Этот врач напоминал музыканта. Он понимал, что химические лекарства — вынужденное зло, и старался не использовать их безмерно.

С другой стороны, он понимал, как часто эта химия спасает конкретные жизни, останавливая в организме губительные процессы и запуская спасительные.

Когда начался коронавирус, Валерий, конечно, понимал, что прочитать рекомендации Минздрава можно, но верить, как всегда, и тем более в сложных случаях, нужно своему чутью — тому, что оно подсказывает, и что понял на практике.

С каждой болезнью у него были свои отношения. Он знал, что у каждой болезни есть свой характер, свои повадки, даже некая своя личность.

Коронавирус казался ему похожим на гремучую змею, которая выбирает жертву, и та, на которой он остановится, — горе ей. Такими жертвами становились люди с не до конца понятными ему особенностями организма.

Из всего в человеке Валерий лучше всего понимал и чувствовал кровь. Любое лечение было для него в каком-то смысле борьбой за кровь.

«Кровью можно управлять организмом», — говорил про себя он.

И в борьбе с коронавирусом он считал самым важным «выиграть кровь». Не дать ей загустеть, заполниться тромбами.

На его счету было несколько десятков спасенных тяжелых ковидных.

Он работал в городской больнице, тем не менее у него была масса знакомых врачей из частных клиник, в том числе занимавшихся неклассической медициной. Он ездил по всем этим местам, помогал разным пациентам, а его знакомые при необходимости лечили его больных.

Эта сеть знакомых врачей, которым было интересно вылечивать людей, стала живой альтернативой молоху ВОЗа и катку Минздрава.

Иван Иваныч, попавший в руки Валерия, руководил средним по величине предприятием, производившим стекла для очков. Это был полноватый мужчина с большой круглой головой и добрым лицом.

Не в первый раз к Валерию обратились с просьбой о «реанимации на дому». Клиент не доверял больницам, в то же время его состояние было уже довольно тяжелым.

Его глаза живо бегали, а голова то и дело потела, и он отирал ее платком.

Иван Иваныч быстро читал на маленьком планшете, перелистывая страницы. Потом откладывал планшет и брал блокнот, в который что-то записывал. Однажды, зайдя в палату, оборудованную в спальне Ивана Ивановича, и найдя его спящим, Валерий увидел в открытом блокноте: «Ни мировая война, ни пандемия не освобождают человека от личной судьбы».

Врачу запомнились эти слова.

Когда состояние больного стало хуже, его отличало спокойное, не напряженное лицо. Так было, несмотря на всю силу болезни.

Валерий брал анализы, давал препараты, разжижающие кровь, а в какой-то момент стал делать очистку крови — плазмаферез.

В комнате Иван Иваныча стоял книжный шкаф с небольшим количеством книг, и Валерий поймал себя на мысли, что тот их читал. У самого доктора был такой же.

В какой-то момент состояние больного критически ухудшилось, и врачу понадобилось буквально дежурить у постели.

— Я как будто растворяюсь, — говорил Иван Иваныч. — Сознание поглощает бездна. И, конечно, не я первый с ней встретился, и была она без всякого коронавируса. Те, кто этот вирус наслали, хотят, чтобы в ней растворилось всё.

Когда Иван Иваныч еще мог читать, Валерий всё время заставал его на сайтах с альтернативными точками зрения по ковиду, вакцинации, проблематике биооружия.

Больной продолжал:

— Но как будто внутри меня луч, который не может поглотить тьма. И если он станет сильнее, я выздоровею.

Сказав это, Иван Иваныч потерял сознание. А наутро ему действительно стало лучше.

Пациент похудел, похудело и его лицо. Чуть придя в себя, он медленным движением взял планшет и начал читать.

Отмечая день рождения в компании коллег, рюмки после десятой, Валерий процедил:

— Когда же мы научимся делать кровь?

— Когда мы научимся понимать кровь? — поправил его друг.

— Когда мы научимся ее любить?! — ответил Валерий, оставаясь на грани сознания и будучи слишком утомленным в тот день, положил голову на руки и заснул.

Компания отнеслась с пониманием.