Эрих Нойманн (1905–1960) — один из самых одаренных учеников Карла Юнга. Как и все ближайшие и наиболее одаренные ученики этого человека, Нойманн учился и начинал свою исследовательскую деятельность в Берлинском университете. Позже он переехал в Тель-Авив и стал практиковать там аналитическую юнгианскую психологию. Он был практикующим психоаналитиком с 1934 года вплоть до своей смерти. Нойманн был избран президентом израильской Ассоциации аналитической психологии. Живя в Израиле, он выезжал для чтения лекций во многие западные страны. Особо трепетно он относился к своим поездкам в Цюрих, этот «город Юнга», своего рода Мекку классического юнгианства.
В Цюрихе функционировал штаб юнгианского глобального сообщества. Этот штаб назывался Институтом К. Г. Юнга. В нем Нойманн регулярно читал лекции — честь, которой были удостоены далеко не все последователи и почитатели Юнга.
Эрих Нойманн занимался не только аналитической психологией, но и филологией, культурологией, религиоведением. Школа Юнга предполагала именно подобную широту занятий. Еще раз подчеркну, что я отношусь к Юнгу, мягко говоря, с очень большой настороженностью. И при этом отдаю должное компетенции и таланту самого Юнга. А также его ближайших учеников.
Занимаясь развитием всего учения Юнга, Нойманн особо тщательно занимался всем, что касается феминности (то бишь женственности) в ее религиозно-мифологическом и психоаналитическом аспекте.
Понятие «женственность» не может не интересовать нас, коль скоро мы так подробно обсуждаем нацистский матриархат в его оккультно-виртовском, да и иных вариантах. А также вечную женственность в ее различных модификациях. Понятие «женственность» в его различных модификациях включает в себя не только биологические, но и иные элементы — культурные, социальные, религиозно-мистические. Противоположностью женственности (иначе — феминности) является мужественность (иначе — маскулинность). Детальное критическое рассмотрение всех учений, согласно которым женщина всегда женственна в том смысле, который задается наукообразным словом «феминность», уже в 30-е годы ХХ века дало весьма впечатляющие результаты.
Американский антрополог Маргарет Мид (1901–1978) опубликовала в 1936 году свое исследование «Пол и темперамент в трех примитивных обществах». Перед этим Мид долго работала как полевой исследователь в Полинезии, на тихоокеанском острове Самоа. В частности, Мид показала на практических примерах, добытых ею в ходе проведенных полевых исследований, что в одном полинезийском племени (мундугуморы) и мужчины, и женщины одинаково предъявляли в качестве нормативного так называемый «маскулинный» (то есть мужественный) тип поведения. А в другом племени (чамбули) женщины вели себя маскулиннее мужчин. Они занимались физическим трудом, защищали племя и обеспечивали его выживание. А мужчины в основном прихорашивались и украшали себя. Маргарет Мид серьезно критиковали за некие преувеличения, которыми якобы грешили ее научные изыскания, но основные результаты Мид, в том числе те, на которые я ссылаюсь, никто сомнению не подвергал.
Впрочем, нас в данном случае больше интересует не психофизиология женственности и мужественности, которая сейчас особо бурно обсуждается в связи с так называемой сменой гендерных ролей, а религиозно-культурная, мифологическая, мистико-оккультная сторона того же вопроса.
В юнгианской психологии мужское и женское начала именуются анимусом и анимой. Эти термины введены Юнгом для обозначения так называемых архетипических образов, связанных с женским и мужским началом. Юнг, в отличие от Фрейда, считал, что помимо индивидуального бессознательного, есть еще и бессознательное коллективное. И что именно оно, наследуясь (каким именно образом, Юнг не объяснял), дает о себе знать в сновидениях и иных пограничных состояниях. Что именно это коллективное бессознательное является почвой, из которой произрастают мифы и сказки. Сами по себе архетипы, как полагал Юнг, не могут быть явлены индивидууму напрямую. Но они дают о себе знать, вторгаясь в человеческую психику в момент, когда она находится в более или менее нестабильном состоянии.
