Вольтер пишет: «Что еще интереснее — этот Санхуниатон, который определенно жил раньше, чем Моисей, ссылается на великого Тота, первого Гермеса, первого египетского Меркурия. А этот самый великий Тот жил за 800 лет до Санхуниатона, если ориентироваться на свидетельства этого финикийца.
Поэтому Кабиры были в почете и пользовались уважением две тысячи и три или четыре сотни лет до христианской эры».
Напоминаю читателю, что Вольтер всё это написал в конце XVIII столетия. И что в конце XVIII столетия история Древнего мира выглядела совсем не так, как теперь. Например, в классической истории Древнего мира, сформировавшейся окончательно к концу XIX столетия, вообще не было хеттов. А уж тем более — хаттов. И вся древнейшая автохтонная цивилизация Малой Азии просто отсутствовала как факт. Соответственно, вся модель Древнего мира была другой, чем сейчас.
Очень большая часть разного рода древних текстов: шумерских, аккадских, вавилонских, хеттских, ассирийских и других — не была не только расшифрована, но и найдена. Соответственно, Вольтер все свои рефлексии на проблему соотношения древнейших религий основывал на скудном материале, доступном для очень интересующегося вопросом интеллектуала в конце XVIII столетия. Для того, чтобы в ту эпоху, тем не менее, интересоваться кабирами и соотносить их с иными древнейшими религиозными верованиями, нужно было быть не просто очень продвинутым интеллектуалом, а очень продвинутым интеллектуалом, достаточно погруженным в проблематику древнейших религий.
Наверное, мы так и не поймем, почему Вольтер, будучи антирелигиозно настроен и в принципе тяготея к проблематике, имеющей актуальное политическое значение, был так погружен в то, что касалось каких-то кабиров. Перефразировав Гамлета, говорившего по поводу актера, «что он Гекубе, что ему Гекуба», можно сказать по поводу Вольтера: «Что он кабирам, что ему кабиры?»
Любители масонских конспирологических интерпретаций всего на свете сразу же воскликнут: «Да понятно же, для чего Вольтеру нужны кабиры. Он занят египетским богом мудрости Тотом, этим древнейшим египетским эзотерическим божеством, потому что им занимаются его масонские братья. И Гермесом, которого древние греки в относительно позднюю эпоху отождествляли с Тотом, он занят по этой же причине. Древнегреческий Гермес и египетский, более исторически древний Тот стали главными богами сначала для европейской алхимии, которая занималась герметическими, то есть тайными, науками. При том, что слово «герметическое» порождено связанностью тайных наук с Гермесом. А потом они же стали главными богами масонства. Да и Возрождение — перебрасываем мост между средневековой алхимией и масонством — тоже пристально приглядывалось к Гермесу и всему герметическому, что с ним связано. Правда, Возрождение чуть менее пристально к этому приглядывалось, чем алхимия. Но в принципе история таких тяготений европейских герметиков к Гермесу и Тоту — не за семью печатями.
Понятно также то, что подобный интерес к относительно дикой средневековой Европе как минимум со времен крестовых походов привили относительно более цивилизованные и продвинутые арабы. Ведь арабские интеллектуалы отнюдь не только ислам культивировали. Культивировали они, рискуя быть за это уничтоженными, и доисламскую арабскую магию, и некие знания, почерпнутые из завоеванного арабами Египта, и некий гностицизм, повлиявший на суфизм. Да и знания, приходившие к ним из совсем далеких восточных земель — из Индии, Китая, Тибета и других регионов, где было сосредоточено древнее тайнознание, тоже доходили до арабов быстрее, чем до европейцев.
