина мадам Макрон или женщина?»

Брун попросил Ярвина и Камю подойти к окну, чтобы он мог сфотографировать их сна-ружи. Пока Ярвин смотрел на лоскутное одеяло аккуратно ухоженных полей, раскинувшихся внизу, он говорил о Великой замене как об «одном из величайших преступлений» в истории. «Это хуже, чем Холокост? Я не знаю… Мы еще не видели ее завершения», — говорил он. Он пил с начала визита и, казалось, находился в повышенно эмоциональном состоянии. «У меня трое детей, — сказал он Камю. — Их просто выстроят в ряд и поведут в братские могилы?» Они обсуждали апокалиптический роман Жана Распая «Лагерь святых» (1973), в котором описывается вторжение индийских мигрантов, уничтожающих европейские страны. Рыдая, он говорил: «Я хочу, чтобы мои дети умерли в двадцать втором веке. Я не хочу, чтобы они пережили какой-то безумный постколониальный Холокост». <…>

Мы задавались вопросом, что Камю думает об этом дне. Скоро мы об этом узнали. «Если бы интеллектуальные обмены были коммерческими обменами — а они в определенной степени являются ими — объем моего экспорта не достиг бы и одного процента от объема моего импорта, — написал Камю в своем дневнике, который он выложил в сеть на следующий день. — Гость говорил без перерыва с момента прибытия до отъезда в течение пяти часов, очень быстро и очень громко, прерываясь только на странные приступы слез, когда он говорил о своей покойной жене, а также, что еще более странно, об определенных политических ситуациях». <…>

Камю подарил Ярвину несколько своих книг, но мысли Ярвина, казалось, уже были где-то в другом месте. На следующий день он полетит в Париж, чтобы встретиться с группой французских зумеров, проходящих через прием его «красной таблетки», и Эриком Земмуром, крайне правым полемистом, который когда-то баллотировался на пост президента Франции. <…>

Читайте также: The Guardian: Трамп и техномагнаты готовят цивилизационную катастрофу

Свежие статьи