Я не имею возможности в данном исследовании подробно разбирать систему представлений, лежащую в основе учения самого Карла Юнга и различные варианты развития этой системы в трудах его последователей. Я потратил достаточно много времени на изучение этого вопроса и не жалею о затраченных усилиях. Но итогом для меня является твердая уверенность в том, что и Юнг, и большинство его последователей, что называется, «запутывают следы». Что они создали две аналитические психологии — экзотерическую (для непосвященных) и эзотерическую (для посвященных). При этом эзотерическая юнгианская психология представляет собой, конечно же, полноценное оккультно-мистическое учение со всеми элементами, которые полагается иметь в подобных учениях. А экзотерическая юнгианская психология имитирует определенную научность, объективность, дистанцируется от всяческой религиозности и т. п.
Доказывать подобное можно только в специальных подробных исследованиях. Для их проведения нужны архивные изыскания. Между тем, архивы Юнга, как и само его учение, что называется, многоэтажны. Что такое закрытый архив Юнга — не знают и не знали даже достаточно близкие его соратники. Разумеется, можно обойтись и без архивов, сопоставляя противоречивые тезисы Юнга и выявляя содержание противоречия. Именно такая работа и породила во мне твердую уверенность в наличии эзотерической и экзотерической юнгианской аналитической психологии. Но поскольку само учение Юнга, даже в его экзотерическом варианте, относится к разряду сознательно затемненных интеллектуальных систем, а противоречия внутри учения особенно затемнены и невнятны, то кинуться во все тяжкие, излагая эти противоречия читателю, который в лучшем случае что-нибудь знает о Юнге понаслышке, было бы опрометчиво. И слишком далеко увело бы нас от основной темы.
Поэтому я ограничусь сделанной выше оговоркой о том, что Эрих Нойманн — это один из выдающихся представителей школы Карла Юнга со всеми вытекающими отсюда последствиями. Еще раз отдам должное компетенции Юнга и его учеников в вопросах сравнительного религиоведения — и приведу данные Нойманна, касающиеся именно этого религиоведения, а не его психоаналитических порождений.
В книге «Происхождение и развитие сознания» Нойманн рассматривает интересующую нас проблему религиозных культов, оформляющих разные системы «великой женственности». Нойманн начинает обсуждение этой проблемы с цитирования — кого бы вы думали? — разумеется, Гёте. Ну как могут юнгианцы не сослаться на данный величайший авторитет, если сам Юнг считал себя и прямым потомком, и реинкарнацией Гёте? Справка для тех читателей, которых обсуждаемая проблематика никогда не интересовала сама по себе: реинкарнация (reincarnatio, в прямом переводе «повторное воплощение») — это переселение душ, перевоплощение, именуемое также метемпсихозом. В ряде религиозно-философских доктрин, как западных, так и восточных, утверждается, что бессмертная сущность живого существа способна переходить из одного тела в другое. Эту бессмертную сущность кто-то называет духом, кто-то душой. Но в любом случае предполагается, что данное высшее нечто не умирает вместе с человеческим телом и не оказывается раз и навсегда помещенным в те или иные отсеки потустороннего мира (ад, рай, чистилище). Нет, говорят сторонники реинкарнации, эта высшая часть переселяется в другое тело для того, чтобы довести свою трансформацию до искомых кондиций. Более развернуто я это обсуждать не буду. Скажу лишь, что вся новизна классического христианства как раз и состояла в том, что никакой реинкарнации не происходит, что душа не просто оказывается в том или ином отсеке потустороннего мира (это у древних греков было так, и много у кого еще). Нет, она в итоге одевается в свое спасенное от тления тело и в этом «одетом» виде обретает вечную жизнь. Многие выдающиеся христианские авторитеты утверждали, что без такого «нереинкарнационного» одевания суть христианства оказывается выхолощена. Но были и противоположные мнения, более или менее мягко осуждаемые официальной христианской церковью — как католической, так и православной. Но не вытесняемые до конца из совокупности христианских представлений об инобытии.
Что же касается Дальнего Востока (буддийского прежде всего, но и не только), то там реинкарнация, являющаяся для христианского (а также иудейского, магометанского) Запада всё же экзотикой, — является нормой.
Утверждать, что ты являешься потомком Гёте — это одно. Утверждать, что ты являешься реинкарнацией Гёте — это совсем другое. Для этого нужно прежде всего заявить, что ты совсем не светский человек. А Юнг очень остерегался прямых подобных утверждений. А еще надо заявить, что ты не просто религиозен, но еще и ориентирован на реинкарнационный тип религиозности, а это уже опасно не только для авторитета ученого, который не должен вводить в свои научные исследования собственную религиозность, но и для человека, ценящего диалог с классическим христианским миром. Короче, отношение Юнга к Гёте — это эзотерическая часть юнгианства, не являющаяся тайной за семью печатями, но и не принадлежащая к числу расхожих тем, обсуждаемых теми, кто исследует учение Юнга, личность Юнга и т. д. и т. п.