Кроме того арабы быстрее, чем европейцы, завоевав земли, где в результате предыдущих завоеваний пышно расцвел так называемый эллинизм, он же — древнегреческий синкретизм эпохи Александра Македонского и его диадохов: тот же Египет, например, Ближний Восток (Сирию, Иудею), Средний Восток (Ирак), — вобрали и поздние синкретические знания, добытые мудрецами эллинизма, и ранние, собственно эллинские знания — как философские, так и собственно духовные (тот же орфизм, например). Средневековые европейцы всё это получали в существенной степени от арабов, хотя и сами, начав разворачиваться на Восток в эпоху крестовых походов и в дальнейшем, припадали к определенной мудрости напрямую. И ведь никогда эта мудрость не исчезала полностью. Все европейские мудрецы, начиная с самого раннего христианства, так или иначе соотносились с античными мудрецами, да и носителями тайного духовного знания. Поди, разберись, в какой степени, например, христианство было подпитано орфизмом или тем же зороастризмом.
И, наконец, никто же не может свести к нулю иудейское влияние на средневековую Европу. С одной стороны, иудеев, находившихся в Европе, ущемляли в Средние века, устраивали погромы, лишали, как сказали бы сейчас, полноценной интеграции в элиту западных стран. С другой стороны, и иудейская финансовая мощь, и иудейская мудрость были сильно востребованы в Средние века европейцами. Не было бы этого, не было бы настоящей европейской алхимии. Причем по-настоящему была востребована не иудейская классическая, религиозная талмудистская мудрость, а иудейская эзотерическая тайная мудрость, каббалистическая — в первую очередь. А там ведь тоже находится место и Гермесу, и Тоту.
Так что Вольтер, сам являясь масоном и подпитываясь от старших братьев по масонерии, не мог не интересоваться Тотом и Гермесом. Ну, а дальше — один шаг до интереса к кабирам, наличию которого у Вольтера вы почему-то удивляетесь.
Полностью соглашаюсь с подобными возражениями и даже хочу что-то добавить к ним.
В Европе настоящие исследования Древнего Египта, конечно же, были осуществлены уже обсуждавшимся нами французским востоковедом, основателем египтологии Шампольоном, который и создал возможность для прочтения египетских иероглифов. Но Шампольон сделал это всё гораздо позже, чем были написаны «Философские письма» Вольтера. Он сделал это фактически чуть ли не столетием позже. «Письма», как мы помним, были изданы в 1734 году, после чего Вольтер, чтобы избежать преследования, убежал в Голландию. А Шампольон, как мы помним, расшифровал текст знаменитого Розеттского камня аж в 1822 году, и до Шампольона сами египетские памятники не могли быть источником информации о Тоте.
И уж тем более Вольтер не мог пользоваться сведениями о Тоте, которые вслед за Шампольоном извлек из египетских памятников крупнейший немецкий археолог и египтолог Карл Рихард Лепсиус (1810–1884).
До Шампольона и Лепсиуса, а также других ученых, расшифровавших древнеегипетскую информацию о Тоте, Великом Гермополе (он же — город Шмун) как центре почитания Тота, гермопольской восьмерке богов и роли Тота в этой восьмерке, связи Тота с культом Луны и загробного мира, Тот был почти неведом даже тем европейским интеллектуалам, которые очень интересовались древним тайнознанием. Но Тот был не совсем неведом этим интеллектуалам, а именно почти неведом. Потому что в их распоряжении были сведения древнегреческих и римских авторов. А были и работы современников Вольтера, в которых специально обсуждались эти сведения.
Вольтер и другие соискатели знаний о Древнем Египте могли ориентироваться на работы своего современника, кальвинского богослова и востоковеда Пауля Эрнста Яблонского (1693–1757).
Правда, основная книга Яблонского о Египте, его трехтомное сочинение, в котором были собраны греческие и латинские источники по египетской религии, было опубликовано позже, чем «Философские письма». Но ненамного позже. Трехтомное сочинение Яблонского «Пантеон египтян» («Pantheon Aegyptiorum sive de diis eorum commentarius») публиковалось в течение 1750–1752 годов. Но оно было известно до этого. А сам Яблонский обратил на себя внимание полемикой по вопросу о различиях между несторианством, осужденным как ересь на III Вселенском Соборе в 431 году нашей эры, и кальвинизмом. Это сочинение Яблонского было опубликовано в 1724 году и сразу привлекло к себе внимание европейских интеллектуалов.
