Есть такой роман «Цветы для Элджернона». Его автор — американский писатель, психолог по образованию, Дэниел Киз. Роман считается фантастическим, но он вряд ли впечатлит тех, кто привык к современной, даже самой завернутой фантастике. Это скорее психологическая драма, где в центре — переживания человека, которого силой науки вырвали из «темноты» слабоумия и открыли дверь в «мир разума». Сюжет не новый. Но Киз описывает не только это восхождение своего персонажа — Чарли Гордона. Драма — в переживании Чарли начавшегося обратного процесса угасания разума. Эксперимент содержал ошибку, и герой обречен вернуться к своему прежнему состоянию, причем с высот открывшейся в нем гениальности.
Не сказать, что я сразу вспомнил историю Чарли Гордона после прочтения статьи С. Е. Кургиняна из цикла «О коммунизме и марксизме — 78», где автор разбирает атмосферу «галантного века» и связывает ее с проектом «Великий инквизитор». Просто он мне попался на глаза после прочтения газеты, и воспоминание о переживаниях героя романа вступили в диалог с размышлениями над статьей.
Когда с товарищами обсуждали статью Кургиняна, мы обращались ко многим вопросам, поднятым в ней. Инфантилизм и гедонизм, исторические примеры погружения в них общества различных эпох и т. д. В разговоре обо всем этом меня не отпускала мысль, что всё сводится к взаимоотношению Человека и Времени.
Время — это странное понятие. То ли физическое, то ли философское — одним словом, пугающее абсолютностью своего присутствия в нашей жизни и при этом полной неуловимостью. Однажды я беседовал со своей младшей дочерью, пытаясь ей объяснить, что времени не может быть много или мало. Дочь беспокоил вопрос долгого ожидания чего-то. Я уже не помню всей беседы, помню только, что вместе с ней я нашел формулу «пленения» времени — заключения его в делах. Не знаю, поняла ли она в свои шесть лет эту формулу, но для меня она была важным открытием.
Вспомнились слова из какой-то книги или фильма, что часы не показывают время, а лишь его отсчитывают. Так и человек не может переживать время, а может лишь его овеществлять в делах. Можно сказать, что время — это неотъемлемый параметр развития. Развитие не может идти вне времени, а вот время вполне может быть наполнено чем-то иным, кроме развития. В силу своей неотрывности от бытия оно не может быть не наполнено чем-то. И если не развитие, то остается только одно — регресс.
Герой Киза разрывается между этими двумя векторами. Один из них возводит его на высоту высших творческих способностей. Другой же ведет обратный отсчет до возвращения к состоянию слабоумия. Чарли всё время разрывается между жалостью к себе, пытаясь вслед за Фаустом Гёте остановить мгновение в высшей точке полноты своего бытия. А с другой стороны для него «быть умным» — значит быть не одиноким, так как обретенная им разумность, как ему сначала кажется, разрывает пелену, отделяющую его от других людей. Но один только разум не в состоянии сблизить его с другими людьми, сделать таким же, как и все. Сперва он превозносится над всеми в своей гениальности и даже начинает тяготиться открытием того, что прежние кумиры — разумные люди — оказались рядом с ним людьми на ходулях рядом с великаном. Затем, будучи не в состоянии остановить мгновение и теряя разум, он понимает: для того чтобы быть человеком, одного разума недостаточно.
В этой истории, роман я читал довольно давно, только сегодня увидел еще одну тему, о которой раньше я особо не размышлял, — конфликт между Чарли прежним, слабоумным, и Чарли-гением. В силу того, что рост его интеллекта стремительно превышал эмоциональное развитие, «новый Чарли» не вырос из прежнего, а заместил его. И тот короткий промежуток времени, когда «новый Чарли» владел разумом, старый никуда не ушел, а наблюдал со стороны и ждал часа своего возвращения. Я не мог не отметить для себя еще раз, что развитие человека может считаться подлинным только при условии гармоничности роста в нем всех его потенциалов.
Когда С. Е. Кургинян говорит о проекте «Великий инквизитор», то описывает сложную схему, в которой есть тот, кто осуществляет эту беспощадную инфантилизацию общества. И есть те самые «Чарли Гордоны», которых насильственно превращают в той или иной мере в слабоумных созданий. И тут возможны разные варианты отношения ко времени и его наполнению сторон этого проекта.
Если Чарли Гордон, переживающий открытия и трагедии в мире разумности, всё же стремится остановить время именно в точке потолка своего развития, то насаждаемый инфантилизм предполагает фиксацию человека в точке несравненно более низкой. И не просто ограничение на заданном уровне процесса развития. Герою романа Киза потолок был установлен ошибкой эксперимента. В случае проекта «Великий инквизитор» предполагается низведение человека с высших ступеней роста на примитивно низкие. И даже если Человек добровольно соглашается на умаление своей разумности, это не может не сопровождаться какими-либо переживаниями и страданиями. Не обязательно теми же, какие мы видим в романе Киза. Роман — это всего лишь роман, путь даже написанный психологом. Но одно отличие можно с уверенностью предположить.
Чарли Гордон имел своей отправной точкой развития и конечной точкой своего нисхождения «чистый» детский разум, лишенный многих изъянов, которые в современном разумном, добровольно деградирующем человеке и порождают желание стать «Чарли Гордоном». Слабоумный Чарли не успел вкусить звериного начала, которое обязательно есть в человеке и прячется под слоем культуры. И потому его сворачивающееся сознание возвращается к безобидному и добродушному взрослому ребенку. Хотя период «разумности» оставляет в нем свой отпечаток. Он начинается чувствовать свою ответственность перед другими и за других. Человек же избалованный и, как пишет Кургинян, капризный, в силу обязательности этих качеств в представителях «галантного века», вряд ли вернется в нечто такое же чистое и безобидное. Можно только ужаснуться тому, кто или что встретит там человека, смывающего с себя культурный слой и погружающегося обратно в пелену «слабоумия». Не могу не вспомнить евангельские слова Спасителя: «Не давайте святыни псам и не бросайте жемчуга вашего перед свиньями, чтобы они не попрали его ногами своими и, обратившись, не растерзали вас» (Мф 7:6).
В контексте нашего разговора святыней и жемчугом совершенно справедливо можно считать свет разума. Добровольный отказ от этого него не может не привести к тому, чтобы живущий в человеке зверь не попрал остатки разумности и не растерзал остатки человечности. И причисление разума к святыне — не является горделивым посягновением на высоту святости. Святитель Игнатий Брянчанинов в «Слове о Человеке» в главе «Образ и подобие Божие» приводит следующее утверждение одного из святых отцов: «Что же такое образ Божий, если не ум? — говорит св. Иоанн Дамаскин».
И, конечно же, речь идет не о «вечном сиянии чистого разума», а о гармонично развивающемся человеке, преодолевающем в своем развитии все формы отчуждения: от себя и своей природы, от подобных себе — преодолевающем предельное одиночество своего эгоизма. Преодолевающего и овеществляющего свое развитие — то есть покоряющего время — в своих свершениях.
P. S. Читая роман Киза, я предполагал, что его герой покончит с собой. Это было бы «естественно» с точки зрения современных художественных схем и подходов. Это было бы естественно для человека, поглощенного потребительским обществом, в котором разум — это лишь один из инструментов «брать от жизни все». Но Чарли Гордон еще в состоянии любить, а значит — жить, преодолевая страдания.