Несмотря на то, что нашествия кочевников на Русь происходили как бы волнами, то есть периодически то усиливаясь, то затихая, окончательно они никогда не прекращались. Причем каждая последующая волна оказывалась мощнее и агрессивнее, чем предыдущая. И здесь стоит отметить два важных момента.
Первый заключается в том, что, начиная с V века, на Русь нападали одни и те же тюркоязычные степняки, под какими бы названиями они ни фигурировали в источниках. Конечно, есть путаница в летописях или рассказах средневековых путешественников, когда одни и те же степные племена именуются по-разному или, наоборот, одно название дается нескольким разным этносам. Но важнее другое — даже если следующая волна нашествия представляла собой новый этнос, она всё равно вбирала в себя все остатки племен, перед этим уже разбитых русскими.
Гунны, разбитые Русью в V веке, поблуждав по степи, примкнули к хазарам — злейшим врагам Руси. Когда князь Святослав разгромил Хазарский каганат, его еще долго добивали печенеги — и, добив, вобрали в свой этнос остатки хазар. А когда князь Владимир Святославич разбил самих печенегов, то часть их племен примкнула к половцам. Кстати, другая их часть вступила в союз с русскими, они служили Руси верой и правдой на пограничье, а затем полностью ассимилировались.
Точно так же и половцы вобрали в себя печенегов, гузов, торков и других, превратившись благодаря такому синтезу в отдельный этнос. А когда в XIII веке евразийскую степь завоевали татаро-монголы, покоренные ими половцы-кипчаки влились в татарское войско.
Сегодня этот процесс мы называем этногенезом, но его хорошо понимали и в те времена. Четко и выразительно на примере татар его описал средневековый арабский автор ал-Омари: «В древности Золотая Орда была страной кипчаков, но когда ею завладели татары, то кипчаки сделались их подданными. Потом татары смешались и породнились с кипчаками, и земля одержала верх над природными и расовыми качествами татар, и все они стали точно кипчаки, как будто от одного с ними рода, оттого что монголы и татары поселились на земле кипчаков, вступали в брак с ними и оставались жить на земле их».
Поистине, возникает ощущение, что против Руси действовал этакий бессмертный степной волк (именно волк был главным тотемом большинства тюркских племен), который как ни уничтожай, всё равно возрождается.
Второй важный момент, на который стоит обратить внимание, заключается в том, что с каждой следующей волной нашествия степняки становились всё развитее в социальном плане, и оборонительная тактика, которую применяли русские княжества, переставала оправдывать себя. Пограничные крепости и сторожевые посты, засечные черты, мобильные богатырские группы, предупреждавшие о набегах, — всё это срабатывало до поры до времени.
Пока степняки были относительно малочисленны и неорганизованны, они кочевали по бескрайней степи, не привязываясь к определенному месту или маршруту, из года в год меняя места стоянок. Но уже половцы так разрослись, что им стало не хватать для кочевки всей гигантской степи между Доном и Днепром. И они поневоле стали структурироваться, упорядочивать свою иерархию.
Крупнейший советский и российский археолог, профессор, специалист по истории средневековых евразийских кочевников С. А. Плетнева пишет о переходе половцев на следующую ступень развития кочевого быта: «Природные условия кипчакских степей способствовали процветанию на них развитого и хорошо организованного кочевого скотоводства. Степь была расчленена на участки с определенными маршрутами кочевий, летовками и зимниками. Рядом с постоянными летними и зимними стойбищами возникали курганные кладбища, святилища предков с каменными статуями, изображавшими умерших».
То есть половцы фактически стали полуоседлыми, а значит, их ремесленники могли сами изготавливать вооружение, их полководцы могли объединять гораздо большие орды и действовать более согласованно. Поэтому чистая оборона против них грозила неминуемым поражением.
Следовало найти новую тактику — с упором на нападение. И такая тактика была предложена князем Владимиром Мономахом.
Уже с юности Владимир воспитывался как воин и полководец — он постоянно возглавлял отцовскую дружину в приграничном Переяславле, ходил в дальние походы, участвовал в сражениях с половцами.
В ту эпоху взрослели рано: в 21 год Владимир по поручению Изяслава Киевского возглавил поход против немецкого императора ГенрихаIV, а два года спустя дважды водил дружину против полоцких князей (не половецких, а именно полоцких, то есть русских князей из северного Полоцка — вот она раздробленность Руси и княжеские междоусобицы в натуральном виде).
К 40 годам Владимир был уже признанным военачальником, умелым правителем и слыл князем справедливым и благодушным. Но в 1093 году произошло событие, которое, видимо, сильно изменило прежде мягкую натуру князя. В мае на берегах пограничной реки Стугны произошло сражение дружины русских князей Святополка, Владимира Мономаха и его брата Ростислава с половцами хана Тугоркана (былинного Тугарина Змеевича). Князья имели недостаточно сил, и на военном совете Владимир стоял за отказ от сражения и заключение мира. Но Святополк настоял на битве.
По переходе реки русское войско было атаковано превосходящими силами половцев. Не выдержав удара, русские бежали к реке, которая широко разлилась от бурных дождей. Переплывая реку, князь Ростислав начал тонуть. Владимир пытался спасти его, но едва не утонул и сам.
На Владимира гибель брата произвела ошеломляющее действие. С этого времени он становится непримиримым врагом половцев. Целью его жизни становится организация сопротивления этим разбойничьим племенам.
