Что связывало многие годы фабианца-социалиста Бернарда Шоу, симпатизировавшего СССР, и ярую антисоветчицу, члена британской Консервативной партии леди Астор — людей столь разных политических взглядов?
Безусловно, их роднила некоторая схожесть характеров — оба были людьми взрывного темперамента, неуемными, язвительными, эксцентричными, склонными к эпатажу. Вот как описывает Нэнси Астор Иван Майский, чрезвычайный и полномочный посол СССР в Великобритании в 1932–1943 гг.: «Леди Астор была прекрасным воплощением вечного беспокойства. В ней точно бес сидел. Она всегда куда-то торопилась, всегда кого-то с кем-то знакомила, всегда кому-то что-то сообщала и притом всё это делала с большой ажитацией. Манеры у леди Астор были резкие, чисто американские: говорила она быстро, хохотала громко, фамильярно хлопала собеседника по плечу, хватала гостя за руки и тащила, куда хотела...» В английской Палате общин ее называли «наше парламентское enfant terrible» («ужасное дитя»).
А вот портрет Бернарда Шоу, набросанный чешским художником и писателем Адольфом Гофмейстером после личной встречи с семидесятилетним драматургом: «Начиная с первого вопроса, его красноречие непрестанно извергало столько слов и мыслей, что энергии этого потока хватило бы для электрификации целой Европы. Это были какие-то скачки, прямо рекордные для такого старого господина... Шоу с литературы перескакивал на географию, из Лондона переносился в Чехию. Он очень хвалил Карела Чапека, но не одобрял гимнастов из «Сокола» за то, что они без толку размахивают руками, при этом он сам размахивал руками и жестикулировал, как мальчишка... Он пишет только стенографическими знаками и при письме надевает роговые очки с зелеными стеклами. Он слишком большого роста и потому ходит, согнувшись чуть не пополам... Его говорливости и подвижности хватило бы на целое поколение...»
Однако схожесть отдельных черт характера — недостаточное основание для многолетних устойчивых отношений. А отношения Шоу и Астор были удивительно устойчивыми. Шоу, принципиально поддержавший СССР в ходе Второй мировой войны, не прекращал общения с леди Астор даже тогда, когда ее действия начинали входить в противоречие с его принципами. Я имею в виду регулярные сборы в поместье Асторов Кливдене так называемой «кливденской клики» — группы влиятельных английских политиков, стремившихся к заключению союза между Великобританией и гитлеровской Германией.
Мы не знаем, в каком году и при каких обстоятельствах зародилась дружба Шоу и Астор. Однако знаем, что по меньшей мере к лету 1931 года между ними уже существовали близкие человеческие отношения. Теплота этих отношений тронула известного советского физика Петра Капицу, оказавшегося случайным попутчиком Шоу и его компаньонов, когда те возвращались на поезде из Москвы в Англию: «За Бернардом Шоу она [леди Астор] смотрит, как за ребенком, гладит его по голове, щупает пульс и лоб — «не простудился ли старик?».
Собственно говоря, совместная поездка Шоу и Нэнси Астор в Советский Союз в июле 1931 года явилась в какой-то степени следствием их человеческой близости. Незадолго до обсуждаемой нами поездки над леди Астор сгустились тучи. Вскрылось, что ее сын от первого брака, Бобби Шоу (однофамилец Бернарда Шоу) — гомосексуалист. Уже само по себе это было большой неприятностью для уроженки американского штата Вирджиния, придерживавшейся стандартных взглядов на отношения между полами. Шоу, столь же консервативный в этом вопросе, глубоко ей сочувствовал. «Нэнси, Нэнси, что-то во мне отзывается болью на твои невзгоды, — написал Шоу леди Астор в связи с ситуацией вокруг Бобби. — Думаю, ты назвала бы это моим сердцем».
Но проблема не сводилась только к материнским переживаниям леди Астор. В Англии того времени гомосексуализм уголовно преследовался. В случае ареста сына и суда над ним громкий скандал был бы неизбежен. Это означало крушение политической карьеры «первой в Англии женщины-парламентария». Перспектива пройти на очередных выборах в нижнюю палату парламента для нее попросту закрывалась. Это Шоу тоже прекрасно понимал. Видимо, именно поэтому он и предложил своему «другу Нэнси» и ее супругу совместный визит в Советскую Россию.
