Мы еще вернемся к обсужденной мною конференции, посвященной деятельности Н. И. Новикова. Пока что для нас важно следующее.

1) Роль Новикова в русском розенкрейцерстве (подчеркиваю — не масонстве вообще, а именно розенкрейцерстве) обсуждена детально и доказательно именно в рамках данной конференции.

2) Это обсуждение носило не хулительный, а апологетический характер.

3) Апологеты, по определению, не являются «теоретиками заговора», демонизирующими масонство. Они, напротив, либо сами принадлежат к этим самым масонам (точнее, розенкрейцерам — смотри приведенное мною высказывание Петрова), либо являются их явными почитателями.

4) Данные апологеты демонстрируют в своих рассуждениях корректность и информированность. Поэтому наша адресация к этим рассуждениям — заведомо не хула в адрес масонства и не охота на масонских ведьм.

5) Не опустившись до хулы и конспирологии, мы, опираясь на достаточно доказательные утверждения участников конференции, установили, что Н. И. Новиков — крупнейшая фигура русского розенкрейцерства. Но только ли розенкрейцерства?

Берем материалы той же конференции. Открываем статью Александра Тюрикова «Русский просветитель И. Г. Шварц (1751–1784)». И знакомимся с тем, как автор противопоставляет «плохое» русское масонство — «хорошему». Вначале автор сетует на то, что «мировоззрение русских вольных каменщиков 1760–1770-х годов было рационалистическим. В ложах стремились строить жизнь духа и тела по законам материи. Почти все братья были поклонниками Вольтера, идеология масонства того времени совпала с вольтерианством».

Но это пагубное, по мнению автора, положение дел, при котором можно было поставить знак равенства между масонством и рационализмом, масонством и материализмом, масонством и вольтерьянством, — продолжалось недолго. Конкретно — до середины 70-х годов XVIII века. Переломным моментом, по мнению автора, было создание в Санкт-Петербурге некоего кружка «хороших» масонов, пытавшихся преодолеть вольтерианство, рационализм и материализм своих предшественников.

В числе таких масонов — уже обсужденные нами М. М. Херасков и Н. И. Новиков. А также И. П. Тургенев, которого нам предстоит обсудить.

Сообщив участникам конференции о том, что данный переломный момент маркируется, в том числе, и созданием журнала «Утренний свет», который начал выходить в 1777 году усилиями Хераскова, Новикова, Тургенева и других, автор переходит к главному:

«В 1778 году поэт, писатель, издатель литературных журналов М. М. Херасков становится куратором Московского университета. Друзья и сподвижники Михаила Матвеевича также переезжают в Москву, и вся их просветительская деятельность сосредотачивается в древней столице. Тогда же свершилось важное событие для русской культуры: новым куратором в университет был приглашен на должность экстраординарного профессора немецкого языка И. Г. Шварц».

Сообщив далее о том, что позже (конкретно — 5 февраля 1780 года) Иван Григорьевич Шварц был назначен ординарным профессором философии, автор сообщает некоторые сведения об Иване Григорьевиче, который «родился в 1751 году в Трансильвании (опять эта херасковская Трансильвания — С.К.), окончил Йенский университет, служил унтер-офицером голландской Ост-Индской компании, по ее делам ездил в Индию (это может оказаться для нас важным — С.К.) и провел там несколько лет». Обращаю внимание читателя на то, что такие люди, как Шварц, поглощенные эзотерикой, в Индии даром годы не проводят. И продолжаем чтение Тюрикова.

Сообщив эти общие сведения, автор переходит к масонской теме. И сообщает нам о том, что с 1776 года Иван Григорьевич «учительствовал в Могилеве. В том же году в Москве Иван Григорьевич через посредничество поэта Василия Майкова был принят князем Н. Н. Трубецким в масонство, а затем учредил ложу и в Могилеве. Завязались у него отношения и с московскими культурными кругами. Обширность познаний Шварца (видимо, вытекающая из его унтер-офицерской биографии — С.К.)... позволили М. М. Хераскову пригласить Ивана Григорьевича преподавать в Московский университет».

Находясь под покровительством Хераскова, Шварц разбирается с Московским университетом, как повар с картошкой. Он создает при университете учительскую семинарию, преобразуя ее в учительский институт. Создает две гимназии — дворянскую и разночинную, основывает первое российское студенческое общество «Собрание университетских питомцев». Поскольку далее вновь нужно говорить на слишком трепетную для слишком многих масонскую тему, я даю слово всё тому же Тюрикову, входящему, как я уже неоднократно подчеркивал, отнюдь не в круги шельмующих масонов сторонников «теории заговора». Вот что сообщает автор:

«Шварц принимал активное участие в деятельности масонства. В конце 1780 года по его инициативе была образована новая ложа «Гармония», в которую как раз вошли те братья, которые принимали самое активное участие в культурных начинаниях Ивана Григорьевича».

