Уже частично анализировавшаяся в предыдущей статье «Концепция совместных действий: Объединенные силы и средства 2020» не является в полном смысле слова новой военной доктриной США. Она, скорее — обоснованный прогноз на следующее десятилетие, подготовленный опытнейшими аналитиками Пентагона. Однако при всей ее новизне в плане государственной стратегии США она четко следует в фарватере гораздо более фундаментальной концепции, введенной в оборот при президенте Дж. Буше-младшем.
У Соединенных Штатов, после того как они перестали придерживаться политики изоляционизма и энергично вошли в мировую политику, было всего две фундаментальные концепции военной политики: стратегия сдерживания и бушевская стратегия превентивной войны — притом, что военных доктрин и планов было множество. А вот глобальная цель США как была, так и осталась одна — властвовать над миром.
Но легко сказать «властвовать над миром»... Как этого добиться, если рядом находятся державы, обладающие такими же претензиями и нешуточными возможностями? Ну, рухнула Германская империя в 1918 году... Рухнула Российская империя, Османская империя... Но ведь Британская империя осталась... И приходится с этим мириться, терпеливо ожидая желанного часа, когда рядом не окажется сильных государств, которые надо будет учитывать в своих планах. Того часа, когда на планете останешься сильным только ты — и слабые, которых можно будет поглощать одного за другим.
Британская империя продержалась недолго и рухнула вслед за фашистским рейхом. Но остался Советский Союз. И вновь пришлось обретаться в мире, где есть столь же сильные соискатели на ту роль, о которой ты так мечтаешь. Каков мир — такова и твоя стратегия. Пока в мире есть равный по силам соперник, ты можешь заниматься только его сдерживанием. Этим США и занимались вплоть до 1989 года.
«Стратегия сдерживания» (сдерживания СССР и коммунизма) была впервые заявлена в феврале 1946 года в знаменитой «Длинной телеграмме» американского посланника в СССР Джорджа Кеннана и вскоре была поддержана новым президентом США Гарри Трумэном. За короткий период антисоветская и антикоммунистическая пропаганда в США добилась перелома отношения к бывшему союзнику по антигитлеровской коалиции. Если в марте 1945 г. Советскому Союзу доверяло 55% опрошенных американцев, то в марте 1946 г. — только 33%. А в марте 1947 г. концепция сдерживания была официально принята в качестве основы внешней политики США. Так был уничтожен рузвельтовский курс, а США от изоляционизма перешли к интервенционизму.
Все послевоенные годы США достаточно успешно реализовывали свои преимущества первой экономической и военной державы мира, однако подлинной гегемонии Америки в мире по-прежнему мешал главный соперник — Советский Союз. Поэтому концепция сдерживания была основой всех военных планов и военно-политических союзов США в годы холодной войны. Впервые США обнаружили себя в статусе единственной сильной державы (а точнее, сверхдержавы), у ног которой распростерлись одни слабаки, после распада СССР.
Соединились же они — интеллектуально, психологически и т.д. — с этой новой ролью лишь в конце 90-х годов XX в. Именно тогда появилась адекватная этой новой роли глобальная доктрина США в военно-силовой области. По-настоящему предъявлена миру эта доктрина была в годы правления президента Дж. Буша-младшего.
Суть доктрины — в реализации ничем не сдерживаемого интервенционизма. Эта доктрина была изложена в целом ряде документов, и в итоге стала самым значимым пересмотром американской внешней политики за годы после Второй мировой войны. Вот как она сформулирована в «Стратегии национальной безопасности Соединенных Штатов», опубликованной 20 сентября 2002 года, и дополненной в 2006 году:
«Соединённые Штаты должны и будут поддерживать такую боевую мощь, которая обеспечит поражение любых попыток любого противника — в лице государств, так и негосударственных субъектов — навязать свою волю Соединённым Штатам, нашим союзникам или друзьям».
Что это означает в теории и на практике? Здесь ключевыми являются слова «обеспечить поражение». Их можно понимать и как то, что США будут постоянно наращивать свое военно-техническое превосходство, чтобы преобладать над другими странами, и как то, что они будут разными способами блокировать попытки других государств соревноваться с США на этом поле. Казалось бы, в «Стратегии» подтверждается именно первое толкование, но, например, в выступлении Кондолизы Райс, главного советника Буша по внешней политике, в октябре 2002 года в Нью-Йорке прямо указывается и на иное понимание: доктрина направлена на то, чтобы «убедить потенциальных противников отказаться от попыток превзойти или даже достигнуть мощи, сопоставимой с мощью Соединенных Штатов и их союзников».
Таким образом, через «доктрину Буша» США предупреждали мир, что сделают всё (военным или любым другим способом), чтобы ни одно государство, враждебное или дружественное к США, никогда даже не пыталось конкурировать с ними в экономической, технологической или военной областях. Это и есть постановка задачи глобального доминирования. Иначе говоря, слова о «США как новой мировой империи» наподобие античного Рима — вовсе не пустое пропагандистское клише.
«Доктрина Буша» состоит из нескольких компонентов, среди которых главным является политика «превентивной войны». И хотя это положение вызвало в то время наибольшие споры в военно-политической элите, однако по факту именно превентивным образом США развязали войны в Ираке и в Афганистане. Суть этой политики была в том, что США имеют право (и даже обязаны) смещать режимы в других странах, которые представляют потенциальную или даже предполагаемую угрозу для их безопасности.
