Единство мертвых и живых — главный источник смыслов для военного. «Мы были с ними как бы наравне, И разделял нас только лист учетный», — писал Александр Твардовский. Я ни разу не воевал, и весь мой личный военный опыт ограничивается прохождением срочной службы в достаточно специфическом роде войск — научной роте. Эти роты были созданы по всей стране с целью мобилизовать самых образованных призывников для решения важных научных задач, стоящих перед армией. Созданные под прямым руководством министра обороны, эти роты являются одними из образцовых войсковых частей как по набору личного состава, так и по условиям проживания и работы.
Срочная служба в такой роте предполагает не столько усиленное использование физических возможностей солдата, сколько использование способностей умственных. Однако наши способности на службе, к сожалению, не были должным образом использованы. Дописывание курсовых работ, научных докладов и диссертаций за старший офицерский состав — дело было для нас привычное. Но не это больше всего огорчало. Лично меня приводило в недоумение полное отсутствие идеологической работы с солдатами.
Наши ротные офицеры были хоть и молодые, но очень интеллигентные, образованные люди. Они не скатывались в похабщину, не допускали рукоприкладства и вообще вели себя образцово. Но, строго соблюдая приказы начальства, следуя уставу и следя за порядком, свою работу они практически свели к формальному соблюдению армейского режима. То есть солдаты должны всегда быть чистыми, аккуратными, внимательными, в расположении части должно быть чисто и опрятно, все отчеты должны сдаваться вовремя и т. д. Устроить нашу жизнь так, чтобы эти правила выполнялись, — вот в чем была главная цель наших офицеров.
Не скажу, что это плохо. Даже наоборот, не раз идя по городу в увольнении (а служил я в Ленинграде, называемым сегодня Санкт-Петербургом), я ловил себя на мысли, что мне нравится образ жизни, где есть порядок. Глядя на яркие и нелепые «прикиды» молодежи, на длинные волосы у парней и ежики у девушек, на бесконечные ряды кафе и магазинов, я всерьез был рад тому, что могу жить спокойно и просто, без потребительских заморочек гражданской жизни.
Но отчаянно не хватало смысла. Каждый день в армии был еще одним днем, который надо было просто прожить. В гражданской жизни себе можно затуманить мозг потребительством, экстримом или сектами, в армии — нельзя. И самое интересное, что формально в армии сохранялась идеологическая работа! Два раза в неделю мы исправно готовили доклады по значимым военным событиям русской истории, в нашем распорядке дня и планах на месяц всегда уделялось время беседам офицеров с солдатами на разные темы и т. д. Однако каждая такая формальная обязанность, способная нести идеологическое содержание, либо аккуратно опускалась, и тогда в графе просто ставился плюсик, либо военнослужащий со скучным выражением лица зачитывал две страницы текста, скачанные за полчаса из интернета, и на этом всё заканчивалось.
Особенно остро я почувствовал проблему идеологии два раза. Первый раз — когда в один из армейских дней читал хронику сражения наших сутевцев за Саур-Могилу. Одно дело — читать про войну, сидя в удобном кресле с кофе в руке и зная, что завтра ты пойдешь на работу, и совсем другое дело — читать, сидя в камуфляже, в окружении десяти таких же ребят, готовых по первому приказу отправиться на военный городок.
Ощущение родства с бойцами, погибающими на настоящей войне за настоящую идею, а не за деньги и не потому, что приказали, — было очень сильным. Может быть, у меня просто хорошее воображение, но я прекрасно осознавал, что и сам в тот момент мог вот так же оказаться на рубежах, с автоматом в руке, лежа в окопе. И это живое понимание родило совершенно новый взгляд и на армию, и на свою жизнь, и на единство живых и мертвых.
Второй раз я почувствовал всю важность идеологической работы на Летней школе 2016 года во время военно-спортивных дней. Я уже почти год как отслужил в армии, и подобная подготовка была, в общем-то, для меня обычна. Развод, на котором присутствовал весь батальон, в армии тоже был рутинным делом. Но на школе он приобрел удивительно яркие очертания. Стоя в строю и ощущая себя солдатом, я начинал понимать, что сражаюсь за действительно важные вещи: за идеалы, за страну, за мертвых. Ничего подобного не было в армии и, боюсь, нет в подавляющем большинстве войсковых частей.
А ведь без такой идеологической и метафизической составляющей вся суть армейской жизни пропадает! Армия — это не просто казармы и подъем в шесть утра. Это, прежде всего, способность отдаться в нужный момент до конца, выложиться «на полную» и, возможно, отдать свою жизнь. Только такая позиция внутри каждого солдата способна создать по-настоящему сильную армию. А такая позиция для военных людей невозможна без осознания своего единства с мертвыми.
Потому что если мы едины с мертвыми, то есть за что умирать. «Власть того родства, Что даже смерти стала неподсудно», — вот что мы должны все научиться видеть и чувствовать. И тогда этот огонь разожжет нечто, что поможет сокрушить даже самых страшных врагов.