При всем сострадании к леди Астор Шоу вряд ли исходил из того, что ей надо просто «развеяться», — речь ведь шла не о женщине с разыгравшимися нервами, а о политическом игроке. Шоу знал, что в СССР его визиту придается огромное значение, что он и его спутники будут приняты на высоком политическом уровне. Соответственно, западная пресса (в том числе, британская) широко осветит данное событие. Причем даже в случае негативной реакции СМИ имя Асторов, встречавшихся с советским политическим истеблишментом, окажется приподнято в глазах общественного мнения. А значит, хотя бы до некоторой степени защищено.
Впрочем, вопрос о том, кому принадлежала идея совместной поездки в Советский Союз, — спорный. Это по «классической» версии Шоу задумал отметить свое 75-летие в стране победившего социализма и пригласил с собой давних знакомых — лорда и леди Асторов. О подоплеке приглашения (истории с Бобби) данная версия корректно умалчивает. С учетом подоплеки Шоу не просто пригласил с собой давних знакомых, а протянул Нэнси Астор руку помощи. Но в любом случае инициатором поездки, по этой версии, являлся Шоу.
А вот в биографии Бернарда Шоу, написанной Хескетом Пирсоном и изданной в 1942 году, утверждается нечто иное. Пирсон сообщает, что Бернард Шоу был тяжел на подъем и не отправился бы ни в какую Москву, если бы не толчок извне. Поскольку Пирсон плотно взаимодействовал с Шоу в ходе работы над его биографией (а стало быть, являлся человеком осведомленным), — прислушаемся к тому, что он сообщает по поводу этого «толчка извне»: «Летом 1931 года к нему [Бернарду Шоу] заехал маркиз Лотиан. Он передал Шоу, что леди Астор нуждается в срочном отдыхе и что лорд Астор и он, маркиз Лотиан, хотели бы сопровождать ее в Москву и не желали бы себе лучшего спутника, чем Шоу. Лучших спутников не мог себе пожелать и Шоу».
Этот небольшой фрагмент очень содержателен.
Прежде всего, мы узнаем, что (если Пирсон точен) инициаторами поездки в Москву были маркиз Лотиан и Асторы, а вовсе не Шоу.
Мы узнаем также о близости маркиза Лотиана к семейству Асторов — иначе с какой стати его беспокоило бы состояние леди Астор?
Мы узнаем, наконец, что не только между Шоу и Асторами, но и между Шоу и маркизом Лотианом существовали приязненные отношения (Шоу и трио Лотиан–Асторы друг для друга — «лучшие спутники»).
Попутно возникает вопрос: кто такой маркиз Лотиан? Мы обязательно к нему вернемся, но несколько позже. А сначала зададимся другим вопросом: почему, собственно, Лотиану и Асторам понадобился Шоу? Не потому ли, что отправиться в Советскую Россию на правах частных лиц совсем не то же самое, что отправиться в одной делегации с великим драматургом, дружественное слово которого крайне важно для СССР и которого будут принимать «по высшему разряду»?
Заметим, что в обсуждаемый нами момент времени (начало 1930-х годов) отношения СССР и Великобритании были напряженными. Причем если с английскими либералами и лейбористами Советскому Союзу удалось выстроить хоть какой-то диалог, то с консерваторами, крайне непримиримо относившимися к «большевистскому режиму», диалог не налаживался. Так что представители Консервативной партии Асторы могли тут претендовать на роль первопроходцев. А первопроходцу в каком-то смысле никакой скандал местного розлива (мало ли что натворил чей-то сынишка!) уже не страшен. Потому что первопроходец — конечно, в случае, если удачно исполнит свою роль, — становится обладателем «эксклюзивных» отношений (или «эксклюзивной» информации). То есть представляет ценность и для правительства, и для политической элиты своей страны. А если он представляет ценность, то газетчики его тронуть не посмеют.
В уже упомянутой нами биографии Бернарда Шоу, принадлежащей перу Хескета Пирсона, черным по белому написано, что изначально в программе пребывания Шоу в Москве встреча со Сталиным не значилась. Шоу и не рвался к этой встрече. С кем ему действительно хотелось встретиться, так это с вдовой Ленина Н. К. Крупской. Со Сталиным же он встречи не искал, «не имея к нему дела и не стремясь тратить время на удовлетворение своего любопытства...»