Еще одним компонентом этой доктрины была политика «распространения демократии» по всему миру. Делалось это под видом «борьбы с терроризмом». И третьим элементом «доктрины Буша» была новая для того времени готовность США следовать своим военным и национальным интересам в одностороннем порядке, т.е. без оглядки на мнение мирового сообщества, в том числе ООН.
Несомненно, что «доктрина Буша» никак не противоречит долгосрочным тенденциям американской истории новейшего времени, а как раз развивает их. Именно поэтому политика Обамы в военной сфере не отменяет, а продолжает идейные предпосылки бушевской внешнеполитической доктрины, а новая военная доктрина, опубликованная в сентябре 2012 года, в свою очередь, не отменяет «доктрину Буша», а является ее продолжением в новых условиях. И решает, вместе с политической, идеологической, культурной и другими доктринами США главную задачу — утвердить свое доминирование в мире.
С кем воевать?
Итак, если вновь вернуться к докладу Объединенного комитета начальников штабов США, представленного его председателем М.Демпси, то можно увидеть, что центральным является предложение об организации совместных интегрированных операций. Сегодня войны в одиночку вести слишком дорого, поэтому к совместным операциям подтягиваются партнеры по НАТО. Сама же американская армия должна быть готова сыграть роль объединяющего и направляющего центра, обеспечивающего глобальное руководство и военно-техническое превосходство.
Кстати, в своем техническом превосходстве американские стратеги безапелляционно убеждены. Начиная с 50-х годов, военные специалисты США все планы операций строили на представлении о качественном техническом преимуществе США над противником. Так было даже в годы холодной войны, когда мощь армий стран Варшавского договора оценивалась ими как количественно превосходящая, но качественно отстающая от сил Альянса. А после поражения СССР в холодной войне чувство превосходства стократно усилилось и превратилось в бесконечно высокомерную убежденность.
Это не означает, что концепция Пентагона предполагает только войны с современными туземцами, принципиально хуже оснащенными технически, чем нападающие на них колонизаторы. Напротив, в докладе прямо говорится, что на поле боя армия США может встретить противника, технически весьма подготовленного. Ведь сейчас самые совершенные военные технологии можно получить, просто заплатив достаточное количество долларов. И эта перспектива абсолютно не исключена. Но столкновение с отдельными очагами высокотехнологического сопротивления — это одно. А несопоставимость совокупных технологических возможностей США и их противников — это другое. По совокупным технологическим возможностям противник США, как считают американские стратеги, всегда будет качественно уступать американской мощи. И исходят из этого в планировании крупномасштабных военных операций.
Наконец, стоит сказать о том главном прогнозе, который предлагают авторы доклада, правда, не делая из него всех необходимых выводов. Он состоит в том, что в будущей войне в качестве субъекта будут выступать не только и не столько армии, сколько разнообразные негосударственные образования партизанского или иного типа.
Вот где таится, на наш взгляд, самая опасная новизна. Американцы осознают степень инновационности подобного вывода. Они признают, что, несмотря на накопленный за последнее десятилетие опыт войн в Ираке и Афганистане, а также опыт антитеррористической борьбы в этих и других регионах мира, эти виды войн сейчас для них непривычны. Недаром автор статьи в World Politics Review Стивен Метц пишет, что новые веяния «обязывают американскую армию отказаться от своих громоздких, косных и бюрократических взглядов».
Но новая доктрина, указывая на наличие подобных нерегулярных контингентов (партизанских отрядов, бандформирований и т.п.) и даже классифицируя их, не рассматривает их возросшие боевые возможности в борьбе с регулярными войсками США и НАТО. Между тем, нерегулярные контингенты очевидным образом наращивают и боевое мастерство, и потенциал. Уже сейчас от них можно ожидать не только террористических актов и захватов заложников, но и широкомасштабных действий по захвату и упорной обороне важных стратегических объектов, открытых вооруженных столкновений с участием до 500 человек. А завтра армия США может столкнуться и с иными количественными возможностями нерегулярных войск, и с иным качеством их профессионализма и оснащенности.
Ведь и бандиты, и партизаны своеобразным способом «прогрессируют». Кроме того, к ним дело не сводится. Как грибы после дождя, растут частные армии. Вскоре за очень большие деньги можно будет нанять весьма дееспособные подразделения. И если они войдут в определенную связь с бандитами и партизанами, картина резко усложнится.
Наконец, существуют и постоянно укрепляющиеся транснациональные преступные кланы, представляющие собой сплоченные, вооруженные и обученные действиям в любых экстремальных ситуациях группировки, которые ради умножения криминальных доходов легко пойдут на открытый конфликт с государственными структурами. Единство этих кланов, частных армий, партизанских формирований и бандитских структур сулит серьезные угрозы, которые новая американская доктрина называет, но всерьез не учитывает.
И все же наиболее важно то, что новая доктрина предполагает возможность радикальнейшего изменения характера войн уже в ближайшее десятилетие. Причем стратеги США говорят об этой перспективе с определенной долей хорошо скрываемой неуверенности. Ведь дело не только в изменении тактики, появлении суперсовременного оружия и т.д. Дело в появлении совсем нового субъекта войны, который не учитывался прежде в штабных планах войн предыдущего поколения. Характеристики данного субъекта нам еще не раз придется анализировать в следующих статьях.