7.5. Макрорегиональные амбиции Алжира (который стремился стать ядром сильного интеграционного объединения в Магрибе) были в решающей степени подорваны гражданской войной. Эта война началась в конце 1991 года с победы оппозиционного «Исламского фронта спасения» в первом туре выборов над правящей партией «Фронт национального освобождения», отмены второго тура выборов и установления военного режима власти, и завершилась лишь в 2002 году.

Отметим, что «ядром» алжирской исламистской оппозиции стали вернувшиеся на родину боевики, подготовленные в Пакистане при активном участии США на деньги Саудовской Аравии для войны в Афганистане против СССР. Отметим также, что именно из воевавшего против правительства Алжира радикального крыла исламистов («Вооруженной исламской группы») вышла «Салафистская группа проповеди и джихада», которая в 2003 году присягнула «Аль-Каиде».

7.6. Попытку Кении стать мощным ядром макрорегиональной интеграции на Востоке Африки и устойчивым лидером Восточно-Африканского сообщества остановила серия катастрофических конфликтов и гражданских войн вблизи ее западных и северных границ, которые регулярно выплескиваются террористическими атаками на территорию Кении. Это, прежде всего, упомянутые в предыдущих частях исследования «Великая африканская война» в Заире (Демократической Республике Конго), а также резня в Руанде в 1990-х годах, которые на много лет создали очаг перманентной военно-политической и экономической дестабилизации в регионе Великих Озер. И одновременно — гражданская война в Сомали, которая после военной операции против Сомали, проведенной войсками США и Эфиопии, трансформировалась из первоначального, преимущественно межплеменного, формата в войну радикально-исламистской группировки «Аш-Шабааб» против слабой центральной власти и миротворческих контингентов.

Отметим, что основными причинами «экспорта нестабильности» в Кению стали внешние вмешательства в сопредельных странах.

Это, во-первых, борьба крупнейших американских и европейских корпораций за минеральные богатства ДРК, и прежде всего за тантал и алмазы, в которую были вовлечены как вооруженные отряды практически всех племенных групп региона, так и частные военные компании заинтересованных западных корпораций.

И это, во-вторых, перехват управления межплеменной войной в Сомали радикальными исламистами «Аль-Каиды» на Аравийском полуострове» из Йемена. Вновь напомним, что эту «Аль-Каиду» фактически создали США и Саудовская Аравия, которые созывали радикальных исламистов из мусульманских стран региона на «джихад» против СССР в Афганистане.

7.7. Нигерия, самая большая по населению страна Африки, уступавшая по объему валового национального продукта только ЮАР, уже в конце прошлого века начала претендовать на роль регионального лидера, прежде всего в сфере экономики и безопасности. Несмотря на множество военных переворотов и гражданские войны в стране, курс на наращивание макрорегионального влияния сохраняло каждое из нигерийских правительств. В частности, именно при очень активном участии Нигерии были созданы Экономическое сообщество стран Западной Африки ЭКОВАС и коллективные вооруженные силы сообщества ЭКОМОГ.

Однако в конце первого десятилетия нового века Нигерия, находясь в достаточно благополучной экономической позиции крупнейшего нефтеэкспортера, начала испытывать всё более серьезные внутриполитические трудности. Это было, во-первых, обострение политической конфликтности между христианами и мусульманами, а также племенными кланами, в политической элите и в армии. И это было, во-вторых, быстрое превращение исламской организации «Боко Харам», до недавнего времени относительно лояльной к власти, в радикальную и всё более активную террористическую исламистскую структуру, распространившую свое влияние на десятки нигерийских провинций.

Подчеркнем, что, по оценкам ряда экспертов, в провоцировании конфликтов между нигерийскими христианами и мусульманами принимали активное участие дипломаты, спецслужбы и неправительственные организации США, Великобритании и Франции. И что радикализация и террористическая активизация «Боко Харам» была решающим образом связана с масштабным экспортом исламистских боевиков и оружия из Ливии, где усилиями западной коалиции и арабских стран была уничтожена устойчивая государственность.

