«Предназначение». Срочный выпуск 27 сентября 2022 года
Всем нам — и оппозиционерам, и партии власти — всем, кроме отпетых мерзавцев, сейчас надо, чтобы Россия выиграла в военном конфликте. Мы не можем его проиграть. Это слишком большая травма, ставит под вопрос вообще существование нашего государства. Так что нам надо выигрывать. Это первое.
Второе: я до боли понимаю, что выигрывать или проигрывать будет существующая система.
Третье: я считаю, что этой системе надо помогать выигрывать, помогать, проявляя по отношению к ней даже некую деликатность, а не шельмовать ее и не хлестать по щекам, выпячивая все темные пятна, которых много.
Четвертое: если эта система не выдерживает, то всё, что можно сделать — это создавать нечто альтернативное, позволяющее в момент, когда она не выдержит и начнет трещать под нагрузками, тем не менее выстоять государству и обществу. И это надо делать своевременно.
Вот к чему сводится моя позиция.
Я по первой специальности геофизик и хочу привести простой пример. Смотрите, у вас, предположим, есть какая-то порода, например, гранит, который сам по себе не имеет никакой ценности, поскольку речь не об облицовочных камнях, а о вещах серьезных. В нем ищут всегда металлы, какие-нибудь сульфиды.
Если в граните есть вкрапленности сульфидов, даже большие, и вы подведете постоянный ток, чтобы исследовать проводимость, то на выходе вы получите ровно проводимость гранита (рис. 1). То есть этот кусок породы поведет себя как чистый изолятор. Плевать этому постоянному току на то, что есть вкрапленности. Главное, что эти вкрапленности не связаны друг с другом.
А если в гораздо меньшем объеме вы получите вот такую вот, как говорят геологи, «про́жилку» — не вкрапленности этого сульфида, а именно прожилку — и опять подведете электрический ток, то на выходе будет проводимость металла. То есть в целом порода будет реагировать как проводник, а не как изолятор (рис. 2).
Я этот пример привожу, потому что он касается нашей системы.
В нашей системе, как и в любой другой системе, есть много порядочных людей. Не может быть, чтобы их не было. Это бред, когда говорят, что всё как одна сплошная гангрена, смердит и пахнет. Если бы было так, не выстояли бы мы даже в эти семь месяцев. Но в корыстном обществе — а наше общество суперкорыстно — есть один бог, это деньги. И оно таким образом сформировано, в сущности, начиная с конца 1980-х годов, и уж точно с 1991-го.
В этом корыстном обществе те, кто полностью сохраняют порядочность, то, что когда-то было нормой, — они чище, чем те, кто были прежде, потому что им приходится выстаивать в другой, агрессивно аморальной среде, сопротивляться ей. Но они вот так вот — как включения металла — изолированы друг от друга, а сама среда — как гранит. Она корыстная. И говорить, что в военной, военно-технической и т. д. части среды нет корыстных людей, ну… как-то тоже очень странно. Чем глубже провинция, чем труднее жизнь, тем меньше эта корысть. Чем ближе это всё к Москве и к элите — военной в том числе — тем хуже, тем больше корысти.
И всё, что произошло в Харьковской области, есть сочетание нескольких обстоятельств, которые теперь более или менее уже ясны.
После того как начали вводить новые законодательные нормы во всё, что касается спецоперации, стало понятно одно — что прежде этих норм не было.
Их и не было! И этим пользовались. Вот эти аморальные люди (рис. 3) — «гранит» на данном рисунке — они этим пользовались. И пользовались достаточно широко. И среди них было много представителей элиты.
Одни («красные») сжимали зубы и выстаивали, а другие («черные») обогащались и разбалтывались. И совершенно не для того они двигались по карьерной лестнице, занимали какие-то позиции, чтобы рисковать жизнью. Вообще их свойство, этой «породы», заключается в том, чтобы умелым способом обогатиться и поделиться, облизывать начальственные зады, а вовсе не в том, чтобы работать, созидать. Они не умеют созидать.
Производить новую электронную технику, в том числе и военную, эти люди не умеют. И их много. А менять наклейки и брать с этого маржу они умеют. Отмывать бюджетные деньги и воровать они умеют, а ловить мышей нет. И вы их не заставите, потому что они просто другие.
