Прошедшая 11–12 октября 2017 года в Москве конференция «Украинство — кем и зачем оно сконструировано» дает богатую пищу для анализа хода современных политических процессов — как в нашей стране, так и за рубежом. Идеологическая часть цикла про конструкт украинства очень важна для понимания того, каким образом идеи внедряются в массы. В частности, ретроспектива дает возможность увидеть аналогии и понять роль тех или иных действий нынешних политических сил в достижении целей (например создания обстановки, способствующей массовому психозу, нагнетания ненависти к отдельным группам населения и т. д.).
Один из приемов в этой борьбе — сокрытие фактов для иной интерпретации событий, в результате которой при определенном понимании добра происходит замена одной оценки на другую ради достижения целей. Примером может служить прогетманское направление в украинстве, продвигаемое книгой «История русов или Малой России». В указанной книге воспевается гетман Павел Полуботок за то, что противоречил русскому царю Петру I. При наличии в той же самой книге мыслей о том, что неволя и несвобода простого люда — это плохо, и вполне справедливом обвинении России в подобном грехе, в случае с Полуботком воля и свобода вдруг необъяснимым образом оказываются прерогативой гетманов и старшины, а вовсе не простых казаков. Однако ясно это только тем, кто владеет информацией о причинах учреждения Малороссийской коллегии для ведения сборов и налогов, против которой и выступал Полуботок. В указе об учреждении коллегии Петр I ясно говорит о причинах — жалобах от малороссийского народа о налогах и непорядках, которые чинятся наперекор договору гетмана Богдана Хмельницкого. Но эти факты в книге не приводятся, не сообщается также и о возможности найти в коллегии управу на притеснителей. В результате Полуботок, борющийся за вольницу притеснителей, выставляется в книге национальным героем. Имевшая место в истории попытка ограничить произвол старшины по отношению к простому люду объявляется не добром, а злом, с которым надо бороться.
Почему же образованные читатели, знакомые с историей, не замечают подобных манипуляций? Дело в том, что эти манипуляции представляются определенным образом, с опорой на чувство.
История развития украинской идеологии является свидетельством отрицания очевидных закономерностей, причем позиция отрицания подкрепляется чувством. Чувство может вызываться утверждением некоего блага, в случае украинства — провозглашением величия украинского народа и его обособления как блага.
Чувство и разум вступают в борьбу, в которой разум проигрывает. В противном случае невозможно объяснить, как можно, ратуя за величие, совместить утверждение о национальной обособленности малороссов одновременно с искусственным конструированием их алфавита? Постороннему человеку, не жаждущему отделения, видно, что данные действия свидетельствуют об определенном порядке: сначала возникла обособленность, а потом уже нужда в усовершенствованном алфавите. Если у украинцев до XIX века не было своего алфавита, и они пользовались «чужим» русским уже тысячелетие, то либо свой отдельный алфавит им был не нужен, либо они были неспособны его создать и взяли русский от безысходности, а потом в течение тысячи лет так и не смогли изменить под свои нужды.
Последняя версия слишком уж неприглядна для национального самосознания большого народа, претендующего на величие, чтобы ее всерьез воспринимать. Значит, остается версия, что особый алфавит украинцам до XIX века был не нужен. А почему не нужен, если, как выражается Пантелеймон Кулиш, невозможно передать на северо-русском алфавите особенности южно-русской речи? Исключения всего лишь подтверждают наличие правил. Даже если действительно вдруг появилось желание закрепить особенности произношения новыми буквами, разве не означает сам этот факт того, что особенности появились недавно, что южно-русская речь — всего лишь диалект единого языка, возникающий в результате многих факторов? Ведь признание наличия исключений (особого диалекта) автоматически означает признание наличия правила (единого русского языка). Алфавит-то тысячелетие был общий! Это значит, что на момент формирования русской письменности не существовало никакого «южно-русского народа». Однако эта естественно возникающая мысль алогично отбрасывается как неудобная, то есть налицо отрицание связи между частным и общим: либо сознательно, либо под действием эмоций и стремления достичь желаемого, а именно — обособиться от северо-русской части единого народа.