С 2014 года еще двумя нарастающими по остроте проблемами Нигерии стали обрушение мировых цен на главный экспортный продукт страны, нефть, и одновременный рост масштабов пиратских акций и племенного терроризма в основных зонах нефтедобычи и нефтяного транзита: в дельте Нигера и на шельфе Гвинейского залива.

Все это в совокупности поставило под вопрос как политико-экономическую устойчивость Нигерии, так и ее макрорегиональные лидерские амбиции.

7.8. Южно-Африканская Республика (ЮАР) является самой экономически мощной страной Африки и устойчивым интеграционным лидером на юге континента. В частности, ЮАР — фактическое «ядро» макрорегионального экономического и политического объединения «Сообщество развития Юга Африки» (САДК), куда входят 15 стран с общей численностью населения более 250 млн человек, и ключевой участник Общего рынка Восточной и Южной Африки (КОМЕСА) в составе 19 стран континента.

Кроме того, ЮАР является инициатором создания «Директората САДК по вопросам политики, обороны и безопасности» (ОПОБ), отвечающего за решение проблем безопасности и разрешение конфликтов в регионе, а также лидером и активным участником формирования многосторонних вооруженных сил для решения задач блокирования конфликтов и международного миротворчества в Южной Африке.

Однако в отношении собственной государственной и социально-политической устойчивости ситуация в ЮАР в последние годы далека от благополучия.

Во-первых, переход от прежней системы «белого» апартеида к объявленному первым чернокожим президентом ЮАР Нельсоном Манделой «внерасовому обществу» фактически давно захлебнулся. Налицо, как я показал выше, немало признаков смещения политической системы страны — в какой-то мере на основе упомянутой мною ранее идеи негритюда — к определенным формам «черного» апартеида, близкого к тому, который установился в соседнем Зимбабве.

Во-вторых, сравнительно богатая ЮАР испытывает самое мощное в Африке мигрантское давление. По разным экспертным оценкам, в стране с населением около 55 млн человек находится от 5 до 9 млн нелегальных мигрантов. Как результат, в ЮАР очень высокий уровень безработицы (оценки колеблются от 25 % до 45 %) и самый высокий не только в Африке, но и в мире в целом, уровень криминализации населения и тяжелых форм преступности. В том числе убийств, массовых бандитских нападений и изнасилований, вооруженных грабежей и т. д.

Все это, включая преступность, расовые обострения и погромные протестные акции, существенно снижает в Африке доверие к ЮАР как к надежному лидеру макрорегионального объединения. И, тем более, как к экономическому и политическому лидеру будущего общеафриканского единства, о притязаниях на которое неоднократно заявлял предыдущий президент ЮАР Табо Мбеки.

При этом, как я показал ранее в данном исследовании, существенная доля ответственности за социально-политическое ослабление и нынешнюю дестабилизацию ЮАР, включая явные попытки «цветной революции», лежит на США, которые стремятся заменить нынешнего президента страны Джейкоба Зуму, слишком заинтересованного в союзничестве со странами БРИКС, и прежде всего с Китаем и Индией, на другую фигуру, лояльную Америке.

7.9. Среди африканских стран, предъявлявших желание и возможности стать мощным центром региональной и общеафриканской экономической и политической консолидации, особое место занимала Ливия. Наиболее отчетливо Ливия предъявила свои амбиции объединяющего центра после 2003 года, когда со страны началось снятие санкций Запада и ООН, введенных в 1992 году, после обвинения Ливии во взрыве самолета «Пан Амеркан» над шотландским городом Локкерби.

С момента снятия санкций правительство ливийского лидера Муаммара Каддафи начало активно продвигать ряд крупных инициатив как в сфере региональной африканской экономики и политики, так и в общеафриканском масштабе, в рамках Африканского союза. Каддафи стремился показать привлекательность своей идеи так называемого «третьего пути» между капитализмом и коммунизмом, то есть сделать свою «Великую Социалистическую Народную Ливийскую Арабскую Джамахирию» образцом процветающего африканского государства.