Сделав эту развернутую заметку на полях, я возвращаюсь к цитате из Гёте, которой начинается первая часть книги «Происхождение и развитие сознания», написанной выдающимся юнгианцем Эрихом Нойманном. Нойманн цитирует не «Фауста», а «Западно-восточный диван».
Необходимо сказать несколько слов об этом произведении. Гёте с молодости интересовался Востоком. Но этот его интерес приобрел новое качество после того, как барон Йозеф фон Хаммер-Пургшталь (1774–1856), австрийский историк, востоковед и дипломат, перевел поэтический сборник «Диван», автором которого являлся один из величайших лириков мировой литературы, выдающийся персидский поэт и суфийский шейх (последнее — для нас весьма существенно) Шамсуддин Мухаммад Хафиз Ширази (ок. 1325–1389/1390).
Йозеф фон Хаммер-Пургшталь перевел и издал «Диван» Хафиза в 1812–1813 гг. Гёте восхитился и личностью, и творчеством Хафиза. В этот период Гёте был страстно влюблен в австрийскую актрису и танцовщицу Марианну фон Виллемер (1784–1860), третью жену франкфуртского банкира и друга Гёте Иоганна Якова фон Виллемера. Эта влюбленность послужила дополнительным стимулом к тому, чтобы написать «Западно-восточный диван», выведя в качестве одного из его персонажей Зулейку и посвятив ей одну из частей своей сочинения, названную «Книга о Зулейке».
Считается, что Марианна фон Виллемер была еще и соавтором Гёте. И что в «Диван» вошли некоторые стихи, написанные этой выдающейся женщиной. Но конечно же, основным стимулом для Гёте было восхищение творчеством персидского средневекового суфия Хафиза, на свой восточный и утонченно-суфийский манер трактующего всё ту же тему вечной женственности, которая пронизывает всё творчество Гёте.
Есть конспирологи, утверждающие, что все великие творцы входили в те или иные масонские ложи и творили под их диктовку. Эта бредовая точка зрения не отражает ничего, кроме закомплексованного безумия ее авторов. Но по поводу Гёте существуют некоторые достаточно достоверные сведения, которые, разумеется, ничего не поясняют в творчестве этого великого человека, но могут быть полезными, коль скоро речь идет не о творчестве, а о его эзотерической компоненте, не о Гёте как таковом, а о гётеанстве в целом.
Итак, существует некий документ, который мало обсуждается исследователями творчества Гёте. Но который этими исследователями и не осужден в качестве стопроцентной фальшивки. Графологи утверждают, что он написан Гёте. Но возможно, что имеет место подделка почерка Гёте. В любом случае, этот документ должен быть приведен, коль скоро мы пустились-таки в подобные тяжкие. Вот текст этого документа:
«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь своей честью и добрым именем, отказываясь от всяких тайных оговорок, не открывать тайну никому, даже самым близким друзьям и родным, никоим образом и ни в коей мере, ни словом, ни знаком, ни взглядом, ни жестом, независимо от того, буду я принят или нет, доверенных мне господином надворным и легационным советником Боде вопросов, касающихся моего приема в тайное общество.
Тем более, что меня заверили в том, что в этом обществе не будет предприниматься никаких действий, имеющих негативные последствия для государства, религии и добрых нравов. Обязуюсь также немедленно возвратить полученные мною в этой связи официальные бумаги и письма, сделав предварительно необходимые, только мне понятные выдержки. И если в будущем я получу на хранение официальные бумаги ордена, я должен их особо тщательно запереть, приложив адрес сведущего и порядочного члена ордена с тем, чтобы в случае моей непредвиденной смерти они никоим образом и никакими путями не попали в чужие руки.
Все это я обещаю без каких-либо тайных условий и заявляю, что я, являясь честным человеком и желая таким оставаться, не имею никаких обязательств по отношению к другому обществу и не сообщу никому другому тайн, которые мне доверены под секретом.
Веймар, 11 февраля 1783 г.
Гёте.»