Перечислив этих братьев, в число которых входят наши, так сказать, старые знакомые Херасков, Новиков и Тургенев, и сообщив нам, что Шварц становится руководителем и идеологом московского масонства, автор начинает развивать уже обсуждавшуюся нами тему Фердинанда Брауншвейгского. Что ж, как говорят в таких случаях, повторение — мать учения. Поэтому привожу авторские, так сказать, вариации на брауншвейгскую тему. Сообщив нам о том, что «в результате встреч в Брауншвейге И. Г. Шварца с Генеральным Мастером герцогом Фердинандом Брауншвейгским Россия была признана самостоятельной провинцией масонского ордена под его руководством», автор переходит к наиболее для нас важной розенкрейцерской теме. Конкретно нам сообщается следующее:

«Завязал также Шварц отношения с берлинскими розенкрейцерами, принадлежащими к числу близких лиц Генерального Мастера (имеется в виду всё тот же герцог Фердинанд — С.К.), и получил от них акт, облекавший его быть главой этого ордена в России. Позже он учредил в Москве орден Злато-розового креста».

Итак, конкретный авторитетный источник сообщает нам, кто конкретно был главой розенкрейцеров в России. И с кем же, кроме герцога Фердинанда, был связан этот Шварц, получивший в Берлине «ярлык на розенкрейцерское княжение в Москве и России»?

Автор сообщает нам, что помимо быстрого и успешного решения «многих важных вопросов при встрече с Фердинандом Брауншвейгским», имела место братская (то есть розенкрейцерская) переписка Шварца с Карлом Гессен-Кассельским. Кто такой Карл Гессен-Кассельский?

Принц Карл Гессен-Кассельский (1744–1836) принадлежал к тому самому Гессенскому дому, представительницей которого была знаменитая последняя русская императрица, супруга Николая II Александра Федоровна Романова, она же — Виктория Алиса Елена Луиза Беатриса Гессен-Дармштадская (1872–1918). Алиса Гессенская — четвертая дочь герцога Гессенского и Рейнского Людовика IV и герцогини Алисы, дочери английской королевы Виктории. Герцог Людовик IV Гессенский — старший сын Карла Гессенского (1809–1877)

Для того, чтобы читатель хоть как-то разобрался в деятельности этого дедушки Алисы, придется осуществить короткий исторический экскурс. Историки подробно разобрались в знаменитых тайнах судилищах «фемах», осуществлявших свою деятельность с 1251 года. Видимо, эти тайные судилища были учреждены чуть ли не самим Карлом Великим с благословления Папы Римского Льва III. Во главе тайных судов «фемов» стоял некий фрайграф. Фрайграфу были подчинены семь фрайшефенов. К XIV веку тайные суды и обеспечивавший их функционирование институт фрайшефенов набрали силу. Я не могу подробно их обсуждать, описывать их связи с тем же Тевтонским орденом, могу только сказать, что если верить историкам, членами тайного судилища «фемов» были император Зигмунд, курфюрсты Фридрихи I и II Бранденбургские, герцог Вильгельм I Брауншвейгский и ландграф Людвиг II Гессенский. Опять — Гессенские. Но только ли они?

Некий Людвиг II Гессенский, например, женился 19 июня 1804 года на Вильгельмине Баденской, сестре российской императрицы Елизаветы Алексеевны, супруги Александра I. Да и вообще — связь Гессенских тайнознающих властителей и Российского Императорского дома крайне прочна. В этом одна из причин моего интереса к данному дому. О другой причине читатель узнает чуть позже.

Обсуждению всех представителей Гессенского дома, занимавших ключевое положение при Российском дворе, могла бы быть посвящена отдельная книга. Никоим образом не претендуя на ее написание, я всего лишь хочу обратить внимание читателя, во-первых, на особую роль Гессенского дома в истории Российской империи. И, во-вторых, на особую вписанность представителей этого дома в разного рода масонские начинания, как обычные, так и более замысловатые. Причем эта вписанность началась задолго до возникновения классического масонства. И потому Гессенский дом никогда не хотел ограничиваться масонскими банальностями и предавался более изощренным начинаниям. Розенкрейцерским в том числе, но и не только. Но об этих изощренных начинаниях — чуть позже. В начале все-таки хоть что-то о Гессенских «тайнознающих».