Ливия, прежде всего на экономической базе огромных запасов в стране высококачественной нефти, действительно стала не только страной с самым высоким уровнем жизни в Африке, но и предметом зависти со стороны населения множества африканских и арабских государств. Одной из главных причин этой зависти был очень широкий объем социальных благ для граждан страны: от бесплатных (и вполне качественных) среднего и высшего образования и медицины — до больших государственных пособий для молодых семей и на рождение ребенка, а также дешевого жилья, значительных пенсий и т. д.

Одновременно Ливия стала предметом особой ненависти элит западных и арабских стран. И потому, что предъявляла слишком заманчивый образец успешного независимого развития, на который равняться практически никто в Африке (и не только в Африке) не мог. И потому, что Каддафи этот образец настойчиво пропагандировал. И потому, что Каддафи слишком активно вмешивался (в том числе, благодаря большим финансовым возможностям страны) в африканскую и арабскую политику.

Наконец, Каддафи особо ненавидели и потому, что ряд его инициатив, включая предложение ввести в странах Магриба, а далее во всей Африке новую сильную валюту, золотой динар, и на этой основе создавать Федеративную Африку с общим рынком, — были расценены как явная атака на финансовое и политическое могущество совокупного Запада. В частности, в связи с этой идеей президент Франции Николя Саркози (наиболее активный сторонник войны против Каддафи в 2011 году) еще в 2009 году заявлял, что «ливийцы замахнулись на финансовую безопасность человечества».

Многие исследователи считают, что именно перечисленные мотивы ненависти к Каддафи стали главной причиной столь консолидированной позиции Запада и ряда арабских стран в войне против Ливии в 2011 году, которая привела к убийству Каддафи и многих его родственников и сподвижников, а также к уничтожению ливийской государственности.

7.10. В итоге, как мы видим, в Африке в настоящий момент не осталось ни одного сильного государства, способного в обозримой перспективе выдвинуться на роль центра процессов консолидации крупных макрорегионов и, тем более, всего континента в целях форсированного развития.

Причем во всех случаях разрушение возможностей становления в Африке такого «центра консолидации» происходило с активным участием стран Запада. В том числе с использованием прямой военной интервенции (как в Ливии), провоцирования обострений внутриполитической ситуации за счет разжигания межплеменных и межконфессиональных конфликтов и экспансии исламистского терроризма (как в Кении и Нигерии) или технологий «мягкой силы», включая «твиттерные войны» и провоцирование межрасового конфликта и «цветной революции», как в ЮАР.

8. О механизмах внешнего управления рисками и угрозами в Африке

8.1. Важная особенность развертывания перечисленных выше рисков и угроз на африканском континенте на сегодняшнем этапе — всё более широкое использование внешними акторами «постколониального» инструментария внешнего вмешательства и управления с таким системным объединением методов «мягкой» и «жесткой» силы, которое сейчас всё чаще называют «гибридной войной».

8.2. Главным механизмом внешнего управленческого инструментария «мягкой силы» оказывается борьба за состав и ориентацию господствующей элиты африканской страны, а также за общественное мнение широких масс этой страны и мнение о стране в мировом сообществе и международных организациях.

Основными «инструментальными направлениями» такой борьбы являются:

обучение и «воспитание» управленческих и профессиональных (в особенности — военных и политических) кадров интересующей страны в университетах страны –внешнего актора вмешательства. В конечном итоге — создание в элите страны-объекта вмешательства достаточно мощного и активного управленческого «ядра», лояльного стране — актору вмешательства;

коррупционный подкуп ключевых сегментов элиты, близких к центрам принятия решений;

создание доминирующей картины событий и конфликтов в интересующей стране, выгодной актору вмешательства, как внутри страны, так и в глобальном мире. Такая картина создается через СМИ, интернет, социальные сети, а также через неправительственные организации, подконтрольные актору вмешательства (от «фондов защиты демократии» до «фондов помощи голодающим», «врачей без границ» и т. д.);

провоцирование, сопровождение, разжигание, поддержка социально-политических переворотов механизмами «цветных революций».

