Читая рассуждения автора и приводимые им цитаты авторитетных классиков марксизма, понимаешь, как круто в свое время тебя обманули, скрыв всё подлинное содержание марксистского учения. Понимаешь также глубину вызовов, которые предъявляет время.
Возникает, например, вопрос: если установить и проработать связь между традицией и марксистским учением, одновременно соединив его с днем сегодняшним, можно ли будет сформулированное учение в полном смысле назвать марксистским? Может быть, я ошибаюсь, но полагаю, что нет. Маркс сформулировал нечто на языке Модерна так же, как христиане это же самое нечто формулировали на языке Премодерна. Но если Модерн мертв, то мертв и язык Модерна. Если так, то это должно означать, что ограничиться только лишь языком классического марксизма (он же — язык Модерна) мы объективно не сможем. Что же нам остается? Выявить и четко оконтурить это нечто в Премодерне, намертво соединить его с этим же нечто, сформулированным в Модерне, и, сохраняя полученную классику, связать ее с днем сегодняшним. Убежден, что в процессе такого соединения и родится новый язык марксистского учения, которое станет не просто марксистским учением, а обогатившись прочной и разработанной связью с Традицией, с одной стороны, и современными знаниями и опытом, с другой стороны, — станет учением Сверхмодерна. Но для этого нам надо овладеть соответствующим языком, а значит — впитать в себя все те знания, которыми владели мыслители Премодерна и Модерна.
Читая о взаимоотношениях групп — элементов общества: землевладельцев, торговцев и разоренных жителей, — начинаешь понимать, почему англосаксы тянутся к античности. Может быть, потому, что именно там заложены модели власти-подчинения и механизмы смены режимов, действующие и поныне.
Наблюдая за политическими перипетиями у древних греков, поражаешься сходству с современностью. Вот, например, Клисфен — представитель партии торговцев, заручившись поддержкой олигархии, захватив власть и став тираном, оперся на врагов Афин. Разве сегодня то же самое не пытаются сделать либерал-фашисты, рассуждая о перестройке под воздействием и при участии внешних сил?
А вот еще одно интересное сходство: устроив переворот, Клисфен начал выстраивать свою модель власти. Власти, повернутой в сторону богатых, опирающейся на врага Афин Спарту, и всё же тиранической, то есть ограничивающей олигархию. И тиран, и олигархия опирались на врагов Афин, а значит, одинаково были враждебны и чужды угнетаемому народу. Но олигархия начала выбивать (перекупать) опору из-под тирана, и он вынужден был искать новую базу — в народе.
Не напоминает ли этот сюжет нашу российскую действительность, когда под улюлюканья либералов и призывы НАТО президент встает плечом к плечу с простым гражданином в акции «Бессмертный полк»? Я не хочу идеализировать лидера, я лишь указываю на сходство с историей о Клисфене.
Уверен, не только я увидел сходство наших реалий с афинскими моделями, а коли так — для понимания и умения правильно описать современные процессы необходимо изучать модели, данные нам древними греками.