Когда на масонском конвенте, открывшемся 16 июля 1782 года в Вильгельсбаде при Ганау, генералом-гроссмейстером всех объединенных лож сделался наш старый знакомый герцог Фердинанд Брауншвейгский, кто стал его заместителем? Им стал не кто иной, как наш старый знакомый Карл Гессенский.

Так Брауншвейгско-Гессенская нитка протянулась от старых «фемов» к относительно новым масонским хорошим, по мнению Тюрикова, то есть совсем не вольтерианским, начинаниям. К тем начинаниям, которые Тюриков именует духовными.

Видимо, к таким же духовным начинаниям относятся разного рода итальянские академии XVI–XVII веков, которые немецкая элита пыталась пересадить на свою германскую почву, выступая за развитие немецкого языка и литературы, немецкой духовной жизни, немецких духовных начал. Когда в 1673 году произошла утечка, и выяснилось, кто именно входит в одно из таких как бы академических протомасонских обществ, то в списке членов общества опять же фигурируют герцог Брауншвейгский Август, ландграф Морис Гессенский и другие. Причем духом, объединяющим членов этого закрытого сообщества, назван дух добродетели истинного немца.

Многославный Союз Добродетели! Если ты не находишь равенства Между низшими и высшими сословиями, То чем же ты их объединяешь? Дух добродетели истинного немца — Вот величайшее и всех уравнивающее состояние.

Такие стихи начертаны на зеленой орденской ленте «Братьев Пальмы» — того самого квазиакадемического протомасонского братства, в котором нашлось место и Брауншвейгским, и Гессенским представителям.

По образцу Академии Пальмы создавалось «Истинное немецкое общество» с тремя белыми розами. По тому же итальянскому образцу создавалось Чистосердечное общество елки, представлявшее собой гибрид закрытой орденской структуры и литературного общества, занятого отстаиванием добродетелей и языка немецких богатырей.

Размножение подобных структур предваряло создание подлинно духовного масонства. Структуры эти стали почвой для этого подлинно духовного масонства, в которое входили представители самой высокой немецкой аристократии.

Гессенский дом опекал самые разные ветви так называемого духовного масонства, в том числе и так называемые неотамплиерские, а также налаживавшие контакт с азиатской тайной мудростью. Все эти ветви невозможно даже перечислить. Но нас интересуют только те случаи, когда Гессенские нити переплетаются с нитями российско-имперскими.

Некий барон Иоганн Август фон Штарк (1741–1816) преподавал восточные языки в различных столицах, включая столицу Российской империи. В 1781 году он был призван в Дармштадт. И, право, не так легко определить, в какой степени этот Штарк подпитывался только Гессенским тайнознанием, а в какой степени он двигался в Гессен по российско-имперским каналам, которые, в свою очередь, уходили всё в тот же Гессен. Как бы там ни было, фон Штарк, специализировавшийся на духовном — розенкрейцерском, тамплиерском и прочем — масонстве, был возведен в баронское достоинство именно герцогом Гессенским, еще одним представителем всё той же высокодуховной семьи.

Хочу подчеркнуть, что никоим образом нельзя ни преувеличивать роль этой семьи, ни сводить всю эту роль к одной лишь Алисе Гессенской. Алиса Гессенская — отнюдь не единственная представительница Гессенского дома в русском имперском дворце, даже если мы всё сведем к дворцу последнего русского императора.

Другая гессенская представительница этого же дворца — сестра Алисы Елизавета Федоровна, она же Елизавета Александра Луиза Алиса Гессен-Дармштадская. Эта представительница Гессенского дома была супругой русского великого князя Сергея Александровича Романова, пятого сына Александра II, московского генерал-губернатора с 1891 по 1905 год. Сергей Александрович, как известно, погиб от бомбы революционера Каляева 1 января 1905 года. Именно Елизавета Федоровна приняла решающее участие в том, чтобы ее сестра стала супругой последнего императора и последней императрицей России. Что, как мы понимаем, имело роковые последствия для Российской империи.

Вновь предоставляю слово Александру Тюрикову, обсуждавшему великую и благотворную роль И. Г. Шварца, приобщавшего Москву и Россию к розенкрейцерским откровениям:

«Быстрое и успешное решение многих важных вопросов при встрече с Фердинандом Брауншвейгским, братская переписка с Карлом Гессен-Кассельским»... Ну прямо никуда не денешься от этих Гессенских! И чем же особо знаменит этот Гессен-Кассельский? Тем, что, если верить Тюрикову, он связан с легендарным алхимиком и розенкрейцером XVIII века графом де Сен-Жерменом!

