28 февраля в Общественной палате состоялся круглый стол «Декриминализация побоев спустя год: последствия принятия закона».
Тема, настолько знакомая нашим читателям, что многие уже в названии мероприятия заметят странность. Ведь то, чего мы добились год назад, 7 февраля 2017 г., было не общей декриминализацией побоев (то есть переводом их из уголовной сферы в административную), а только ликвидацией разницы между ответственностью за побои семейные и «обычные». Декриминализация произошла еще летом 2016-го, но при этом побои (причинение физической боли без вреда здоровью) среди близких людей были неожиданно наоборот резко криминализированы. За шлепок ребенку или пощечину мужу стало возможным получить 2 года лишения свободы. Мотивы выяснения близких отношений были приравнены к хулиганству и экстремизму. И год назад после массовых протестов и 213 тысяч собранных подписей, было только исправлено то, про что Путин сказал «не надо сходить с ума» — был восстановлен элементарный здравый смысл.
Но каким-то силам удобно преподносить дело так, как будто в России садиться за шлепок давно привычное для всех дело, а год назад государство якобы дало насильникам сигнал о безнаказанности. В России все помнят, как было на самом деле, значит, они это делают для Запада — и нашим представителям в ОБСЕ уже приходилось оправдываться за Россию, разъясняя, что произошло на самом деле. Эти силы не смирились с победой здравого смысла над сумасшествием и поднимают тот же вопрос снова и снова. Как мы увидим, это вовсе не обиженные судьбой жертвы насилия, а весьма статусные фигуры, начиная с государственных правозащитников — уполномоченных по правам человека.
Найти разумное объяснение их взгляду, по которому от родных надо держаться дальше, чем от чужих, непросто. На память приходит разве что знаменитый аргумент А. А. Клишаса на обсуждении в Совете Федерации — близких нужно сажать, потому что... «семья должна быть самым безопасным местом»! То ли он считает, что для не самой идеальной семьи лишение свободы ее главы — средство исправления, то ли просто, что неидеальные семьи надо сразу разрушать. Но к чему может привести такая логики завтра? К предложениям сажать в тюрьму за супружескую измену?
Однако не только название, но и подготовительные материалы к мероприятию явно испытали влияние, по крайней мере, косвенное, той же «неразумной» партии. В розданном на обсуждение проекте рекомендаций круглого стола снова сообщались сумасшедшие цифры («36 тысяч женщин ежедневно терпят побои от своих мужей, около 10 тысяч женщин в год гибнет от рук супругов»), предлагалось принять «законопроект, защищающий жертв домашнего насилия», ввести охранные ордера (запрет «насильнику» приближаться к «жертве»). В приглашениях участникам говорилось, что предполагается подготовить рекомендации для законодательных и исполнительных органов власти «по устранению негативных последствий действия закона». То есть сомнений в том, что эти последствия будут признаны Общественной палатой негативными, у авторов затеи не было.
Честная и нечестная работа
Но 28 февраля мы увидели достойную, можно даже сказать образцовую работу Палаты. Предложенный ей вопрос она приняла к рассмотрению, всесторонне открыто обсудила — и отвергла предложенные доводы и притязания. Этим Палата показала, что может быть эффективным инструментом дискуссии, что слова «Общественная палата поддержала» здесь не штампуются механически.
Участники обсуждения сумели честно разобраться в навязанной проблеме. На наших глазах серьезные официальные лица существенно поправили свою позицию. Председательствующий, первый заместитель председателя Комиссии по безопасности и взаимодействию с ОНК В. И. Винницкий выразил в своем интервью итог сокрушительными для нашего противника словами: «Та истерия, которая организуется некоторыми НКО, в Палате не найдет поддержки».
Впрочем, с отражением такого итога самой Палатой почти сразу начались странности. На сайте Палаты вышел куцый пост-релиз, контрастный с таким заключением и даже исказивший позицию члена ОП РФ Л. Н. Виноградовой. Потом и он исчез. Возможно, пресс-службе сложно было разобраться в непростой дискуссии и составить полноценный репортаж. Но исчезновение итогового интервью председательствующего, члена Палаты Винницкого — этим не оправдаешь.