Это не вопрос о том, что они воруют, а могли бы там, я не знаю что, произвести суперсовременную технику и, если их пугануть, будут производить. Не будут! Они не могут!
Если вы им прикажете или напугаете, они только испугаются и всё.
Могут — вот эти «включения сульфидов». И нужно сделать ситуацию, когда они создадут такую вот «про́жилку». И тогда эффект на выходе будет хороший — плюс, а пока что система дает минус.
Очень не люблю Евтушенко, но это же не значит, что все используемые им метафоры плохие. Есть у него такие саркастические строки: «Для чего Христа распяли? — Чтобы лишний праздник был».
Для чего нужна мобилизация человеку, который хочет обогащаться? Для того чтобы обогащаться. Ему всё нужно для этого. Он думает только об этом, умеет делать только это.
Общественное негодование по поводу того, как именно происходила мобилизация, связана с определенными свойствами системы. Но это не значит, что нет порядочных военкомов, и это не значит, что с момента, когда справедливо и общественники, и кто-то из людей, занимающих положение, начали бить тревогу по поводу возмутительных вещей, происходящих при мобилизации, ситуация не стала исправляться. Она существенно исправилась потому, что кто-то и проводил всё нормально, а других чуть-чуть пугнули. Они сейчас пригнутся, усложнят свои схемы обогащения, но они же не исчезнут!
Теперь более серьезные вещи.
Для того чтобы мобилизовать даже триста тысяч и подготовить их к ведению серьезных военных действий в рамках спецоперации, нужна развернутая инфраструктура. Нужны так называемые кадрированные части, нужны полигоны, нужно иметь правильную систему обучения, нужно готовить людей к современной войне, а не к той войне, которую планировали. Это всё надо уметь делать не по принципу «на охоту ехать — собак кормить». Это делается заранее.
Да, Сердюков разгромил всю эту инфраструктуру потому, что он считал, что воевать мы так не будем, и вообще господствовала, отнюдь не только у Сердюкова, точка зрения, что большая конвенциональная война невозможна. Будет либо ядерная, либо… Я знаю даже авторов этой концепции, не буду называть их фамилии.
Дескать, такая война вообще невозможна, к ней готовиться не надо, и много у нас всего «лишнего».
Территории, приданные военным частям, застраивались — особенно в самых элитных местах Московского военного округа — дачными поселками, за большую цену, с откатами. Секрета тоже тут нет. Теперь, даже если ты снесешь поселок, это не значит, что ты восстановил полигон. Да и как ты их будешь стирать с лица земли: люди законным образом приобрели участки, в чем дело? Значит, всего этого уже нет и не будет.
Как минимум восемь лет украинцы всё-таки худо-бедно — не надо преувеличивать ни свойств украинской армии, ни свойств чиновников украинских (они еще потухлее наших), но переводили свою систему на военные рельсы. Ее всё время блюли иноземцы, которые умеют как-то что-то контролировать, когда хотят. А они хотели. А в России этого не было.
В итоге сейчас все мы сталкиваемся с проблемой разрушенной инфраструктуры, с проблемой методологии подготовки — практической методологии. Опять же, повторяюсь, проблемой поставки техники, ее использования и так далее. Этих проблем будет очень много. Я не хочу сказать, что система их никак не решит. Это огромная система, включающая в себя миллионы и миллионы людей, ей надо помочь выстоять.
Но если сейчас же не начать рассматривать ее изъяны, просчитывать нагрузки, при которых она рухнет, и отслеживать ее сбои, то мы не поможем системе, а будем потакать ей в ее худших чертах: корыстолюбии, распущенности, бездарности и во всем прочем. А этого — очень много!
Очень! Понимаете? Она создана для комфорта, для прозябания, для гламура, для понтов, а вовсе не для того, чтобы пахать, пахать и пахать. Не для этого она создана, система. А теперь приходится имеющуюся систему использовать совсем для других целей.
Поддерживаю ли я меры, которые озвучены президентом и министром обороны? Полностью поддерживаю! В том смысле, что эти меры необходимы. И даже сейчас не буду говорить, что их надо было применять раньше. Конечно, надо было.