8.3. Главными механизмами внешнего управленческого инструментария «жесткой силы» являются:

неявное внешнее управление через провоцирование и разжигание внутриэлитных, этноплеменных, социально-экономических, межконфессиональных противоречий и конфликтов;

управляемое разделение элиты и широких масс населения страны, подвергающейся неявной внешней атаке, на противостоящие клановые группы, которые, в зависимости от целей управляющих акторов, могут находиться между собой как в режиме «баланса сил», так и в режиме подавления их конкурентов внутри страны более мощными кланами;

негласное использование внешними акторами собственных ЧВК и/или наемных криминальных банд для смещения военно-политического баланса сил в стране вмешательства;

провоцирование и неявная поддержка террористических дестабилизирующих вмешательств в социально-политическую ситуацию в интересующей внешних акторов стране;

открытые внешние вооруженные вмешательства, подкрепленные мандатом ООН, решением регионального политического союза или совместным решением самопровозглашенного клуба «стран-друзей» страны — как в Ливии или Сирии. Целями вмешательства может быть подавление законной власти (как в Ливии), «конфликторазжигающее» миротворчество (как в Демократической Республике Конго), или прямое участие внешних международных сил в государственном перевороте (как в Кот д’Ивуаре).

«дробление» государственной территории страны-объекта вмешательства на сколь угодно мелкие территории локальных племенных квазигосударственных «вождеств» под флагом идеи о том, что лишь этноплеменная и религиозная гомогенность этих малых «вождеств», якобы, может погасить в стране-объекте вмешательства нескончаемые межплеменные конфликты.

Выводы

1. Приведенный анализ рисков и угроз для развития Африки показывает, что система этих рисков и угроз в первые полтора десятилетия нового века не сокращается, а сохраняется или даже, скорее, расширяется и усложняется.

2. Учитывая рассмотренную в ходе предлагаемого исследования историю и специфику межстрановых взаимодействий в Африке, представляются очень незначительными шансы на то, что отдельные страны континента в обозримом будущем смогут стать «локомотивами» его развития. То есть сумеют выйти из собственной «зоны рисков» и перейти к ускоренному и эффективному индустриальному, технологическому, экономическому, социальному росту, а затем смогут и захотят «подтягивать» к более высокому уровню развития своих сравнительно слабых соседей.

Такая ситуация, если данные оценки справедливы, накладывает очень существенные ограничения на возможности развития Африки в целом.

3. Углубление и весьма вероятная мультипликация рассмотренных выше рисков и угроз развитию, включая бедность, проблемы конфликтов, беженцев и мигрантов, вмешательство зарубежных стран, а также экспансию исламистского терроризма, — создает серьезные новые риски не только для Африки, но и для всего мира. Поскольку продление и дальнейшее развертывание нынешних тенденций на континенте, скорее всего, будет означать превращение многих регионов Африки в зоны малопредсказуемой нестабильности. А далее неизбежно начнется растущий по масштабам «экспорт» этой африканской нестабильности вовне.

4. Рассмотренные выше действия крупнейших западных держав (прежде всего, США) в Африке позволяют предполагать, что одной из стратегических целей этих держав может являться создание на континенте зон управляемого и/или неуправляемого хаоса, с расчетом на использование хаоса как механизма остановки экспансии в Африку геополитических конкурентов, а также на экспорт этого хаоса вовне, на территории тех же геополитических конкурентов.

5. Изложенное позволяет с достаточными основаниями предполагать, что большинство регионов Африки являются не только зонами экономической и военно-политической конкуренции крупнейших мировых держав, но и своего рода «испытательными полигонами» для опробования и широкого применения различных системных технологий остановки развития. Или даже для фактического целенаправленного погружения стран континента в «управляемый регресс».