А вот «остальные участники поездки (то есть Асторы и Лотиан — А.К.) поставили себе целью добиться беседы со Сталиным». И добились: «Несмотря на то, что Сталин не давал интервью иностранцам и с ним не встречались даже британский и американский послы, для лорда Астора и его друзей было сделано исключение».
Далее Пирсон излагает со слов Шоу некоторые подробности этой встречи. В частности, сообщает о содержании беседы маркиза Лотиана со Сталиным. Лотиан «посвятил Сталина в то трудное положение, в каком оказалась тогда английская либеральная интеллигенция. Остатки партии разделились: правое крыло примкнуло к консерваторам, а левое осталось ни при чем. К лейбористской оппозиции левые не присоединялись, ибо в области государственного управления во многом принципиально расходились с лейбористами. Левые либералы, по мнению Лотиана, были единственной политической организацией на Западе, способной на подлинно научное построение коммунизма. Такая программа определит им место слева от лейбористской партии, что создаст новую ситуацию в британской политической жизни».
Итак, Лотиан взялся «сватать» Сталину «левых либералов». Надо иметь в виду, что с 1916 по 1921 гг. Лотиан был личным секретарем Ллойд Джорджа — последнего британского премьер-министра от Либеральной партии. Английские либералы c середины XIX века по двадцатые годы ХХ века являлись, наряду с консерваторами, одной из двух ключевых политических сил Великобритании. Но к описываемому моменту утратили былые позиции — их потеснили лейбористы, ставшие основными соперниками Консервативной партии.
Описав сложившуюся обстановку, лорд Лотиан перешел, надо полагать, к основной цели своей поездки в СССР. Он предложил Политбюро пригласить Ллойд Джорджа в Москву с официальным визитом, поскольку тот является «лидером новой секции» (левых либералов) и ему нужно увидеть своими глазами, каких успехов достигла Россия.
Однако «Сталин только улыбнулся в ответ. С юмором, который едва ли дошел до его гостей, он пояснил, что роль господина Ллойд Джорджа в Гражданской войне, когда барон Врангель вел белых в поход против красных, — эта роль делает официальное приглашение этого господина невозможным (Ллойд Джордж поддерживал Врангеля — А.К.). Однако если только господин Ллойд Джордж пожелает прибыть в Россию как частное лицо, он не останется в обиде на своих экскурсоводов».
Лорд Астор («ради которого было затеяно это свидание») заверил Сталина, что «вопреки разнузданной антисоветчине, которой дышит британская пресса, в Англии набирают силу дружеские настроения по отношению к России и проводимому ею великому социальному эксперименту».
В общей сложности встреча со Сталиным продлилась более двух часов.
Если Асторы рассчитывали на то, что поездка в Москву принесет им определенные дивиденды, то расчет этот полностью оправдался. Известие о том, что Асторы и Лотиан наряду с Бернардом Шоу встречались со Сталиным, разлетелось с быстротой молнии. А появившийся позже апокриф, согласно которому леди Астор стала единственным на планете человеком, не побоявшимся в лицо назвать Сталина «убийцей», оказался ничуть не менее популярным, чем анекдоты о ее перепалках с Черчиллем. (Якобы во время встречи со Сталиным леди Астор неожиданно спросила его: «Когда вы прекратите убивать своих подданных?» Переводчик обмер, но по требованию Сталина перевел вопрос. Сталин спокойно ответил: «В нашей стране идет борьба с нарушителями конституции. Мир наступит, когда нарушения прекратятся».)
Что касается Бобби Шоу, то он, получив предупреждение о надвигавшемся аресте, не пожелал бежать из Великобритании и был арестован. Однако по возвращении из СССР Асторам удалось при помощи симпатизировавшего Сталину газетного монополиста лорда Бивербрука добиться практически невозможного: новость об аресте сына леди Астор не стала достоянием общественности. А в ноябре 1931 года Бобби был уже освобожден.
В следующей статье мы остановимся подробнее на фигуре маркиза Лотиана. Данная фигура важна для нас — в том числе потому, что Лотиан вскоре станет одним из ключевых участников «кливденской клики».