Повторяю, никто этот рукописный документ не обсуждает всерьез. Но прочтя его, люди, знакомые с рассматриваемым предметом, не могут не признать, что если он и является подделкой, то это подделка (в отличие от многих других) сделана достаточно качественно. Так что, как говорят в таких случаях, «пятьдесят на пятьдесят». Может быть, подделка, а может быть, и нет.
И если бы мы не имели никаких других достойных свидетельств в пользу того, что речь не идет о подделке, то корректно было бы признать данный документ подделкой. Слишком уж не хочется хотя бы косвенно принимать участие в пошлом конспирологическом безумии.
Но есть и другие свидетельства, позволяющие более серьезно относиться к приведенному выше документу.
Прежде всего, есть неплохая книга Микеле Морамарко «Масонство в прошлом и настоящем». Микеле Морамарко (1953 г. р.) — это итальянец из Милана, действительно являющийся исследователем масонства, а не считающий себя таковым. Ведь помимо конспирологии, существует такая дисциплина, как «масонология». Я уже неоднократно в разных своих исследованиях обсуждал разницу между конспирологией, занятой поиском следов масонского заговора, и исторической масонологией, собирающей фактический материал по деятельности реальных масонских лож (ведь были же они, правда?) и занимающейся осмыслением этого материала.
Масонологи, в отличие от конспирологов, всегда имеют дело с конкретными документами. Они могут быть допущены в те или иные отсеки тех или иных масонских архивов. Ибо живем мы не в XVIII веке, кое-какие архивы уже для каких-то исследователей в какой-то степени могут быть открыты. Масонологи занимаются сбором того материала, с которым им позволяют ознакомиться, и осмысливают этот материал. Разным масонологам позволяют ознакомиться с материалами разной степени секретности. Тут что работа в историческом архиве, что работа в частном масонском архиве — особой разницы нет.
Соответственно, любое масонологическое знание по определению страдает неполнотой и условностью, но оно всё же является каким-то знанием. А конспирологические бредни о великих тайнах не стоят ломаного гроша. Ну так вот, Микеле Морамарко — это действительно ученый-масоновед. И одновременно открытый член итальянского масонства.
В 1983 году Морамарко был координатором научной международной конференции, проведенной в связи с 250-летием масонства в Италии. На конференции присутствовали все ученые-масоноведы, она отличалась корректностью, строгостью и достаточной глубиной осмысления определенной традиции. Обращаю внимание читателя на то, что, несмотря на присутствие на данной конференции очень известных ученых-масоноведов (таких, как директор миланского Центра истории масонства Альдо А. Мола), всё это достаточно привередливое сообщество реальных масоноведов признало Морамарко достойным роли координатора конференции.
В 1986 году масонская ложа «Великий Восток Италии» наградила Морамарко орденом Джордано Бруно. Этот орден присуждается тем, кто отличился в изучении и распространении масонских идеалов.
Именно Морамарко возглавил группу по написанию первого публичного масонского коммюнике, посвященного расследованию, которое «Великий Восток Италии» самостоятельно провел, дабы разобраться с деятельностью лжемасонской ложи П-2.
Морамарко публиковал в своих книгах редкие, неопубликованные ранее документы масонских организаций, итальянских прежде всего. Он официально обладает 33-ей степенью Древнего и принятого шотландского устава и 7-й степенью в Итальянском философском уставе.
Шотландский устав — это отдельная история, требующая подробного изложения. Если ограничиться очень краткими сведениями, то речь идет об уставе организации, в которую входили в том числе и представители королевского дома Стюартов. Стюарты — это шотландская династия, знакомая по злосчастной Марии Стюарт и правившая в Великобритании как в преддверии Английской буржуазной революции, так и после недолгой реставрации, порожденной поддержкой, которую оказал одному из Стюартов, Карлу II, революционный диктатор Оливер Кромвель. Потом шотландский род Стюартов был выброшен из страны в связи с воцарением другого рода, так называемой Ганноверской династии, которую сторонники Стюартов именуют «проклятыми немцами, оккупировавшими страну». Эти самые «немцы» создали свою масонскую структуру, Великую национальную ложу. Она была попроще и основывалась на лояльности к ганноверцам. А шотландская ложа была и сложнее, и очень сильно обусловлена влиянием врагов ганноверцев.