Тюриков высказывает трепетное предположение (только предположение), что и сам Шварц переписывался с этим великим графом де Сен-Жерменом. Намекая на живительность этой переписки, Тюриков сообщает следующее:

«Отвечая на вопрос о том, имеют ли члены масонского ордена отношения с «братьями высшего познания», И. Г. Шварц высказался однозначно: «Как иным образом просвещение получить? <...> Некто неизвестный, милосердствуя о нашем отечестве, сообщил нам некие путеводительные средства, могущие проводить нас к великой цели, и теперь не оставляет нас при сомнительных случаях наставлением...»

Итак, наставление о том, каким именно образом надо обучать московских, да и не только московских студентов, наставникам их преподавателей и самим преподавателям дарует тот, кого Тюриков называет «легендарным алхимиком и розенкрейцером» графом де Сен-Жерменом.

Напоминаю читателям, что граф де Сен-Жермен (1712–1784), будучи знатоком европейских и восточных языков, обладая глубокими познаниями в истории и химии, активно занимался алхимией и оккультизмом. Заодно он выполнял закрытые дипломатические поручения французского короля Людовика XV. Ландграф Карл Гессенский (опять Гессенские!), действительно особо почитавший этого великого мудреца (тут Тюриков дает достоверную информацию), поведал о том, что именно он узнал в ходе своих доверительных собеседований с этим великим человеком.

Карл Гессенский сообщает следующее:

«Он (то есть Сен-Жермен — С.К.) поведал мне о том, что вне всяких сомнений был плодом брачного союза принца Ракоци из Трансильвании с первой его женой по имени Текели. Совсем еще ребенком отдан он был на попечение в дом последнего герцога де Медичи (Джовано Гасто, великого герцога Тосканского, последнего представителя последнего флорентийского рода), который обожал младенца и укладывал его на ночь в своей опочивальне. Когда же подросший Сен-Жермен узнал о том, что два его брата, сыновья принцессы Гессен-Ванфридской (Рейнфельсской), оказались подданными императора Карла VI (император Священной Римской Империи с 17 апреля 1711 года, последний потомок Габсбургов по прямой мужской линии — С.К.) и получили по титулу, называясь отныне Санкт-Карлом и Санкт-Элизабетом, то решил наречь себя Sanctus Germano, то есть Святым Братом.

Я, конечно же, не обладаю достаточными сведениями для того, чтобы доказать его высокое происхождение. Однако о могущественном покровительстве герцога де Медичи, оказанном Сен-Жермену, я премного осведомлен из другого источника».

Помимо прямого свидетельства Карла Гессенского, которое важно само по себе и вдвойне важно как свидетельство действительной связи Карла Гессенского с графом де Сен-Жерменом, есть и другие свидетельства. Например, свидетельство Чезаре Канту, библиотекаря главного Миланского книгохранилища, имевшего доступ к архивам Медичи и написавшего достаточно капитальный труд «История Италии». В этом труде тоже говорится о родственных связях Сен-Жермена и Ракоци Трансильванского, о покровительстве Сен-Жермену со стороны Медичи и так далее.

Сен-Жермен начинал свою карьеру на Востоке. Конкретно — в Персии при дворе ее властителя Надир-Шаха. Затем он оказался в Вене, где занимал высокое положение, затем его пригрел Людовик XV. В его ближайших друзьях была Иоганна Елизавета Ангальт-Цербстская, мать российской императрицы Екатерины II. И мало ли кто еще был у него в друзьях.

Сен-Жермен входил в собственную разведку короля Людовика XV, имел специальный шифр, переписывался с всесильной любовницей короля маркизой Помпадур. Потом он чем-то обидел короля. Сен-Жермен демонстрировал разным особам различные химические чудеса, он переписывался с придворным Екатерины II Петром Ивановичем Паниным (1721–1789), усмирителем Пугачева.

С 1779 года Сен-Жермен, ранее активно путешествовавший по миру, «бросил якорь» в Эккернферде (герцогство Шлезвиг). Его почитателем, другом и учеником стал знаменитый покровитель алхимиков князь Карл Гессен-Кассельский.

Карл Гессен-Кассельский особо почитал Сен-Жермена как странствующего тамплиера и розенкрейцера, а также как учителя другого странного персонажа — Калиостро.

Есть изданные в Вене в 1845 году воспоминания ученика Сен-Жермена Франца Грефера (Fr. Graffer. Kleine Wiener Memoiren. Wien, 1845). Во втором томе этой книги на 149 странице написано: «Я оставляю вас. Не старайтесь меня увидеть. Я уйду завтра вечером. Я исчезну из Европы и появлюсь опять в Гималайском царстве. Мне необходим отдых. Меня снова увидят через 85 лет определенно».