Надо было до начала этой спецоперации все эти гайки завинчивать и готовиться к тяжелому конфликту, но господствовала принципиально другая концепция, согласно которой наша армия представляет собой не смесь героических мужественных людей с криминальным клоповником, а нечто абсолютно идеальное. Непобедимая и легендарная, лучшая в мире и так далее (рис. 4).
Этому способствовали славословия людей, которые или корыстно, или по глупости осуществляют славословия. Данная концепция возобладала — со всеми ее издержками. Даже после того как стало ясно, что она ложная, у такой логики жизни есть инерция: она, став ложной, не исчезает, она начинает уходить только при очень крупном событии — таком, как харьковское — вдруг обнаружив, что к чему. Вот тут начинаются восклицательные знаки. Были ли они поставлены? Да, они были поставлены.
Провокаторы и истерики болтали про измену наверху, но было ясно видно, что ее нет. Другие болтали про величие блистательной украинской армии, по отношению к которой мы будто бы грязь у ее ног. Это ещё более мерзкая и пустая болтовня.
В Харьковской области, как мне кажется, имело место сегментарное, начинающееся разложение определенных «фракций» внутри совокупного военного контингента.
Когда нам показывают людей с рожка́ми, прикрученными к автомату или торчащими за поясом, которые якобы вот так воюют, то это хорошая кинокартинка, не имеющая никакого отношения к реальности.
С этими магазинами на поясе и примотанными к автомату, можно брать ларьки и даже магазины, но нельзя воевать. Понимаете?! Долго вести огневой бой невозможно. Потому что боеприпасы подвозятся, если говорить по объему, не машинами, а вагонами для даже средних мотострелковых подразделений в условиях непрерывного огневого боя.
Значит, если у вас с двух сторон (рис. 5) нечто «тухлое», а посередине что-нибудь не тухлое, то самая замечательная часть может либо погибнуть, либо попасть в плен. Поэтому, что она начинает делать? Она начинает пробивать себе коридор на уход. Что и делали, например, отдельные подразделения Росгвардии и другие, сражавшиеся героически, положившие очень много противника, но вынужденные, в силу вот такого рода вещей, отступать.
Какие реакции были на это? Нулевые или нет?
Во-первых, реакции были запоздалые, потому что боялись сказать, что к чему. Во-вторых, тут же начались «песни», что это просто так отманеврировали, перешли на другой берег реки Оскол и там заняли блистательную оборону.
Это было наглое вранье. И запоздалое. Потому что сначала просто боялись произошедшее назвать.
Потом некоторые представители «мудрого и прагматичного» направления в военной среде начали говорить, что если впереди зима, то зачем нам пространства по правому берегу Днепра, а надо оптимизировать всё, отдать здоровенный кусок на юге и залечь за водной преградой.
Это было остановлено, пресечено, и, как я понимаю, реакции воспоследовали с самого высокого уровня. Ситуация еще раз изменилась.
Затем, как вы слышали, начали проводиться референдумы. Понимают ли все, кто смотрят эту передачу, что значит пойти на вариант референдумов?
Это значит радикально изменить по факту всё, что ранее говорилось относительно самой философии проводимых действий.
Мы теперь говорим, что эти территории будут частью России. И по мне, так это правильно! Но говорилось же нечто другое. Что будет «исправлена» власть, и возникнет новое братство на основе превращения Украины в такое же дружественное государство, как Белоруссия, скажем.
Так ведь говорилось? Теперь говорится другое, и это другое имеет необратимый характер. «Вот теперь-то мы развернемся, теперь-то мы вмажем, если будут стрелять по нашей территории». Извините, а в Севастополе? Они же сами признали, что они это всё делали. Это они били не по нашей территории? А в приграничных поселках Российской Федерации они бьют не по нашей территории? А им-то что за разница? Они не призна́ют эти референдумы — это было понятно изначально. Значит, единственная крупная задача здесь — изменить всю философию де-факто и сказать людям, которые на этих территориях находятся, что мы необратимо перешли Рубикон (не на уровне президента России, который перешел его двадцать четвертого февраля), а на уровне Конституции, всех органов власти и всего российского государства и общества.