Неправдиво оказались отражены итоги обсуждения и на сайте Уполномоченного по правам человека в РФ. 4 марта на нем сообщалось: «По итогам обсуждения участники круглого стола отметили, что декриминализация статьи не отвечает интересам общества и государства.
В своем выступлении представитель аппарата Уполномоченного по правам человека в Российской Федерации обозначил позицию федерального омбудсмена по данному вопросу. По сообщению представителя, Татьяна Москалькова отмечает необходимость разработки и принятия закона о противодействии насилию в семье».
На самом деле представитель аппарата В. Ф. Немченков такого не предлагал, а наоборот, честно подчеркнул, что жалоб на побои в аппарат Уполномоченного не стало поступать больше, чем раньше. Он предложил вернуть проект рекомендаций «на серьезную доработку», чтобы не торопиться, и ни словом не обмолвился о специальном законе о семейном насилии. Вероятно, пресс-службу Т. Н. Москальковой подвела уверенность, что всё пройдет по плану — и на сайте был размещен заранее заготовленный текст.
Уполномоченные
Почти весь первый час слово держали уполномоченные по правам человека (УПЧ) Москвы и Московской области. Тема для них, как и для их федерального коллеги, родная.
Первая из них, Т. А. Потяева — знаменосец борьбы с семейным насилием. По ее инициативе 7 декабря 2017 года в Парламентско-общественном центре столицы состоялась международная конференция «Женщины против насилия», организованная совместно возглавляемой ею НКО по содействию развитию женского движения «Форум женщин Москвы» и Управлением Верховного комиссара ООН по правам человека. Она прошла в рамках реализации «Национальной стратегии действия в интересах женщин на 2017–2022 годы» и глобальной кампании ООН «16 дней против гендерного насилия». Конференции направил приветствие мэр Москвы С. Собянин, на ней выступили представитель Управления Верховного комиссара ООН по правам человека Рашид Алуаш, председатель Комитета ООН по ликвидации дискриминации в отношении женщин Даля Леинарте — то есть всё было «как у людей» и даже с присутствием этих особостатусных людей. Активное участие в декабрьской конференции приняли такие хорошо известные нашим читателям представители получателей иностранных грантов, как М. Давтян (Консорциум женских НПО), М. Писклакова-Паркер и А. Синельников (центр «АННА»), а также европейские и российские эксперты в сфере развития гендерного равенства.
Т. Н. Москалькова потребовала тогда «ускорить ратификацию Стамбульской Конвенции о предупреждении и борьбе с насилием в отношении женщин и домашним насилием, уже подписанной Россией» (11.05.2011), и в итоге возникла резолюция об ускорении принятия в РФ закона против домашнего насилия. Во ее исполнение 20 декабря Т. А. Потяева «обратилась в Совет Федерации и Государственную Думу Федерального Собрания по вопросу скорейшего принятия проекта соответствующего федерального закона».
Таким образом, на круглый стол Т. А. Потяева выходила с установкой на продвижение такого специального закона, который должен облегчить разрушение суверенитета семьи даже ценой нарушения принципа презумпции невиновности. Говорила она неспешно и уверенно. О том, что не она, но женщины возглавляемого ею «Форума женщин Москвы» «стоят на позиции серьезного наказания за побои в семье, особенно в состоянии алкогольного опьянения». О декабрьской конференции с участием самой Леинарте! О своих обращениях к ведущим разработчикам гендерной проблематики. О своем обращении в Совет Федерации, после чего она (ну надо же!) узнала, что законопроект о профилактике семейно-бытового насилия уже отвергнут парламентом. Потом она стала приводить статистику преступлений по Москве (ей заметили, что это уже разговор не о побоях), причем, не различая «бытовые» и «семейные» (ей объяснили, что нужно отличать). Наконец, г-жа Уполномоченная по Москве высказалась за профилактику. Но выяснилось, что под профилактикой она понимает «выявление и принятие мер»...
Однако по ходу обсуждения омбудсмен становилась серьезнее. После выступления криминолога Е. М. Тимошиной, которая объяснила, как можно и нельзя обращаться с цифрами, и назвала опасным принятие закона о профилактике семейно-бытового насилия, Т. А. Потяева уже сочла за благо выразить солидарность со всеми ее акцентами, сказав, что против этого с самого начала никто не выступал: «Фирмы «АННА» здесь нет, а мы все собрались обсудить общие проблемы (о том, что поставщиком диких фейковых цифр семейного насилия является Центр «АННА» к этому моменту уже было сказано). И потом еще раз заверила собравшихся, что она только за профилактику.