Кстати, имели место даже заигрывания Джорджа Вашингтона с династией Стюартов, ибо какое-то время данный американский революционер колебался: надо ли создавать в Америке республику или монархию, но враждебную Великобритании.
Сами Стюарты — это род, гордящийся своей древностью и возводящий эту древность к эпохам, которые мы, следом за Томасом Манном, называем «находящимися в самом начале почти бездонного колодца времен».
Шотландская ложа, в отличие от обыкновенных лож, имеет огромное количество градусов. Она невероятно конспирологична, мистична и так далее. В основном теперь следует говорить о тех или иных новоделах, потому что по отношению к претензиям данной ложи даже XVIII век — это новодел. Но в целом шотландская ложа котируется достаточно высоко в масонских кругах. И официальное присвоение масоноведу М. Морамарко 33-го градуса в этой ложе — знак признания исследователя сообществом людей, скажем так, достаточно требовательных.
Итальянский философский устав — это один из редких масонских уставов, основанный в Италии в 1909 году. Он претендует на то, чтобы наследовать пифагорейские и неопифагорейские традиции. Истоками своими он считает эпоху древнеримского царя Нума Помпилия, правившего с 715 по 672 гг. до н. э. Создатели устава ссылаются также на свою причастность наследию древней культуры Виллановы, древнейшей из культур Железного века, обнаруженной археологами на территории Северной и Центральной Италии и относящейся примерно к самому началу I тыс. до н. э. А также на свою причастность к чуть менее древним культурам этрусков и самнитов. Я не хочу сказать, что господин Морамарко — полностью академичен и в масонском смысле этого слова «является безупречным классическим традиционалистом». Но он один из самых авторитетных масоноведов в мире.
Я уже называл его наиболее известную и авторитетную работу «Масонство в прошлом и настоящем», изданную в Италии в 1977 году и в Советском Союзе в 1990 году. Не надо принимать на веру все сведения Морамарко. Но к ним можно относиться в сто раз более серьезно, чем к сведениям, получаемым из различного рода конспирологической болтовни.
Сообщив читателю, что гётевские «представления о Боге» основаны на концепции «мировой души» (то есть на обсуждаемой нами вечной женственности), Морамарко далее пишет: «23 июня 1780 года (иногда другими учеными называются 1782 или 1783 г., расписка Гёте датирована именно 1783 г., но даже в самом четком масоноведении сведения всегда расходятся подобным образом — С. К.) Гёте обрел «масонский свет» в веймарской ложе «Амалия». Известно его письмо, написанное на следующий день возлюбленной, в котором он сообщает ей о подарке — паре белых перчаток, полученных во время обряда инициации. Гёте был горячим сторонником масонства, сочиняя для своей ложи гимны и речи. Обладая высочайшими степенями посвящения в системы строгого масонства, он, тем не менее, содействовал «реформе Шредера», направленной на восстановление примата первых трех универсальных степеней ордена. В 1813 году у гроба покойного брата Виланда поэт произнес в масонском храме знаменитую речь «В память брата Виланда».
Этот текст требует определенных пояснений.
Христоф Мартин Виланд (1733–1813) — это очень крупный немецкий поэт и идеолог. А также общественный деятель своего времени. Он издавал первый в Германии журнал, посвященный литературе и искусству. Журнал назывался «Германский Меркурий». Виланд был в дружеских отношениях с Гёте. Он автор многочисленных произведений, посвященных проблеме совершенного человека и совершенного общественного устройства, в том числе и произведений иносказательных. Таких, как сказочная эпопея в стихах «Оберон».
Знаменитая речь Гёте «В память брата Виланда», о которой говорит Морамарко, действительно существует. Нам не удалось найти ее по-русски, но вот ее немецкие реквизиты: «Goete J. W. Zu bruderlichem Andenken Wieland (1813). — Werke, Bd.36. Weimar, 1893, S.313–346».
Есть и другие вполне респектабельные сведения по поводу участия Гёте в тех или иных масонских структурах. Перед тем, как сообщить эти сведения, оговорю еще раз, что лично для меня в этих сведениях нет ничего компрометирующего Гёте, что этот великий творец мог находиться в любых структурах и при этом ломать своим творчеством все структурные рамки, что демонизация всех этих структур мне глубоко чужда. И что сведения об участии в них того или иного лица всегда условны и проблематичны. Ну а теперь об этих сведениях — со всеми сделанными оговорками.
(Продолжение следует.)