Мы непрерывно существуем в режиме некоего взаимного шантажа с НАТО. Это шантаж дипломатический, спецслужбистский, военно-политический — любой. Хуже он осуществляется, лучше — отдельный вопрос. Но тем не менее по сию пору НАТО совсем откровенно нам войну не объявляет, на территорию Украины не заходит и, хотя поставляет почти все виды оружия, но не в той оголтелой степени, в какой могло бы. И самолеты F-35 с американскими летчиками, притворяющимися украинскими или даже уже не притворяющимися, не летают над небом Украины в достаточно большом количестве. Граница допустимого постоянно сдвигается, НАТО всё больше и больше усиливает свою деятельность, уже входят спецназы, притворяющиеся ЧВК, уже происходит очень многое, и эта эскалация плавная будет идти дальше. Вопрос заключается в том, она нам выгодна или нет?
А это зависит от того, как мы используем имеющееся время. Это главный вопрос. Если мы инвентаризируем наличествующие в «породе» включения «металла» (рис. 1), если пытаемся связать их, превратив в нечто целостное, способное действовать, то есть меняем конфигурацию существующей системы (раз), отсекаем гнилое (два), и строим бережно и аккуратно, не задевая систему, новое (три) — то мы выигрываем.
Среди тех, кто пошел на мобилизационные пункты, очень много людей, которые искренне, самоотверженно выполняют свой долг. И они прекрасно будут воевать, если их правильно обучат, оснастят, создадут правильные схемы — и военно-стратегические, и прочие — и запустят их в дело так, как надо. Без вечного двойного дна. Всё будет в этом случае хорошо. Хотя, повторяю, с моей точки зрения, при существующем сейчас соотношении сил уже не триста тысяч надо. Любой ценой нам надо создать трехмиллионную профессиональную армию. Нет цены, которая была бы слишком велика за это. И, конечно, главную часть этой цены должен платить сумасшедше богатый класс, нажравшийся уже так, что он переваривать перестает — его уже деньгами рвать тянет. Он должен заплатить в основном.
Но это не значит, что всему остальному обществу платить не придется. Просто если этого не будет, если это не будет развиваться правильно в согласовании со всем остальным на протяжении ближайших десяти лет, то к 2030 году России не станет. И даже без этого, если бы регрессивные процессы шли бы как шли (II на рис. 6), то тоже где-то в 2030–2035-м ее бы не было, потому что всё время же потенциалы падают (рис. 6).
Теперь об обществе. Сейчас активно обсуждается, насколько многие побежали, какая цена билетов, кто уклоняется от мобилизации. Ну, во-первых, всё, что про это сказано — необходимо, но недостаточно. На протяжении всех семи месяцев идеологическая информационная машина работала как бы позитивно, но вяло и инерционно. Она ни в чем не смогла убедить общество. Потому что она такая, как и вся система. И может, это ее худшая часть.
Во-вторых, кого на протяжении тридцати лет готовили? Готовили вялую, потребительскую, осторожную, трусоватую овцу. Она была желанным типом плебея, которым будет легко управлять. Патрициат будет легко управлять им. И патрициат сам в большей своей части такой же, овцеподобный. А теперь завыли волки!
Но эта овцетрансформация человека, которая осуществлялась параллельно с дебилизацией, декультурацией, имморализацией, распространением социального эгоизма, социопатией — это же всё вместе осуществлялось как единая стратегия!
Образно говоря, некоему всаднику, который сомневался в своих возможностях гарцевать на слишком буйных лошадях, нужна была кляча, на которой он будет мирно ехать. А внешние опасности этот всадник не рассматривал. Быдло струхнёт, не возбухнет и стерпит, а «там» договоримся. Теперь выясняется, что «там» не договариваются, там волки пошли выть, мировые.
А с этой стороны в разных модификациях возникает одно и то же «ме-е-е», «бе-е-е!». «Мы своих не отдае-о-о-м, мы всё-о-о поддерживаем, мы одобря-а-а-ем!» «А мы — сва-а-аливаем и бе-е-ежи-и-им».
Неужели непонятно, что всё в конечном итоге определяется типом человека? Вы присмотритесь к обществу. Везде всё небезупречно, везде гибрид из того, что я нарисовал в начале — из красного и черного. Но вы присмотритесь тем не менее, как это происходит в той же Чечне и как это происходит вот в нашем гламурном, псевдокреативном классе «ме-е-е!».
Но, во-первых, оно и тут не всё такое. Русские ребята держат оборону на всех рубежах и воюют блестяще в большинстве своем. Разлагается пока что малая часть, которую быстро надо из этого всего вывести.
