Меня заинтересовало в статье то, что для Экзюпери — философа и писателя — детство не является пройденным этапом, о котором можно забыть, а есть нечто большее.
Я не раз слышал о том, что современные молодые люди крайне инфантильны, да и сам это видел. Они безответственны, они необщительны, они легко отвлекаются на мелочи, они не могут держать концентрацию. Очень хорошо это было видно в армии, когда ты долго находишься с одними и теми же людьми рядом. Там, пытаясь завести разговор, я обнаружил, что собеседник просто теряет интерес к любому разговору через минуту, ему просто необходимо было переключиться на что-то еще. И это относилось даже к тем вопросам, которые действительно волновали человека.
Мне казалось, что причиной инфантильности является как раз чрезмерное увлечение собственным детством. Почти все мои сверстники, выпустившиеся из университетов и институтов, начинали рано или поздно ностальгировать о том, как хорошо было быть школьником и студентом — ни тебе ответственности за семью или собственную жизнь, ни тебе забот о том, где денег достать. Знай, наслаждайся жизнью.
Мне этот подход был глубоко непонятен. Да, в детстве действительно было проще. Да, оно было прекрасно. Но в него невозможно вернуться! Даже если ты поступишь в университет заново, это же будет совсем другая ситуация, у тебя уже будут и заботы, и работа, и всё остальное. А если полноценно вернуться в детство невозможно, то надо как-то устраиваться в новой, взрослой жизни. Пусть она порой жестока, неинтересна и пуста, но из нее уже никуда не деться. В чем смысл предаваться мечтаниям о прекрасном детстве, когда ты вступил в новый этап своей жизни, кстати, отнюдь не сводящийся к «повседневной работе и скуке».
Поддавшись таким мыслям, я скатился в другую крайность — решил полностью отказаться от своего детства. Мол, этот этап я прошел.
Но вот Экзюпери пишет, что можно быть взрослым, только если ты помнишь о детстве. И добавляет, что ключевой характеристикой подлинной взрослости является беспредельность. И что эта самая беспредельность не может быть добыта взрослым, коли он отказался от своего детства.
Но ведь детство у Экзюпери не простое. Оно не просто радует воспоминаниями о том, как там было хорошо. Оно дает возможность понять свои первые шаги к обретению беспредельности, к возможности пережить «приключение в его наивысшей форме».
А что такое эта беспредельность? И что такое приключение в его наивысшей форме? Если беспредельность делает из человека Человека, то приходится вспомнить Маркса, который говорил, что Человека создает соединение его с родовой сущностью. И что с родовой сущностью его соединяет труд, который направлен на достижение идеального, то есть труд неотчужденный.
С одной стороны — Маркс, с другой стороны — Экзюпери, который говорит, что в приключении в его наивысшей форме (детский столик, предупреждения арабов) достигается беспредельность. Очевидно, что здесь должна быть какая-то связь.
Мне кажется, связь состоит в том, что если через неотчужденный труд человек соединяется со своей родовой сущностью, а через приключение в его наивысшей форме — с беспредельностью, то неотчужденный труд — это и есть приключение в его наивысшей форме.
Тогда многое становится понятно. Ведь кто только не ехидничал по поводу труда, который сам по себе раскрепощает творческие способности человека. Но если есть та связь, о которой я написал выше, то раскрепощает только тот труд, который воспринимается человеком как приключение в его наивысшей форме.
Здесь надо вспомнить о том, что говорит о человеческом счастье Антигона в пьесе Жана Ануя. «Вот оно, жалкое, будничное счастье, надо только не быть слишком требовательным!» — говорит Антигона. Невольно вспоминается «Гроза» Островского, где прослеживается примерно та же мысль — противопоставление идеализма Катерины другим персонажам, «знающим», как надо правильно жить. «Нельзя, матушка, без греха: в миру живем», — говорит странница, и это ощущение наполняет всех персонажей пьесы, кроме Катерины. Она ведь тоже, как Антигона, не хочет этого «будничного счастья», она хочет единения с Богом. Для Антигоны беспредельность — это и есть то счастье, которое ей необходимо. Об этом же мечтает Катерина.
Наверное, это счастье может дать неотчужденный труд, который, по сути, и является приключением в наивысшей форме. Как тут не вспомнить опыт СССР, где был невиданный подъем духа у рабочих, инженеров и ученых. Они воспринимали масштабные исследования и стройки совсем не так, как их сейчас пытаются описывать либералы и ненавистники «совка», называя труд в Советском Союзе «рабским», «принудительным» и «унизительным».
Нет, я уверен, что для советских рабочих и ученых их работа была тем самым приключением в наивысшей форме. Они испытывали то же чувство беспредельности, которое описывает Экзюпери. И, на мой взгляд, это чувство беспредельности и есть то самое пробуждение и раскрепощение высших творческих способностей, которого может достичь каждый человек. Это и есть коммунизм.