От редакции.
Сталкиваясь в работе по линии Общероссийской общественной организации защиты семьи «Родительское Всероссийское Сопротивление» (РВС) с проблемой детей, растущих под обстрелами, пытаясь с лета 2014 года достучаться до российского общества (для этого, в частности, РВС была сделана большая передвижная выставка детских рисунков), показывая, что неучастие в судьбе Донбасса чревато самыми разными последствиями — не только политическими и военными, — работая с тамошними школами и продолжая работать до сих пор, мы задались простым вопросом: так что же с этим «детством на войне» после 8 лет войны? Мы задали этот вопрос нескольким педагогам. И вот их ответы.
=====================================================
Мы вспоминаем подвиги наших дедов в Великую Отечественную войну, а ведь наша современная война уже «пережила» по длительности Великую Отечественную. Последние 8 лет Донбасс является точкой соприкосновения двух противоборствующих миров.
Дети во время войны — это отдельный пласт возникающих непредсказуемых вопросов.
Как меняются дети во время войны? Что в них меняется? Как дети воспринимают реальность? Как влияет на маленькую неокрепшую душу повсеместное разрушение жизни и всего вокруг? Чем это обернется, невозможно предугадать, но можно отследить по тому, какими стали дети Донбасса сейчас.
Мы опросили некоторых педагогов, учителей и воспитателей, из тех, что долгое время работают с детьми и проходят с ними это тяжелое время.
Детский психолог: «По опыту работы с детьми и с подростками могу сказать, что у всех изменена реакция на звуки: как реакция на обычные проявления природы — на гром, на град — сразу возникает нервное реагирование. На любые фейерверки дети и подростки, которые живут в прифронтовых районах, реагируют болезненно, у них нервная система очень расшатана и слишком подвижная, поэтому восприятие реальности другое. Психика ребенка, как и взрослого, напряжена, он находится в состоянии перманентного страха, поэтому возникает ощущение предрешенности, отсутствие видения будущего, желание жить только сейчас. Это те явные проблемы, с которыми сталкивалась».
Учитель музыки: «Дети войны — одновременно и более чувствительные, и более закрытые. Более закрытые, потому что раньше взрослеют. Родители не в состоянии защитить их от опасности, которая может прилететь в любой момент, они это понимают и поэтому более насторожены, недоверчивы ко всему окружающему. Опасности разные — ДРГ, неразорвавшийся боеприпас и т. д. Особенно дети, рожденные в 2013–2015 годы, можно сказать, впитали с молоком матери страх перед неизвестностью.
А более чувствительны они потому, что во время занятия музыкой открывается их ранимая душа. Музыка обнажает все раны и всю боль. Нередко на моих занятиях дети плачут.
Конечно, еще многое зависит от родителей. Если ребенок имеет внимание и поддержку в семье, то он более уверенно себя ведет. Но если родители имеют нестабильную психику, не выдерживают испытаний нашего времени, даже в относительно спокойный период, когда нет острой военной фазы, то у детей таких родителей случаются приступы истерик при совсем небольших эмоциональных нагрузках. На сцене, во время исполнения трогательной песенки, или когда что-то вдруг не получается, дети остро и непредсказуемо реагируют.
Сейчас трудное время еще тем, что все занятия проходят удаленно. Помимо психологической нагрузки — страха от прилета, от возможной потери близких, есть сложности во время дистанционного урока (пропал интернет, нет электричества, смена места жительства). Всё это не улучшает качество обучения, а напротив — ребенок в свое свободное время уходит от стресса в компьютерные игры и другое времяпрепровождение в интернете. В результате у ребенка есть «альтернатива» этому злосчастному миру, и это проблема».
Воспитатель в детском саду: «Детей в этом году ходило очень мало, а потом вообще перестали ходить…
Когда дети слышали выстрелы, то они всегда между собой обсуждали «входящий это или исходящий»… А еще в старших группах некоторые дети рассказывали, что у них мобилизовали отцов, что кто-то в плену, а кто-то без вести пропал, вот такие разговоры у детей 6–7 лет».
Преподаватель детского кружка: «Основное наблюдение такое, что дети — они и есть дети. Они это всё воспринимают как внешний антураж. По крайней мере, пока именно их семью не заденет. Да, следят за посторонними звуками, но такое впечатление, что для них это повод для обсуждения между собой. Они как бы недостаточно понимают степень угрозы. Ну, опять же, трудно сказать, как оно будет, когда станет совсем плохо. Всё-таки с окончанием горячей фазы 2015 года и до 2022 всё это было где-то там, гремело и т. д. В 2014–15-х мы кружок моделирования пытались поднять. Ну, приходили дети, фоном гудели «Грады», а мы сидели, клеили модели — как будто так и надо.
То есть, как и взрослые, в общем-то, недооценивают риски, воспринимают как приключение, я думаю.
Кстати, насчет взрослых — люди ходят на работу, по своим делам, а по городу идут обстрелы. Все уже привыкли, это, в общем-то, нездоровое состояние психики, и дети его впитывают. В 2014-м все испугались, город был пустым, а сейчас такой реакции уже нет.