Вольтер мог черпать знания из бесед с Яблонским или друзьями Яблонского. Скорее всего, на эту же работу ориентировались и те известные, отнюдь не высосанные из пальца масонские австрийские круги, которые существенным образом влияли на творчество Моцарта, который вращался в этих кругах, ориентировался на них. Да, Моцарт погрузился в стихию венского и зальцбургского масонства уже в конце XVIII века, а не в 30-е годы, когда были изданы «Философские письма». Но мы имеем дело с одной эпохой и одной сферой интересов.
«Волшебная флейта» Моцарта особенно часто обсуждается моцартоведами в этой связи. Очень серьезный моцартовед Пауль Нетль (1899–1972), выходец из Чехии, поселившийся с 1938 года в США, исследователь европейской классической музыки, не имеющий никакого отношения к расхожей антимасонской конспирологии, назвал «Волшебную флейту» Моцарта «лебединой песней масонства». (Оно в Австрии было запрещено в 1764 году императрицей Марией Терезией. Мария Терезия (1717–1780) была женой императора Франца I, умершего в 1765 году. Овдовевшая Мария Терезия назначила своим соправителем императора Иосифа II, сильно ограничив сферу его влияния. Умерла Мария Терезия в 1780 году. После чего император Иосиф II (1741–1790), получив полноту императорской власти, стал благоволить масонству. Для австрийского масонства наступил так называемый золотой век. В конце этого золотого века австрийского масонства, уже после смерти Иосифа II, Моцарт написал свою «Волшебную флейту» и умер. Тремя годами позже золотой век австрийского масонства закончился, началась новая волна гонений.)
Часто говорится, причем отнюдь не только конспирологами, о том, что Моцарт пострадал потому, что раскрыл некие тайны масонства. На это намекает и Пушкин в своем «Моцарте и Сальери». Пушкинский Моцарт говорит, что ему был заказан реквием, причем заказчиком был некий загадочный человек, одетый в черное, которого пушкинский Моцарт называет также черным человеком («Человек, одетый в черном, Учтиво поклонившись, заказал Мне Requiem и скрылся... Мне день и ночь покоя не дает Мой черный человек. За мною всюду Как тень он гонится...»).
Причины смерти Моцарта пусть обсуждают моцартоведы — это всё из сферы проблематичного. А несомненностью являются как связь Моцарта с золотым веком венского и зальцбургского масонства, так и нижеследующие строки из «Волшебной флейты»:
Кто этот путь лихой пройдет без роздыха,
Очистится огнем, водой, землей и воздухом.
И если смерти страх преодолеет сам,
То из земли взнесется к небесам.
И таинства Изиды там узря,
Отдаст себя им полностью не зря.
Серьезные исследователи творчества Гёте настаивают на том, что посвятительные процедуры из моцартовской «Волшебной флейты» были заимствованы Гёте во второй части «Фауста».
Напоминаю читателю, что Вольтер родился в 1694-м и умер в 1778 году.
Моцарт родился в 1756-м и умер в 1791-м.
А Гёте родился в 1749-м и умер в 1832-м.
Соответственно, Гёте и Моцарт — просто современники. А Вольтер — старший современник Гёте и Моцарта. Когда Вольтер умер, Моцарту было 22 года, а Гёте — 29 лет.
Мы действительно имеем дело почти с одной эпохой, с примерно одним и тем же кругом европейских интеллектуалов и, несомненно, с определенной системой масонских лож, так или иначе соприкасавшихся с этими интеллектуалами. Но только ли с этим мы имеем дело? И только ли этим мы обязаны интересу Вольтера к кабирам и интересу Гёте ко всему, что связано с неолимпийскими, странными древнегреческими божествами? Притом что нормальные олимпийские божества (Зевс, Посейдон, Арес и другие) Гёте явным образом не интересны, а Древняя Греция при этом и интересна, и важна для Гёте сверх всякой меры.
