Во время чтения доклада меня не оставлял вопрос, часто возникающий даже без такого мощного катализатора, как доклад «Мост через пропасть». Вопрос о том, почему люди теряют и мотивацию, и способность к объединению? Почему не идут в структуры, ищущие новой коллективности?

Размышления над этим вопросом привели меня к его пониманию через знакомое слово «свобода». «Из царства необходимости — в царство свободы», писал классик. Какой необходимости? И какой свободы?

Вот что писал об этом автор фразы, ставшей крылатой, Ф. Энгельс в своей книге «Анти-Дюринг»:

«То объединение людей в общество, которое противостояло им до сих пор как навязанное свыше природой и историей, становится теперь (при социализме — ред.) их собственным свободным делом. Объективные, чуждые силы, господствовавшие до сих пор над историей, поступают под контроль самих людей. И только с этого момента люди начнут вполне сознательно сами творить свою историю, только тогда приводимые ими в движение общественные причины будут иметь в преобладающей и всё возрастающей мере и те следствия, которых они желают. Это есть скачок человечества из царства необходимости в царство свободы».

Об этом же очень подробно рассуждал Э. Фромм, описывая, как происходил отрыв отдельного человека от всех прежних общностей, и каким образом такой отрыв повлиял на его психологическое состояние. Вот что он пишет в предисловии к своей книге «Бегство от свободы»:

«Основная идея этой книги состоит в том, что современный человек, освобожденный от оков доиндивидуалистического общества, которое одновременно и ограничивало его, и обеспечивало ему безопасность и покой, не приобрел свободы в смысле реализации его личности, то есть реализации его интеллектуальных, эмоциональных и чувственных способностей. Свобода принесла человеку независимость и рациональность его существования, но в то же время изолировала его, пробудила в нем чувство бессилия и тревоги. Эта изоляция непереносима, и человек оказывается перед выбором: либо избавиться от свободы с помощью новой зависимости, нового подчинения, либо дорасти до полной реализации позитивной свободы, основанной на неповторимости и индивидуальности каждого».

И об этом же рассуждает Достоевский в романе «Братья Карамазовы». Весь монолог Великого Инквизитора об этом — о тягостности свободы для слабого человека:

«Тогда мы дадим им тихое, смиренное счастье, счастье слабосильных существ, какими они и созданы. О, мы убедим их наконец не гордиться, ибо ты вознес их и тем научил гордиться; докажем им, что они слабосильны, что они только жалкие дети, но что детское счастье слаще всякого. Они станут робки и станут смотреть на нас и прижиматься к нам в страхе, как птенцы к наседке. Они будут дивиться и ужасаться на нас и гордиться тем, что мы так могучи и так умны, что могли усмирить такое буйное тысячемиллионное стадо. Они будут расслабленно трепетать гнева нашего, умы их оробеют, глаза их станут слезоточивы, как у детей и женщин, но столь же легко будут переходить они по нашему мановению к веселью и к смеху, светлой радости и счастливой детской песенке. Да, мы заставим их работать, но в свободные от труда часы мы устроим им жизнь как детскую игру, с детскими песнями, хором, с невинными плясками. О, мы разрешим им и грех, они слабы и бессильны, и они будут любить нас как дети за то, что мы им позволим грешить».

Так что же происходит?

Как мне это видится, происходит следующее. Человек в процессе прогресса последовательно освобождался от давления природы. И одновременно освобождался от власти отношений, которые были сформированы для противостояния этому давлению. Ранее человек понимал, что ему не выжить физически в одиночку, и объединение с другими носило практически неотменяемый и обязательный характер. Это объединение обрастало различными дополнениями — ритуалами, обычаями, традициями.

На эти дополнения влияли размышления человека о причинах и смысле различных природных явлений — так происходило обожествление различных стихий, возникали идеи жертвоприношений этим стихиям. Человеческий социум усложнялся, сами люди развивались и постигали всё более тонкие явления, связанные уже не столько с природой, сколько с более тонкими материями...

И, конечно же, происходило развитие внешней, материальной стороны жизни. Человек научился полностью защищать себя от опасностей дикой природы, освободился от ее давления. Человек научился собираться в очень крупные группы, научился удерживать эти группы в стабильности путем регламентации отношений внутри этих групп. Создал разделение труда и тем самым выделил прослойку людей, которая занималась более тонким трудом, еще более усложняя структуру социума и усиливая степень защищенности — как от внешних природных и военных угроз, так и от угроз голода от неурожаев или падежей скота. Затем социум еще раз усложнился, и еще, и еще...