Ее коллега, УПЧ по Московской области Е. Ю. Семенова в своем выступлении сравнила человека, допустившего рукоприкладство, с собакой, которая, «почувствовав человеческую кровь, нападет снова». (Если бы она не ушла пораньше, то услышала бы разбор этой и других такого рода «закономерностей» клиническим психологом Ж. К. Тачмамедовой, говорившей об их ненаучности и ошибочности). Выяснилось, что Е. Ю. Семенова смотрит на человека, допустившего агрессию — на почве ли алкоголя, ревности, «ментальности», — как на больного. В соответствии с такой своей оригинальной концепцией, она предложила вернуть уголовное наказание, хотя бы «уголовное наказание в виде принудительного лечения». В то же время, Е. Ю. Семенова не стала анализировать в целом последствия прошлогоднего решения, так как еще «маленький срок, чтобы делать выводы».
Ошибки и манипуляции
Важнейшей из задач дискуссии было разобраться с цифрами, чтобы оценить последствия изменений закона годичной давности.
Во-первых, у представителей МВД уже были цифры за 2017 год, которые можно было сравнить с аналогичным периодом предшествующего года. Главный эксперт-специалист МВД А. М. Сокол доложил, что количество привлеченных к ответственности стало втрое больше. Но это связано не с увеличением агрессии (как пытаются заявлять сторонники «уголовки»), а с тем, что административное наказание практически неотвратимо — если уголовные дела в половине случаев прекращались до суда, то административные протоколы приводят к наказанию в 98 % случаев. Это как раз то, чего на словах и добиваются борцы с насилием. Что же их не устраивает? К тому же выяснился интересный эффект: количество тяжких и особо тяжких преступлений на 18 % сократилось, то есть никакого «роста агрессии» в обществе не наблюдается.
Во-вторых, в ходе дискуссии выяснилось, что содержащиеся в проекте сведения о десятке тысяч женщин, якобы убитых мужьями, вопиющим образом не соответствуют реальности. Председатель РВС М. Р. Мамиконян озвучила настоящие цифры. По данным ГИАЦ МВД за 2015 год — не 10 000, а всего 304 женщины погибло от преступлений в семье (а мужчин даже больше — 756). Эта сокрушительная разница, вытащенная на свет божий, не может не поражать. И имеющих уши участников она всерьез впечатлила.
Вот как сформулировал В. И. Винницкий в итоговом интервью свое отношение к немыслимо дутым цифрам: «Оказалось, что такого рода статистика высосана из пальца и имеет под собой единственную цель — чтобы включить в качестве инструмента для выяснения домашних отношений Уголовный кодекс, государство... Участники слушаний в абсолютном большинстве пришли к мнению о том, что самое безопасное место для женщин, детей (и мужчин!) это все-таки семья».
Последний вывод подтверждается сведениям, доложенным Е. М. Тимошиной. Уча правильно читать цифры, она приводила данные:
- Преступления в отношении несовершеннолетних — это не значит насильственные. Так, 93 % из них — это неуплата алиментов.
- Насильственные преступления в отношении детей — это не значит совершенные родителями. Родительских среди них всего 9 %.
- Насильственные преступления в отношении женщин — это не значит совершенные в семье или мужьями. Последних только 12 %.
Бытовые правонарушения далеко не всегда являются внутрисемейными.
При интерпретации статистических данных подобные ошибки легко сделать дилетанту или невнимательному читателю. Но непозволительно — лицам, облеченным властью, представляющим официальные институты или выступающим в ведущих СМИ. Депутаты, чиновники, журналисты не имеют права на тиражирование чьего-то злокозненного блефа. Тем более что проверить статистику прежде чем обрушивать ее на головы сограждан, эти лица, в силу своего положения, могут — а значит, должны. Независимо от того, преднамеренны такие манипуляции общественным сознанием или связаны с «доверчивостью» лица, озвучивающего дутые цифры, неспособность отличать блеф от реальности дорого обходится стране. Говоря о проблеме непроверенных цифр (не проверенных даже в случаях, когда они вброшены НКО, официально признанными иностранными агентами!) и о том, что цифры эти продолжают звучать на ответственных трибунах, председатель РВС М. Р. Мамиконян выдвинула предложение, которое поддержало большинство участников — принять закон «Об ответственности за слова в официальных текстах». Такой закон будет иметь огромное значение далеко не только для дискуссии о семейном насилии в России, идущей уже более года.