К сожалению, мы не сможем не только четко ответить на такие вопросы, находящиеся по определению за пределами сферы четких ответов, но и что-то с чем-то как-то соотнести без хотя бы краткого экскурса в пока что не обсужденные нами проблемы древнегреческой и малоазийской истории. Чуть позже я вновь вернусь к Вольтеру, но уже вооружившись необходимым историческим материалом.
Есть такая древнегреческая богиня Кибела, которую иногда называют Цибелой или Кибебой. Религиоведы настаивают на том, что у этой богини — фригийские корни. Фригия — это внутренняя историческая область западной Малой Азии, то ли включающая в себя Трою, то ли соприкасающаяся с Троадой. Так вот, Кибела — это богиня с интересными для нас фригийскими корнями, притом что Фригия или включала в себя Троаду, или соприкасалась с ней достаточно близко.
Богиня Кибела именуется также Кивева, Диндимена, Великая Мать богов или Идейская мать. Последнее название уже просто адресует нас к Трое. Но эту адресацию мы обсудим немного позже.
Как мы помним, брат Дардана Иасион был возлюбленным богини Деметры и сочетался с нею на Крите. Иасион сочетался с Деметрой на трижды вспаханном поле. За это он был наказан Зевсом, который поразил его молнией. Но Деметра, скорбящая о смерти Иасиона, отказалась давать урожай, и тогда Зевс позволил Иасиону ежегодно покидать царство смерти Аид и возвращаться к Деметре на землю.
Считается, что Иасион учредил самофракийские мистерии (или же Зевс поручил ему их учредить). Так тема Иасиона и Деметры начинает переплетаться с темой Самофракии.
Поскольку речь идет о мифе, то имеет место вариативность. Но версия, что Иасион является братом Дардана, может быть рассмотрена в качестве основной.
Самофракия, таким образом, является если не родиной, то важнейшей территорией, на которой некие таинства, именуемые самофракийскими, были учреждены Иасионом и его братом Дарданом. В качестве основной может быть рассмотрена и версия, согласно которой Иасион, возвращенный Деметрой к жизни, женился на Кибеле и стал отцом Корибанта.
Диодор Сицилийский излагает эту версию мифа, сообщая о том, что дети Зевса и Электры Дардан, Иасион и Гармония родились на Самофракии. Что «Дардан стремился к великим свершениям и, переправившись впервые в Азию на плоту, основал там прежде всего город Дардан, а затем создал царство, названное впоследствии Троей, народ же назвал от своего имени дарданами. Правил он и многими другими народами Азии, а также поселил дарданов за Фракией».
Эта информация Диодора Сицилийского станет для нас особо важной, когда мы дочитаем до конца Вольтера. Потому что такой авторитет, как Диодор Сицилийский, отрицает «версию Вольтера», которая чуть ниже будет изложена, согласно которой фракийцы, добравшись до Малой Азии, превратились в дарданцев. Диодором Сицилийским, как мы видим, утверждается диаметрально противоположное. А именно, что Дардан поселил своих сынов за Фракией, распространив их влияние сначала с Самофракии в Малую Азию, а уже оттуда добравшись до Фракии и зайдя за нее со своими дарданскими соплеменниками.
Сразу же обратив внимание читателей на это, я продолжаю цитировать рассказы Диодора Сицилийского о Дардане и Иасионе.
Диодор Сицилийский, называя Иасиона вторым сыном Зевса (первым сыном он называет Дардана), далее сообщает следующее:
«Поскольку Зевс решил предоставить почести и второму сыну, он вверил ему обряд мистерий, который издревле существовал на острове, но тогда каким-то образом был передан [ему], однако о том не позволено знать никому, кроме посвященных».
Оговорив то, что подлинная тайна мистерии не может быть разглашена, Диодор Сицилийский, тем не менее, сообщает какие-то расплывчатые вариативные сведения. Они для нас имеют существенное значение и потому я продолжаю цитирование этого источника.
«Считают, что впервые посвятил (видимо, Иасион — С.К.) в мистерии чужестранцев, прославив их таким образом. После этого сюда прибыл в поисках Европы Кадм, сын Агенора, и пройдя посвящение в мистерии, женился на сестре Иасиона Гармонии...