Теперь о том, как это выводится. В феврале, может быть, введения новых нормативов на спецоперацию было бы достаточно, а сейчас — увы, нет. И через шесть месяцев станет ясно, что надо вводить смертную казнь за военные преступления. За дезертирство — расстреливать перед строем. За воровство — там, где речь идет обо всем, что связано с войной. За хищения, за саботаж и за многое другое. Самое страшное, что нет тех, кто это будет осуществлять. Задето уже слишком многое. А когда говорят: «Ах, зачем же так жестко, это он кровожаден», я должен признаться — я одного хочу: чтобы самым мягким образом было выиграно это противостояние! — Всё, мне ничего больше не надо.
Я просто говорю, что думаю. И момент настолько сложный, что надо бы понять, что именно я говорю. Надо напрячь извилины.
Если вы будете действовать информационно так, как вы действуете, если вы будете идеологически действовать так, как вы действуете, если вы будете действовать военно-технически, военно-стратегически так, как вы действуете, то есть просто примитивно используя существующее, а главное, абсолютизируя этот примитив (использовать, конечно, приходится), то это всё рано или поздно навернется. Потому что имеющиеся сложные возможности не будут задействованы, а примитивные, простейшие будут задействованы недостаточно эффективно, их придется наращивать, и произойдет то, к чему подталкивают. А подталкивают — к чему? Они же просто воют: «Ну, долбаните по нам тактическим ядерным оружием! Ну долбаните! — Ха-ха-ха!»
В тот момент, когда окажется, что действующих линейных, примитивных средств недостаточно — а они нужны, я полностью поддерживаю то, что они применяются — когда окажется, что этого недостаточно, начнется эскалация средств, и это будет очередная ловушка, потому что эта линейная эскалация просчитана.
Всё, что можно сделать — это аккуратно использовать существующие системные средства, менять конфигурации, поощрять, активизировать, выдвигать людей, доказавших свою эффективность. И убирать гангренозные части, которые, естественно, есть в системе, где овцу и стяжателя возводили на пьедестал, и производили их более 30 лет! Производили всей совокупной системой соответствующего духовного производства.
Значит, повторяю, нужно ужесточение контроля за функционированием реальной системы, приведения ее в порядок, плюс изменение конфигурации.
И, наконец, введение новых компонентов, которые не разрушили бы основной системный каркас.
Это тонкая операция. Но эта операция в состоянии дать нам победу. Всё остальное — ловленное и тупиковое, и катиться оно будет только к ядерному конфликту, который очевидным образом нужен понятно кому. Отнюдь не нам, а каким-то совсем античеловеческим силам, которые на Западе, видимо, уже консолидировались и осуществляют операцию, которая называлась всегда на политологическом языке stay behind — стой за спиной. Называется это глобальным государством или как-то еще, но это есть. Видно, как оно действует.
Теперь я хотел бы сказать еще о каких-то практических вещах.
Мне по-человечески искренне созвучно то, что говорит Рамзан Ахматович Кадыров. С одной оговоркой. Рамзану Ахматовичу почему-то кажется, что эти миллионы людей в погонах — это не то же самое «бе-е-е».
А это то же самое!
Эти люди в профессию пришли не умирать за Родину, в большой части они пришли делать карьеру и сочетать ее с обогащением. Процветать. Правильно реализовывать relax на Западе и так далее.
Они туда пришли за этим.
И мысль о том, что они возьмут в руки автомат, для них еще более чужда, чем для среднего мобилизованного молодого человека.
А пригонять их воевать также бессмысленно. Наверное, их сначала надо провести через лагерную зону, а потом пригонять, этот метод тоже уже используется. Шучу. Но напрямую-то всё это невозможно, потому что все предлагаемые подобного типа меры очень умны и правильны, но они всё время находятся в диссонансе с качеством системы. Надо осознать, насколько всё системно. То, что происходит в военкоматах, — системно. То, что сейчас начались террористические акты — тоже. Это всё признаки определенного состояния общества. Его напрягли — оно реагирует психопатически, патологически. Частью бежит, частью стреляет, частью самоподжигается — это же всё предсказуемо. Потому что общество делали таким — слабым, не воинским, а другим.