Публичный политик или должностное лицо обязаны нести ответственность за информацию, которую они озвучивают в своих официальных ответах на обращения других лиц в сфере своей компетенции; в заявлениях, делаемых от лица государственного или муниципального органа; в выступлениях на трибунах государственных органов и в общественных палатах. Недостоверная информация в такого рода текстах, не объявленная таковой в самом тексте, должна рассматриваться как правонарушение и преступление против порядка управления.
Но вернемся к вопросу о манипуляциях, вскрытых на круглом столе 28 февраля.
Новую ловушку в интерпретации цифр продемонстрировало выступление участницы стола Н. Б. Завьяловой. С ней полезно разобраться каждому, кто ведет полемику на темы ювенальной юстиции и семейного насилия. Эта представительница кризисного центра в качестве свидетельства размаха насилия привела данные Мосздрава: за год в Москве обнаружилось аж 18 275 женщин и несовершеннолетних, «в отношении которых имеются достаточно оснований полагать, что вред их здоровью причинен противоправными действиями».
Здесь речь идет о системе доносов врачей в полицию, установленной приказом № 565н от 17.05.2012 года, который противоречит федеральному закону и даже самому себе.
Если бы эти цифры действительно говорили о вреде здоровью, то и тогда можно было бы сказать, что они не имеют прямого отношения к теме разговора. Ведь тема разговора — побои, не нанесшие вреда здоровью. Но дело обстоит еще интереснее.
Закавыченные слова отсылают к закону «Об основах охраны здоровья граждан в РФ», в котором ими описываются случаи, когда врач может нарушить врачебную тайну, чтобы сообщить о пациенте в полицию. По смыслу закона, для этого необходимы: а) вред здоровью, б) усмотрение врача: «этот вред, видимо, причинен умышленно». Но приказ № 565н а) заставляет считать вредом для здоровья то, что как вред здоровью не квалифицируется, — синяки и ссадины, б) фактически обязывает врача становиться коллаборационистом ювенальной юстиции — вопреки своему жизненному и врачебному опыту подозревать в каждой царапине проявление насилия и писать донос.
Сколько из этих доносов действительно стоят внимания? Для ответа на вопрос предлагаю ознакомиться с репортажем, опубликованным в «Новосибирских новостях» 12.02.2014 года:
«К тревожным сигналам из травмпункта в полиции особое внимание. Только в одном Железнодорожном районе за прошлый год по наводке медиков участковые посетили больше трех сотен семей. «За прошлый год ни одного не было вопиющего случая, когда действительно над ребенком издеваются. Как правило, это травмы в быту, несчастные случаи, либо упал ребенок, либо там еще что-то», — сообщила заместитель начальника отдела участковых уполномоченных полиции по делам несовершеннолетних отдела полиции № 2...»
То есть 300 случаев по району Новосибирска или 18 275 случаев по Москве — это не что иное, как показатель напрасной работы врачей и полиции! Это размах не насилия, а практики, из-за которой люди стали бояться вызывать к ребенку скорую помощь или обращаться с ним в травмпункт. Потому что после этого в дом приходит полиция.
Ошибка другого рода, уже не связанная с цифрами, на которую тоже указала Е. М. Тимошина — это убеждение, что изъять драчуна из семьи можно только в рамках нового специального закона. На самом деле существующих законов для этого достаточно. Этот же тезис подробно раскрывала и член ОП РФ Л. Н. Виноградова, разъясняя собравшимся конкретные действующие законы.
Что у них за душой?