Чем вызвано это горячее желание обособиться — тем ли, что хочется видеть свое окружение незамаранным в крепостничестве, тем ли, что хочется ощущения собственной исключительности, тем ли, что нужно прагматично достичь неких политических целей — у каждого адепта обособленности украинского народа свои причины. Но метод в борьбе идей один — опора на чувства и сокрытие (искажение) логических связей в явлениях, чтобы, не дай бог, не обнаружились логические неувязки. Особенно интересно рассматривать сочетания попыток создать украинскую письменность с утверждениями, будто украинцы древнее «москалей» и являются единственными наследниками Киевской Руси (идеологема Михаила Грушевского). Хороши «наследники» без собственной письменности!
Подобный же прием игнорирования и сокрытия логических связок наблюдается у другого сторонника украинства — Михаила Драгоманова. Целью историка является представление централизации как зла, мешающего развиваться. Драгоманов, стремясь утвердить мысль о близости украинцев к Европе и наличии на Украине времен Богдана Хмельницкого всенародной новой вольности, поддерживаемой образованием и чтением книг, нимало не заботится противоречием между этой мыслью и тем фактом, что Богдан Хмельницкий, независимо от его образования и того, читал ли он книги про народоправие, оказался на практике сторонником воинской вольности, связанной с выбором покровителя.
Хмельницкий прибег к покровительству России в том числе благодаря практическому опыту и знанию, что «отбиться» от Польши для маленькой «казацкой республики» без большого покровителя в то время было невозможно. Никто бы не оставил маленькую «казацкую республику» в покое и не дал бы ей развиваться — это было подтверждено практикой. Однако Драгоманов закрывает глаза на факты и старательно искажает обстоятельства присоединения казаков к России, то есть устраняет для читателя возможность обнаружить связь неосуществимости самостоятельного существования «казацкой республики» и решения, принятого Богданом Хмельницким. Вместо обсуждения обстоятельств, историк маскирует их выдуманным соединением «воинской вольности» и «всенародной вольности». Для чего это делается? Для того, чтобы желаемое представление прошлого Украины как европейской высокообразованной общности, способной к независимому существованию и развитию, не натолкнулось на логическую неувязку.
Получая информацию о прошлом из книг, сложно понять, почему такие явные нестыковки мало заботят идеологов и не мешают продвигать идеи. Однако как работает метод иной интерпретации становится ясным, если обратить внимание на современных сторонников украинства. Он может работать только в связке с нагнетанием эмоций. Можно заметить, что чем сильнее эмоции, генерируемые адептом продвижения идеи, тем более явную нелогичность он себе позволяет. Ярким примером является Ирина Фарион — украинский политик, член партии «Свобода». Исступление, с которым выступает эта женщина, позволяет ей в перечислении качеств, отличающих украинца от «москаля», заявлять одновременно и «высокодуховность», и «собственничество». Не заметить, что эти характеристики, мягко говоря, не сочетаются (а на самом деле, прямо противоположны), можно только при сильном эмоциональном накале, отключающем логическое мышление. Это значит, что эмоции являются важным фактором для внедрения алогичных идеологем.
Тут, наконец, становится ясно, зачем идеологам украинства нужно разжигать ненависть к «москалям». Это необходимое дополнение дает гарантию, что высказанные идеологом мысли не будут оцениваться слушателем критически. Ломать — не строить, ненависть разжечь гораздо проще, чем любовь. А уже под ее прикрытием адепты украинства внедряют в массы нужные им идеи, в том числе и идею обособленности малороссийского народа от русского и вытекающую из этой обособленности необходимость размежевания.
В заключение необходимо отметить, что применяемые методы очень эффективны и дают результаты. Так, группа «Рейтинг», регулярно проводящая социологические опросы на тему отношения жителей Украины к Украинской повстанческой армии (УПА — организация, деятельность которой запрещена в России), в сентябре 2017 года сообщала, что доля респондентов, положительно относящихся к УПА (организация, деятельность которой запрещена в России) и считающих ее борцами за государственную независимость Украины, выросла с 2010 года в 2,5 раза и достигла 49 %, причем основной рост начался с 2014 года. Нагнетаемая украинскими националистами из этой организации ненависть к России, против которой они боролись, эмоциональное возбуждение агитацией и пропагандой не позволяет дать должную оценку сотрудничеству УПА (организация, деятельность которой запрещена в России) с Гитлером, который ставил украинцев ниже немцев и был против образования независимого украинского государства. Несомненно, что данная тенденция — героизация тех, кого при критической оценке событий невозможно относить к героям, — продолжится и в будущем.