Читая статью о бое нашего отряда в донецком аэропорту, где мы понесли первые потери, я вспоминал ощущения и мысли, которые посещали меня за время, прошедшее с того дня. В основном они вращались вокруг того, как себя соотнести со случившимся. Как я к нему отношусь, как оно относится ко мне.
Во всех явлениях мне всегда хотелось добраться до конкретики, непосредственного действия, механики. Можно много говорить о, например, том или ином синтезе. Но как его непосредственно осуществлять? Должны быть конкретные действия, шаги. Хотя бы первый.
Так же и с эгрегором как сообществом мертвых, которое вдохновляет нас на те или иные поступки. Во-первых, поскольку мы ощущаем его воздействие, он существует. А во-вторых, можно прислушаться к себе и попробовать понять, как именно он действует, за счет чего в себе и в нас. Попробовать понять, а может быть, даже объяснить.
Лично знаком я был только с одним погибшим, Пятницей, поэтому в мыслях всё время обращался к его примеру, что и продолжаю делать сейчас.
Первые ощущения после похорон были тяжелыми и вращались вокруг мысли: «Товарищ погиб, а ты остался здесь и жив». Но Сергей Ервандович неоднократно говорил нам, что долг наш остаться здесь. Дело не в том, чтобы теперь всем нам поехать в Донецк. Ответить мы должны работой в своих регионах. Поэтому эти ощущения хоть и остались до сих пор, но отошли на второй план.
Ум занялся другим. Одной из потребностей было спроецировать себя на ту ситуацию, в которой оказались ребята. Как бы я себя повел, окажись я там? На этот вопрос, наверное, невозможно ответить тому, кто никогда не был на войне. Нельзя заранее утверждать, каковы будут твои действия в такой острой незнакомой ситуации. Хотя, конечно, хочется считать, что будешь достоин памяти героев, но это были бы абсолютно голословные заявления.
Потому ум рассматривает другую проекцию Пятницы в нашей мирной жизни здесь. Как бы он поступил, что бы подумал и сказал о наших делах? И такой возможный взгляд с его стороны влияет на поведение. Помогает действовать правильно, когда лень, неуверенность, страх стараются столкнуть с должного пути. «Этот взгляд — словно высший суд». Надо лишь представить, что он рядом, и задать себе нужный вопрос.
Другое действие, которое оказывает на нас эгрегор — это более яркое высвечивание ориентиров. Идеалы, дело, за которые погибли наши товарищи, стали еще больше, еще обязательнее, еще непримиримее. Нельзя бросить то, за что кто-то из товарищей уже отдал жизнь. И, конечно, землю, политую нашей кровью, оставлять нельзя.
Подвиг наших товарищей не дает покоя. Он засел каким-то осколком внутри и постоянно блуждает, бередит душу. Вызывает желание равняться на героев и сравняться с ними. Но с погибшими сравняться можно только в смерти. Сколько бы правильных вещей ты ни сделал, наши мертвые всё равно будут где-то впереди. А значит, до самого нашего конца будут тянуть нас за собой вперед и вверх. Не дадут успокоиться и оказаться подверженными синдрому Мартина Идена, синдрому достижения цели.
Действие этого лекарства от любых пороков не прекратится, пока мы слышим наших мертвых, «слышим пролитую кровь», как писал Тютчев.
На мой взгляд, описанное и есть механика действия эгрегора.