Используемые при этом в Африке механизмы внешнего управления рисками и угрозами развитию дают основания для того, чтобы выдвинуть гипотезу об интеграции африканской политики ряда крупнейших стран Запада, и прежде всего США, в русло единого концепта «управляемой дестабилизации и неразвития континента».

6. Вероятные (и, как мы знаем, уже рассматриваемые в некоторых мировых «мозговых центрах» в качестве политических сценариев) попытки провести силами мирового сообщества своего рода «огораживание» Африки, блокирующее распространение африканской нестабильности и африканских рисков вовне, вряд ли могут оказаться результативными.

Во-первых, такие попытки, при нынешнем и обозримом состоянии мирового сообщества, расколотого противоречивыми интересами, как представляется, не продвинутся далее, чем умозрительное обсуждение подобного замысла.

Во-вторых, даже в крайне маловероятном случае реализации подобного замысла, «огороженная» Африка, с ее более чем миллиардным и растущим населением, под внешним «огораживающим» давлением быстро превратится в тотальную зону хаоса — военно-политического, экономического, социального. Причем хаос, скорее всего, быстро станет вообще неуправляемым, поскольку поставить ему сколько-нибудь мощный конструктивный заслон в Африке будет просто некому.

Сделать предполагаемую блокаду континента непроницаемой и удержать такой хаос в жестких географических рамках в эпоху глобальных коммуникаций представляется совершенно нереальным.

7. С учетом изложенного можно предположить, что концепт «управляемого неразвития Африки» не предполагает остановки неразвития в границах континента. Более того, нельзя исключать, что сценарии «огораживания Африки» предназначены лишь для того, чтобы «повысить давление» в африканском «котле хаотизирующей дестабилизации» с тем, чтобы прорыв хаоса из этого «котла» стал импульсом для хаотизирующей трансформации глобального мироустройства. Причем для такой трансформации, в рамках которой не затронутыми (или слабо затронутыми) хаосом окажутся только немногочисленные «островные» государства, располагающие технологиями и ресурсами для недопущения хаоса на собственную территорию.

8. Шансы на реализацию альтернативных — позитивных — стратегических сценариев развития ситуации на африканском континенте решающим образом зависят от того, возможно ли в сжатые сроки — по нашим оценкам, не более ближайших десяти-пятнадцати лет, — переломить описанные выше дестабилизирующие Африку тенденции.

Однако это возможно лишь в том случае, если, с одной стороны, для решения данной задачи будут объединены согласованные усилия всех стран Африки. И, с другой стороны, если в этом же векторе «дехаотизации» континента будет организовано и реализовано очень мощное заинтересованное международное участие. Причем международное участие активное, но осторожное, бережное и понимающее тонкую специфику каждой конкретной страны и региона африканского континента. Очевидно, что последнее требует решительного отказа ряда ведущих держав Запада от реализации концепта «управляемой дестабилизации и неразвития континента».

9. Оба эти условия должны быть исполнены обязательно вместе и обязательно активно и последовательно.

В настоящее время реализация этих условий представляется крайне маловероятной.

Это маловероятно постольку, поскольку все, по крайней мере крупные и влиятельные, страны Африки должны осознать угрозы и тенденции наращивания локальных хаосов и риски их «расползания» на континент в целом, и — впервые в своей истории — всерьез решиться на системные солидарные действия.

И это маловероятно постольку, поскольку одновременно мировое сообщество (в первую очередь — все крупные державы, проявляющие заинтересованную экономическую и военно-политическую активность на континенте) должно во всей полноте ощутить, причем на конкретном уровне каждой страны, масштаб и опасность угроз для мира, исходящих от регрессивной хаотизирующей дестабилизации Африки. И — также впервые в истории — решиться на совместную, нередко в ущерб собственным сиюминутным интересам, согласованную деятельность в целях ликвидации указанных угроз.

Лишь в этом — вновь подчеркнем, сегодня представляющемся крайне маловероятным, — случае появится возможность согласованно разработать, принять и начать реализовывать соответствующие стратегические программы антикризисной трансформации африканского континента.