Как видим, внимательное рассмотрение фактов позволяет сделать вывод об отсутствии каких-либо рациональных аргументов в пользу возвращения сумасшедшей нормы. Да и зачем — вроде бы всё, что нужно тем, кто хотел неотвратимости наказаний для «насильника», уже достигнуто. Сверх того — учитывая, что речь идет не о насилии вообще, а конкретно о случаях «без вреда здоровью», настойчивость уже кажется какой-то патологической кровожадностью. Что, кроме мстительной жестокости движет феминисткой, которая мечтает засадить мужа «жертвы», здоровью которой не было нанесено никакого вреда?
Конечно, есть факты, которые лежат на поверхности — это прямое содержание наших женозащитниц иностранными фондами и государствами. О них мы подробно писали в нашей газете (например, в № 257). Рядом с этой грубой причиной — не прямая, а духовная ангажированность Западом, рабская человеческая вторичность. (А. Б. Цыганов в этой связи напомнил участникам стола, что декриминализацию семейных побоев агентство Блумберг расценило как еще один шаг к идеологическому суверенитету России.). Страсть тех, кто стремится подчиниться требованиям и стандартам Совета Европы или каких-нибудь «Женщин ООН», требующим запрета телесных наказаний и извращенного «гендерного равноправия», нешуточная, нутряная. Это, конечно, боязнь идеологического, культурного суверенитета.
Но может быть, есть что-то еще? — ведь ювенальному диктату подчинились, наказание ввели, почему же они так продавливают введение именно уголовного наказания?
Несколько выступающих обратили внимание на новость уже этого года — заключение в тюрьму за педофилию Питера Ньюелла. Он числился главным разработчиком программ по защите прав детей в ЮНИСЕФ. В том числе по защите детей от жестокого обращения. Разрабатывал международные программы по запрету телесных наказаний для детей и борьбе с семейно-бытовым насилием для всех стран. Совпадение? Или закономерность? В заинтересованности педофилов в современной «политике замещения семьи» трудно сомневаться — форма «опеки по договору» фактически реализует за государственный счет любой интерес в получении детей — не только любовь к детям. Кому-то дети нужны для создания секты, кому-то в качестве золушек, кому-то для извращений. Законная форма «гостевой семьи» для последних тоже очень удобна.
Но в дискуссиях с нашими феминистками (риторика которых строится всего на нескольких штампах) обращает на себя внимание другое — некое их общее душевное свойство. Они ненавидят семью. Это проявляется в том, как легко они скатываются на штамп: «А как же она вернется к насильнику?» Они не хотят, чтобы женщина думала о своем (ведь еще) муже иначе, как уже только о насильнике. Чтобы она нашла подход и сумела наладить с ним свою семейную жизнь. Им легче сравнить его с собакой, как это сделала Е. Ю. Семенова. Им хочется семью разлучить, и всякую его попытку приблизиться к ней, чтобы сказать «прости, родная», считать не иначе как «преследованием жертвы» (так получалось по проекту отвергнутого закона о профилактике семейно-бытового насилия). Как будто если семья будет счастлива, то им будет плохо. То есть это просто такая ревность к чужому счастью?
Или это плод потребительского общества — взгляд на семейную жизнь не как на совместный взаимно ответственный труд, а как на услугу, которая обязана быть комфортной? И тогда если муж оказался некачественным, то его кто-то должен забрать, «а я ни при чем»?
Оставлю вопрос открытым. Адвокат О. В. Барсуков на круглом столе говорил о проводимой «концептуализации семейной вражды». По его мнению, первый элемент этой концептуализации — подмена цели семьи. Новая цель — только безопасность, а вовсе не развитие ее членов. А второй элемент — они снижают критерии насилия, называя насилием любое причинение неудовольствия. Он предложил такую антисемейную вражду ввести как новый признак преступления в Уголовный кодекс. Чтобы придать семье еще одну степень защиты.
Завершая заседание, председательствующий призвал участников присылать свои предложения: «Та резолюция, которая была предложена, не исходит от Палаты... [Это__] коллаж разных предыдущих обсуждений, анализ разного рода публицистики и это ни в коем случае не является чьим-то убеждением, предложенным для всеобщего одобрения... Мы постараемся ваши предложения скрестить, чтобы не сделать очередную законодательную глупость. Законодательный зуд ни к чему хорошему не приводит».
Очень хочется верить, что такая решимость держаться истины и здравого смысла станет, наконец, преобладающей в диалоге законодательных органов и общества.