Эти слова цитируют, что называется, и в хвост, и в гриву все жаждущие гималайских тибетских тайн, соприкосновений с тайными покровителями человечества, обитающими то ли в Шамбале, то ли в соседних местах. Что касается меня, как исследователя, то тяга к этим знаниям мною рассматривается как один из мифов, управляющих сознанием элиты. Мне в данном случае совершенно всё равно, правдив этот миф или нет. Важно, что он а) существует и б) управляет элитным сознанием, причем как сознанием сегодняшней элиты, так и сознанием элит прошлого. А из этого очень многое вытекает. В том числе и то, в качестве самого скромного минимума, в этом содержится вторая причина моего особого интереса к Гессенскому семейству вообще и к Карлу Гессенскому в частности.

Потому что Карл Гессенский верил в гималайский шамбальский миф графа де Сен-Жермена. И на основе этого занимался не просто масонством и даже не просто розенкрейцерством, а особым масонством азиатского образца, ориентированным на Тибет, Гималаи, Шамбалу и часто называющим себя Иллюминатами Азии.

Карл Гессенский умел очень сильно влиять на умы. Особо сильно он умел влиять на умы своих родственников. Тут я могу сослаться только на устные воспоминания моих родственников по материнской линии, имевших особый счет к Романовым вообще и к Алисе в частности. Этот счет не делал моих родственников необъективными. Кроме того, если всерьез поработать над этой темой — я имею в виду тему связи Карла Гессенского и его потомков с тибетско-гималайской темой графа де Сен-Жермена, — то найдется масса источников, доказывающих наличие этой связи.

Но пусть такой детальной работой займутся другие. Я же лишь обращаю внимание читателя на то, что мы, долго копаясь в деталях русско-имперской масонерии, прикасаясь к разнокачественным источникам, в итоге нащупали миф, который важнее любой реальности.

Потому что этот миф управлял сознанием российской элиты, а это сознание управляло реальностью. И специфическое управление ею по тибетско-гималайской линии имени Гедина, Бадмаева, Распутина и других оборачивалось кровью миллионов русских мужиков и много еще чем.

Потому что в этом мифе — корень интереса Николая II и его супруги ко всем путешествовавшим на Тибет.

Только сейчас я могу замкнуть тибетскую тему, подробно разработанную мной в предыдущей части исследования, и тему, которую я теперь разрабатываю. Тему русских имперских сенжерменовско-тибетских заморочек масонского, квазимасонского, парамасонского и иного масонского типа.

Теософы и всё прочее — это XX век и конец XIX века. А Сен-Жермен — это другая эпоха. И вдруг обнаруживаешь, что тибетско-гималайская тема существовала и в ту далекую эпоху, что она тянется оттуда в XX и XXI век, накрывая крупные сегменты элиты.

Что Блаватская и Рерихи — это нечто позднее, а вовсе не начало разыгрывания тибетско-гималайской темы. Что нити, соединяющие эту тему с актуальной политикой, тянутся и в Русско Императорский Дом, и в Германию.

А будучи натянутыми, управляют и ходом Первой мировой войны, и становлением гитлеризма, а значит, и ходом Второй мировой войны.

Что не к Рерихам и Блаватской всё сводится.

Что Рерихи и Блаватская — это изыски мысли. А Распутин, Бадмаев и многое другое, включая гитлеровское влечение к Тибету и Гималаям, влечение к ним же Николая II и Вильгельма II — это уже изыски действия.

Что налицо построенная вокруг всего этого манипуляция сознанием элит, порождающая и хитросплетения Первой мировой войны (конкретно — действия каких-то кругов, как-то руководящих Распутиным и другими), и послевоенные процессы (конкретно — общество Туле, Хаусхофер, Гесс, нацистское гётефильство и т. п.) и многое другое. В том числе нечто, тянущееся в современность.

Уверяю тебя, читатель, что тут найдется место и гётевскому Фаусту, и вергилиевской Энеиде, и всему тому, что просвечивает сквозь эти произведения.

Что конкретные судьбы Европы и России, конкретные судьбы мира и эти тонкие смысловые излучения, просвечивающие через толщи интеллектуализмов, связаны между собой, и внутри этой связи — ответ на вопросы о судьбе гуманизма в XXI столетии.

А коли так, приглядимся еще более внимательно к, казалось бы, несоразмерной всему этому статье Александра Тюрикова «Русский просветитель И. Г. Шварц».

(Продолжение следует.)