В очередной статье цикла Сергей Ервандович рассматривает вопрос доступности образования и культуры для народа. Мне на ум пришла метафора, где эта доступность — своего рода железнодорожная стрелка, определяющая, по какому пути пойдет человек: творца или потребителя. Стрелочником является некий субъект.

Хотелось сказать «государство», но это было бы, с одной стороны, совсем безликим, а с другой — не совсем верным. Речь идет все-таки о некоторых элитных группах, имеющих какое-то лицо. И, кроме того, эти группы могут иметь и противников в рамках того же государства.

И вот этот субъект может переводить и переводит стрелку образования и культуры из одного положения в другое.

Р-раз, — и поезд народа идет по одной ветке. Наверх, в гору. А чтобы локомотив справился, вот вам образование бесплатное и качественное, культура высокая и доступная. Приобщайтесь. Вам помогут, разъяснят, что непонятно, лучшие специалисты. И вдохновленные, напитавшиеся энергией люди превращаются в творцов. И тянет локомотив вперед и вверх, и едет поезд. И летят ракеты в космос. «И текут, куда надо, каналы и в конце, куда надо, впадают».

А потом перерождается элита, и р-раз — а вам, граждане, сюда, на этот путь. Вниз, под горочку, чтобы легче было. Не надо напрягаться. Надо расслабиться и потреблять. Вот триста сортов сыра. Не нужны вам ни образование, ни культура высокая. Зачем во всем этом разбираться? Всё равно же «через не хочу». Получайте причитающуюся вам долю благ и радуйтесь. И нет уже творцов. И несется поезд всё быстрее вниз, под откос. Ну разве что, машинист «нажмет на тормоза», и стертые ржавые колодки хоть как-то замедлят ход.

Описанный в статье подход элиты достаточно доходчиво объяснен, но это все-таки что-то ближе к теории. А что это означает на самой непосредственной практике? Какая у такого воздействия образования и особенно культуры механика?

С образованием мне, как технарю, кажется, что всё более-менее понятно. Как оно деградирует — видят все. Почувствовать же определенное неожиданное воздействие культуры «на собственной шкуре» мне довелось совсем недавно.

Мы с товарищами сходили на «Евгения Онегина» в Мариинку. Время было такое, что уровень энергии внутренней был понижен. Может, усталость накопилась, может, еще что похуже. Но после спектакля всё резко и неожиданно изменилось. Придя домой, я достал «Онегина» с комментарием Юрия Лотмана и стал читать «Очерк дворянского быта онегинской поры».

Роман занимает 170 страниц, комментарий — 360. Без комментария произведение воспринимается совсем по-другому из-за незнания средним зрителем (мною, например) реалий дворянской жизни начала XIX века.

Например, Онегин, придя на дуэль с опозданием и со слугой Гильо в качестве секунданта, оказывается, оскорбил и Ленского, и Зарецкого, который «закусил губу». А Зарецкий-то — негодяй, так как не предпринял никаких шагов для примирения дуэлянтов, хотя это входило в его обязанности как секунданта. Помимо таких качеств Онегин выделялся среди окружающих еще и тем, что никогда нигде не служил, что было совсем непривычно и неприлично для дворян того времени.

Таких деталей очень много. Недаром Белинский называл роман «энциклопедией русской жизни». А у меня получилось так, что творение Пушкина и Чайковского дало мне чувство познавательного голода и заряд энергии в других делах на немалое время вперед.

Произведения культуры вмешиваются в рутину жизни. Будоражат чувства и заставляют по-другому взглянуть на повседневные привычные вещи. Сравнить их с чем-то совсем другим по масштабу. Привычные унылые голые осенние деревья за окном катящегося вниз поезда вдруг освещает солнце над холмом, прорезанным уходящими вверх на него, огненными от отраженного света, рельсами.

В советском фильме «Никколо Паганини» работник сцены перед концертом на вопрос коллеги: «Ну что, послушаем итальяшку-то?» — буднично, привычно рисуясь, ответил: «Знаешь, я когда-то сам играл. Между прочим, неплохо пиликал». А после игры маэстро он рыдал и спрашивал себя: «Черт меня побери... О, Господи! Зачем я живу? Зачем? Зачем?!»

Понятно, почему определенному классу, не желающему восхождения народа и страны, не нужна для них настоящая культура. Народ должен привычно потреблять. Этому классу не нужны произведения культуры как нечто, бьющее по самой привычке. Той, что, по выражению Пушкина, «свыше нам дана: замена счастию она». Пусть лучше народ сидит тихо, чтобы только чавканье было слышно, а не голосит о каком-то счастье. А то еще удумает чего...

А ведь все равно, господа, удумает!