Психика у людей сдвинута безнадежностью, крушением надежд, и бесконечный стресс тоже даром не проходит, начинаются процессы ухода от восприятия опасности, чтобы снять нагрузку. Ну и дети тоже это перенимают и начинают со свойственным им сказочным восприятием это всё доводить до максимума, бравировать этим. Вот характерный пример.
Моя любимая ученица Аня (имя изменено) пишет мне недавно, что в соседний с ней дом прилетело. Мама говорит, уйди в коридор, Аня: «А я что, я уроки делаю». И снимки этой дыры в стене соседнего дома мне шлет.
И раньше тоже писала, как она беззаботно гуляет после обстрела и снимает свой райончик. Ребенок не воспринимает всю серьезность происходящего, бросает ему вызов и еще хвастается — смотрите, какая я крутая, мне всё по фигу. А это же неадекватная, на самом-то деле, реакция. Мама ее вынуждена ходить на работу, боится, но вариантов нет, такая работа.
Есть и более адекватные случаи, когда ребенок средних классов, столько времени тут уже среди этого всего пожив, говорит: «в Донецк надо ссылать, жить тут — это наказание». Как показали события, парень угадал. Может накрыть в любое время и в любом месте.
По остальным ребятам и по дофевральскому времени могу сказать, что тема войны практически не поднималась ими: обсуждали друг друга, игры, что угодно, но не это. Если на политическую тему заходит разговор — обычно младшие воспроизводят то, что слышали от родителей. Старшеклассники уже пытались анализировать СМИ и прочую информацию, составлять свое мнение и могли это обсуждать. Но тут я не показательный пример, у меня особая выборка — всё-таки на мой кружок обычно приходят те, у кого какой-то интеллектуальный запрос присутствует, хотя не без исключений — то родители привели, то друзья… Старшие пытались реагировать на ситуацию, осмыслив ее и как-то логически объяснив, что происходит. Когда у тебя есть логичное объяснение, как бы уже становится легче, потому что неизвестность и непонятность пугает всего сильней.
Сейчас все завалены удаленкой, остался у них только интернет. Будут еще больше уходить в себя, я думаю. Ну, кто не уехал.
В феврале они столкнулись с неотвратимостью некоторых негативных процессов, возможно, что-то сдвинулось в более мрачную сторону. Но это уже не наблюдаю.
Вот, Анечка как-то критиковала, что изучение законов Ньютона — это скучно. А потом писала: «Я не буду говорить, что скучно и буду ходить на все занятия, только верните кружок, как было раньше». Всё-таки раньше они могли вредничать потихоньку и знали, что родители, если что, смогут решить проблему. А тут столкнулись с тем, что что-то крупное и мощное наползает на весь их мир, и родители и все остальные взрослые вокруг бессильны с этим бороться».
До 12–15 лет у человека закладывается психологический фундамент, формируется его способность преодолевать трудности, чувство справедливости, стойкость, смелость, чуткость, сострадание — все базовые характеристики человека. Очень важно то, какой фундамент сейчас, во время войны, формируется у наших детей. Ведь они будут создавать то будущее, за которое сейчас ведется война. И за это ответственны взрослые.
Важной чертой у подрастающего поколения, как отмечают многие педагоги, является отсутствие представления о будущем.
В ЛДНР, помимо боевых действий, это осложняется тем, что население республик поменяло уже 4 страны проживания за 30 лет: СССР, Украина, воюющие республики, а с прошлого года они вошли в состав Российской Федерации. На этой земле уже 8 лет нет Украины, а Россия полноценно еще не пришла. Поэтому понятий «русская идея» (и что это такое? есть ли она в головах у русских людей?), русская культура — дети в полной мере не могут овнутрить.
Сейчас война полноценно пришла на землю России — регулярно подвергаются обстрелам Белгородская, Воронежская, Курская области, Крым. Звучат взрывы и вспыхивают пожары в других областях и республиках Российской Федерации. Приходят похоронки на отцов, братьев, мужей, знакомых.
Обстановка, в которой жили дети Донецка и Луганска, постепенно захватывает всю страну. И всё, что сказано выше о ЛДНР, можно будет с полным правом вскоре распространить и на российскую реальность.
И здесь возникает развилка, после которой характеры и судьбы либо будут биться вдребезги, либо закаляться и преодолевать обстоятельства. Но для этого необходимы внешние условия, необходимо, чтобы взрослые показывали пример и поддерживали огонь в детских душах, тот огонь, который поведет маленьких граждан дальше по нашей неровной, крайне неоднозначной жизни, связанной с нашей Родиной — Россией.
И чтобы этот огонь появился, нужно, чтобы у детей (а сначала у взрослых) сформировался образ будущего. Образ будущего, мечта о будущем структурирует, упорядочивает деятельность человека, направляет его и помогает не сломаться, не потеряться в водовороте разрушающейся действительности, не поддаваться внутреннему разрушению.
Так какой образ будущего (или его отсутствие) формируется у наших детей? Как это исправить?