Теперь надо инвентаризировать всё, что есть воинского — действительно воинского — и насыщать возможностями. Напрягать военно-технический сектор, давать дорогу тем, кто может жить в условиях этого напряжения и созидания, убирать к черту остальных, воров — сажать и расстреливать, соединять техническое оснащение с человеческим контингентом. Потому что дайте вы хоть какие танки, если в них будет сидеть барахло… так оно и будет барахло.
Учить по-новому и как следует воинскому делу. Ну опомнитесь, в Советском Союзе это началось как минимум в самом начале тридцатых годов:
«Если завтра война, если завтра поход,
Если темная сила нагрянет,
Как один человек весь советский народ…
На земле, в небесах и на море».
Это же всё было, и было же не только это. Военному делу учили не так. Значок БГТО и ГТО — это было серьезно.
«Ищут пожарные, ищет милиция», — было такое стихотворение. —
«Среднего роста,
Плечистый и крепкий,
Ходит он в белой
Футболке и кепке.
Знак ГТО
На груди у него.
Больше не знают
О нем ничего».
Вы скажите современному хорьку из креативного класса, что он должен забраться по водосточной трубе, чтобы спасти ребенка из пожара. Он посмотрит на вас, как на сумасшедшего, потому что его произвели другим.
Нужно ужесточать законы? Нужно. Нужно мобилизовывать людей? Нужно. Вопрос заключается в том, что это нужно делать более комплексно, системно, с опорой на понимание реальности и на инвентаризацию, которую кто-то должен осуществлять. Я могу даже сказать так: «Инвентаризация, перегруппировка — или смерть!»
Правота моих слов неопровержимо подтвердится через три-четыре месяца. Тогда всё равно придется делать. Но если сделать сейчас некоторые вещи — они еще подействуют, а потом уже и это будет поздно. Уже и это будет сметено и наложено на систему разложения.
Ситуация трагическая, но не безысходная. Люди не дерьмо, они разные: есть замечательные и есть дерьмовые. Дерьмо производили, а замечательные выросли потому, что это русская почва, русская культура. Везде. Этот воинский тип произрастает, эти люди есть. Но самое главное, что я говорил и буду повторять, харьковский провал — это колоссальной важности эпизод. Значит, ужесточение законов военного времени нужно? Да, но уже — надо больше. Мобилизацию надо проводить? Да, но иначе — гибче, избирательнее. Она — ничто без инвентаризации тех сил, которые уже есть, — без их перегруппировки, их селекции.
Всё это невозможно, пока общество продолжает существовать на мирный лад. Пока продолжает производиться массовым порядком по инерции и всячески — овца. Потому что овца хочет овечьей духовной пищи, а овцепроизводители повсюду, во всех массмедиа и других местах: культуре и везде — ничего, кроме овец, производить не могут, раз. И, во-вторых, хотят популярности у овец. А популярность у овец — это овцепродукт.
Всё вот это есть главное. Я верю, что Россия выстоит. Я считаю, что русский народ — это последний живой народ так называемой белой расы. И абсолютно верю, что это мессианский народ, и что от его выстаивания зависит судьба человечества, а не только судьба России. Я не считаю возможным в этой ситуации обрушиваться оголтело на систему, потому что это «рубить сук, на котором сидишь». Всё должно быть тоньше, умнее, комплекснее.
А главное, я считаю, что это всё надолго. Что если даже в этой ситуации не будет срывов, подобных харьковскому, — а почему бы собственно им не быть? — то всё равно стратегическое выстаивание на длинном интервале требует только одного — выхода из регресса (III на рис. 6).
Иначе невозможно. И тут проблема всех производительных сил, а главное, духовного производства как производства человека, является ключевой. Поэтому в следующих передачах я буду обсуждать эти стратегические проблемы, которые пытаются спрятаться за всё сиюминутное, злободневное и скрыть тот факт, что это сиюминутное, злободневное — все эти бегства от мобилизации, все эти патологии военкоматов, частичные или какие-то еще, все эти маразмы — они тоже являются следствиями, проистекающими из одной общей причины.
Это не изыски, не интеллектуальные пряники. Это хлеб насущный текущего момента. Поэтому говорить в дальнейшем я буду об этом — одновременно стратегическом, фундаментальном и абсолютно злободневном.