В итоге человек пришел к тому, что ему стали не нужны прежние формы объединения, которые были ориентированы на обеспечение выживания и пропитания. Формы, основанные на защите от угроз, отмерли. Человека из них вытолкнуло током истории. Человек достиг «свободы от», он освободился от почти всех угроз со стороны природы планеты и научился надежно себя сохранять и кормить. И он освободился от форм отношений, которые были созданы под эти цели. Результатом существования этих отношений стали «автоматические» структуры социума, которые функционируют независимо от отдельной личности.

Но освободившись, он не смог найти новых форм объединения для достижения новых, более высоких целей. Не состоялось желанное Энгельсом и Фроммом осознание человеком своей способности направлять те силы, которые еще недавно висели над ним роком. Прыжок из царства необходимости состоялся, но он привел лишь к «свободе от» внешнего давления, а это только полдела. Ведь прыжок должен состояться в «свободу для» сознательного созидательного направления своих усилий.

Человек пока не дошел до понимания необходимости создания новых форм объединений, коллективов, которые позволят ему реализовать возвышающую «свободу для». Свободу для пробуждения и раскрепощения высших творческих способностей в каждом человеке. Ведь об этом же мечтали Маркс и Энгельс, которые так и написали в своем Манифесте:

«На место старого буржуазного общества с его классами и классовыми противоположностями приходит ассоциация, в которой свободное развитие каждого является условием свободного развития всех».

Человек завис в затяжном прыжке, застрял в махровом материализме, выродившемся в общество потребления. «Овеществлению», превращению в товар подвергаются все сферы бытия человека, включая такие тонкие, как любовь, смысл жизни. И чем дольше человек висит в этом прыжке, тем более явно усугубляются процессы, описанные Фроммом. Человек растерял прошлые основы для объединения с другими и теперь мается от отсутствия других основ.

Человеку больше не нужен другой человек для выживания. В социуме, особенно в крупных городах, процессы жизнеобеспечения регламентированы и понятны. Есть дома/квартиры, в которых люди живут и которые обеспечены удобствами. Есть магазины для покупки еды и всего остального, что нужно для жизни. Есть работа по понятным правилам. Есть регламентированные же медицина и образование. Человек имеет дело с огромным социальным механизмом, который функционирует независимо от него. Он равнодушен к человеку. И человек уже не понимает, а зачем ему все эти люди? Кто они ему? Как и чем он с ними связан? Зачем ему семья, если для выживания и она ему уже не нужна? Зачем ему вообще о ком-то заботиться? Как и чем жить?

Когда такие вопросы достигают сильного накала, человек начинает искать. И поиски эти могут закончиться грустно, в том числе присягой «фюреру», о чем писал Фромм. Такая присяга ведь и производит с человеком то, что описывает Великий Инквизитор у Достоевского. Человек превращается в ребенка и теряет субъектность, т. е. способность намечать цели, достигать их и нести за это ответственность. В итоге неспособность допрыгнуть в царство «свободы для» оборачивается потерей и «свободы от».

СССР попытался допрыгнуть, но не сумел по многим причинам. Но это не значит, что допрыгнуть невозможно. Нужно проанализировать причины неудач и пытаться снова и снова, ведь уже слишком хорошо видно, к чему приводит царство одной сплошной «свободы от». Оно приводит к инфантилизации в духе Великого Инквизитора и к мировому хаосу как основы мировой политики ведущих держав Запада. Ведь для организации политики на основе некоего порядка нужно иметь понимание этого порядка. Порядок выстраивается под достижение некой высокой цели, а если высоких целей не ставится, то приходится прибегать к хаосу для сохранения этого безыдейного и бесцельного существования.

И пытаться допрыгнуть, видимо, опять придется России. Ведь только у нее был живой бесценный опыт коммунистического проекта с его идеей нового человека. Именно Россия должна дать миру новую весть, являясь сейчас самой внутренне свободной страной Западного мира. Если она не сможет ее дать, то не будет ни России, ни привычного нам мира свободы, пусть даже и «свободы от».