На этой свадьбе впервые пировали боги, и полюбившая Иасиона Деметра подарила урожай пшеницы, Гермес — лиру, Афина — знаменитые ожерелье и пеплос и [кроме того] флейты, а Электра — священные обряды так называемой Великой Матери богов вместе с кимвалами и тимпанами. Аполлон играл тогда на кифаре. Музы — на флейтах, а другие боги восславили этот брак прекрасными речами. После этого Кадм в соответствии с полученным оракулом основал в Беотии Фивы, а Иасион женился на Кибеле и стал отцом Корибанта. После ухода Иасиона к богам Дардан, Кибела и Корибант перенесли в Азию священные обряды Матери богов и отправились вместе во Фригию».
Итак, мы узнаем от Диодора Сицилийского (очень авторитетный древний источник), что Кибела родила от Иасона Корибанта. И что после смерти Иасиона Дардан, Кибела и Корибант перенесли в Азию священные обряды Матери богов. Причем перенесли они их из Самофракии. В какую Азию были перенесены эти обряды? Они были перенесены во Фригию и в Трою. Там укоренились обряды Идейской матери, они же обряды Кибелы, они же обряды Идейской Матери богов.
Открытым остается вопрос о том, является ли Самофракия местом исконного проживания Иасиона и Дардана или же они туда откуда-то пришли. И откуда они туда пришли, если действительно пришли? Пришли ли они туда с Крита, из Финикии или откуда-то еще? Позже мы к этому вернемся. А сейчас для нас главное то, что Самофракия — это территория, на которой были учреждены некие мистерии, связанные с Кибелой, что эти мистерии были связаны также с Деметрой. Что Деметра и Кибела связаны через Иасиона. И что все эти мистериальные начинания, смысл которых нельзя разглашать никому, кроме посвященных, были перенесены во Фригию и Троаду.
Не потому ли Вольтер так заинтересован Самофракией? И что кроется тогда за этим интересом? Перед тем, как отвечать на эти вопросы, обратим внимание на то, что Кибела родила от Иасиона некоего Корибанта. И что именно в этом если не весь смысл самофракийских мистерий Кибелы, то, как минимум, существенная часть этого смысла. Но кто такой Корибант?
Корибанты — это мифические предшественники жрецов Кибелы, богини, которая в каком-то смысле (каком именно — мы обсудим ниже) является еще и богиней Реей, матерью Зевса, женой Кроноса. Отложив ненадолго обсуждение этой связи Кибелы и Реи, установим, что корибанты — это некие спутники Великой Матери богов (или Реи, или Кибелы), которые в диком воодушевлении творят таинства, посвященные той, кого они сопровождают, сопровождая эти таинства музыкой и танцами.
Миф утверждает, что богиня Рея (она же Кибела) научила корибантов этим пляскам, причем, передавала она им эту науку именно во Фригии.
На Крите корибантов именуют куретами. Они танцевали обнаженными со щитом и в шлеме, доходя до неистовства.
Очень часто ставится знак тождества между корибантами и кабирами.
Сообщив читателю эти краткие сведения и заявив о своем намерении далее их обсуждать подробно, я завершу цитирование Вольтера, который почему-то начинает обсуждать в связи с чем-то для него особо интересной Самофракией именно генезис кабиров. Вдвойне интересно, почему Вольтер вдруг голословно утверждает, что кабиры, которые, будучи фактически тем же, чем и корибанты, имеют фракийский генезис.
Диодор Сицилийский, как мы убедились, придерживается другого мнения. А у Вольтера почти нет научных сведений, которые позволяли бы ему опровергать суждения авторитетнейшего Диодора Сицилийского, согласно которому сначала шло движение дарданов, они же в мистериально-жреческом их значении, корибанты или кабиры — из Самофракии в Малую Азию, а потом уже из Малой Азии во Фракию. Почему Вольтер опровергает Диодора Сицилийского? И почему он столь заинтересован темой кабиров?