И с этого же времени в жизни Владимира появляется «двойник» — половецкий хан Боняк, тот самый «идейный» враг, который сделал своей жизненной задачей месть Владимиру и всемерное ослабление Руси.
До этого Боняк, хан 40-тысячной половецкой орды, в русских летописях не упоминался, а значит, с Русью не воевал. Он всё больше грабил в богатой Византии, где можно было сравнительно легко взять большую добычу.
Но в 1094 году Боняку не повезло: его византийский поход был крайне неудачен. Вдобавок, вернувшись в родные степи, он узнал о только что состоявшемся первом походе русских войск во главе с Владимиром и Святополком в степь. В кочевьях царила паника: русские захватили богатую добычу и вывели на Русь большой полон (взяли пленных). Следовало не только отомстить, но и поддержать пошатнувшийся престиж, подорванный поражениями в Византии и на Руси. Боняк и Тугоркан объявили русским кровную месть и начали планомерную войну с ними.
Тугоркан погиб в 1096 году в сражении под Переяславлем, которым руководили Владимир и его зять Святополк. А затем русские переправились на правый берег Днепра и заставили бежать войско Боняка, осаждавшее Киев. «Шелудивый Буняка», потерявший друга, получил еще один повод для мести.
На протяжении всей своей долгой жизни Боняк целенаправленно вел против Руси тотальную войну. Он проявлял такую враждебность к русским, что даже не участвовал в междоусобных распрях русских князей, которые были всегда выгодны кочевникам. Все последующие набеги на Русь не обходились без Боняка, причем чаще всего именно он как наиболее опытный полководец возглавлял половецкое войско.
А Владимир Мономах, получив опыт удачного похода на степь, начал активно убеждать русских князей в необходимости изменить тактику борьбы с половцами. Идея была проста, но действенна — бить врага на его территории, а не защищаться, не зная, откуда последует удар. Для ее реализации Владимир предлагал начинать походы не летом, а поздней зимой или ранней весной, когда скот у половцев оказывался обессиленным скудным зимним питанием, а значит и перегнать его на недоступное для врагов место было невозможно.
При этом русские уже хорошо знали территории, «закрепленные» за каждой половецкой ордой, маршруты кочевий с летних пастбищ на зимние и местоположение половецких «городов». В случае хорошо продуманной операции были все возможности нанести половцам очень болезненные удары.
Но многие князья были против того, чтобы воевать весной: смерды должны пахать и сеять. Долгие пять лет Владимир убеждал, объяснял, доказывал. И только в 1102 году летописец записывает, что «вложи бог мысль добру в русьские князи, умыслиша дерзнуть на половце, пойти в землю их». На следующий год состоялся переломный Долобский съезд князей, на котором упорный Владимир смог, наконец, убедить сомневающихся.
Один за другим последовали победоносные походы Владимира в степь (1103, 1107 и 1111 гг.). От пассивной обороны Русь перешла к стратегическому наступлению — война была перенесена в глубь половецких степей. И результат не замедлил сказаться — набеги были ликвидированы и у половцев вообще встал вопрос об откочевывании от границ Руси.
То, что за свою жизнь сделал этот русский князь, можно назвать яростным противоборством законам исторического и социального развития. Новые феодальные социально-экономические отношения, в которые входила Русь, неизбежно включали в себя период раздробленности, раскола прежде единого государства на части и борьбы этих частей друг с другом за первенство. Конечно, потом, позже, эти части должны были вновь слиться на новом формационном уровне. Так выстраивалась феодальная иерархия в Западной Европе, так должно было произойти и с Русью.
Но Русь оказалась перед половецкой угрозой именно в момент раздробленности. И тут либо пан, либо пропал — то есть, либо поражение и социальный регресс, падение вниз по лестнице исторических формаций, либо сопротивление половцам и надежда удержаться на этой лестнице.
Князь Владимир Всеволодович, внук Ярослава Мудрого, получивший прозвище Мономах, выбрал для себя сопротивление. И сделал всё, чтобы и другие князья пошли за ним. Понимал ли он, что тем самым пытается остановить исторические часы, мы не знаем. Однако он именно это и сделал.
Но после смерти Владимира стрелки исторических часов, на время остановленные, вновь пошли — феодальная раздробленность на Руси возобладала.
Единая военная организация, созданная Мономахом, еще какое-то время продолжала действовать, но после 1132 года княжества одно за другим выходили из подчинения Киеву и между ними вновь начались усобицы. Князья забыли «Поучение» Мономаха: «Поистине отцы и деды наши потом и кровью зблюли землю Русскую, а мы хочем погубити».
Воспрянули половцы, начавшие второй этап нашествия. Они снова начали грабить владения враждующих князей, уводили в рабство целыми селами, жгли и уничтожали посевы. Борьба Руси с половцами продолжалась еще почти сто лет. За это время русские, войдя раньше половцев в фазу феодальной раздробленности, стали понемножку из этой фазы выбираться. И это притом, что половцы, напротив, оказались в эту фазу затянуты. Казалось бы, половцы неминуемо должны были потерпеть от русских сокрушительное поражение.
Но всё сложилось иначе: и половцы, и Русь были побеждены третьим врагом, которого никто не ждал, — монголами. Половцы были монголами разгромлены и ассимилированы, а Руси пришлось вынести три века закабаления, которое народ справедливо назвал игом татарщины.