У меня нет однозначного ответа на этот вопрос. И вряд ли такой ответ у кого-то есть. Но не ознакомить читателя с точкой зрения Вольтера и не предложить читателю сопоставить эту точку зрения с точкой зрения Диодора Сицилийского я не имею права. Конкретно же Вольтер пишет, опровергая Диодора Сицилийского, следующее: «Итак, если вы жаждете узнать, откуда появились боги кабиров, укоренившиеся в Самофракии, то не кажется ли вероятным, что они пришли из Фракии — страны, ближайшей к этому острову, и что этот маленький остров был предоставлен им как площадка для разыгрывания своих действ и заработка? Орфей вполне мог быть главным менестрелем этих богов».
Сопоставив Орфея и кабиров, притом что это сопоставление, с одной стороны, весьма рискованно, а с другой — рождает целую цепь последствий, Вольтер начинает поносить античных богов — как кабиров, так и других. Согласитесь, для такого поношения совершенно не нужно подробно разбираться в их генезисе и поддерживать определенные версии этого генезиса, кстати, в данном случае, не ссылаясь ни на какие источники (мне лично кажется, что версия фракийская, и всё тут).
Сообщив читателю о том, что боги — это, вообще-то, вымысел мошенников, использующих дикость, Вольтер возвращается к деталям очень мало известных кабировских культов. Он пишет: «Существовало три вида кабиров. Потому что, как мы уже наблюдали, в античности всё делалось по три».
Далее Вольтер начинает опровергать орфическую версию кабиров, которую сам же перед этим высказал от своего имени без ссылок на авторитеты: «Орфей, — пишет Вольтер в «Философском словаре», — не мог появиться прежде, чем пройдет достаточно долгое время после создания этих трех божеств; потому что он в своих мистериях признает только одно божество. Поэтому я сильно склоняюсь к тому, чтобы считать Орфея строгим социнианином».
Социнианство — это антитринитарное учение, то есть учение, отвергающее догмат о Троице, восходящее к арианству и другим раннехристианским учениям, и не признающее божественную сущность Иисуса Христа. Называя Орфея строгим социанином, Вольтер осовременивает рассматриваемую античную тему и придает ей некий флер современности и эпатажа. Осуществив этот короткий вираж, он снова возвращается к связи кабиров и фракийцев, которую перед этим вроде бы сам опровергает, говоря о социанианстве Орфея. Вольтер пишет: «Я рассматриваю древних богов Кабиров как первых богов Фракии, вне зависимости от того, какие греческие имена им впоследствии могли давать».
Вот так: рассматриваю — и всё. Без ссылок на Бохарта или античные авторитеты. Вообще без ссылок на авторитеты. В принципе, Вольтеру это не свойственно. И это не котируется его читателями. Но почему-то это нужно. Далее Вольтер переходит к теме Самофракии и потопов.
«Касательно истории Самофракии есть нечто, еще более любопытное. Мы знаем, что Греция и Фракия прежде страдали от множества наводнений. Мы читали о Девкалинове и Огигове потопах. Остров Самофракии известен еще более древним потопом; и этот потоп соответствует, с точки зрения хронологии, периоду, когда, как утверждалось, жил древний царь Фракии Ксисутр, о котором мы говорили в статье «Арарат».
Откуда Вольтер знает о Ксисутре? И кто такой Ксисутр? Вольтер может знать о Ксисутре от того же Евсевия Кесарийского, который, ссылаясь на сведения Аполлодора, ссылающегося в свою очередь на сведения Беросса, говорит, что после смерти халдейского царя Отиарта сын его Ксисутр правил столько-то времени и что при нем произошел великий потоп. Ксисутр — это халдейский царь. Вот всё, что может Вольтер утверждать, ссылаясь на очень скупые сведения, которыми в его эпоху обладали очень немногие. Вольтеру эти сведения известны, ибо он знаком сам и знакомит читателя с обрывками из Беросса, перешедшими в определенные сочинения. Но что же он вместо этого говорит? Он говорит, что Ксисутр не халдейский, а фракийский царь. Странно, не правда ли?
(Продолжение следует.)