Еще одной группой вопросов, в отношении которых у большинства граждан России нет явно выраженной позиции (и тоже, как и по проблемам эвтаназии и смены пола, — в силу недостаточного знания и понимания проблемы), оказались вопросы, посвященные «законам» о фостерных семьях (фостерная семья — это семья «профессиональных приемных родителей», работающих по найму, с которыми государство заключает контракт на воспитание ребенка). «Законам» о фостерных семьях были посвящены вопросы №№ 14.22; 14.24; 14.25; 14.26. Распределения ответов на эти вопросы представлены на рис. 30–33.
Бросающаяся в глаза особенность генеральных распределений по всем вопросам, связанным с регулированием фостерных семей, — значительная доля ответов «Не уверен» — от 31 % до 45 %. По-видимому, большинство респондентов никогда не слышали о фостерных семьях и проблемах, с ними связанными. Это и не удивительно, так как важнейшая реформа, касающаяся судеб 650 000 российских сирот, из которых 70 % являются «социальными» (то есть родители которых отказались от детей или лишены родительских прав), тихо ведется вот уже более 10 лет без, казалось бы, необходимого в таких случаях широкого общественного обсуждения, и, главное, общественного участия. Правды ради, надо сказать, что, похоже, никакое общественное обсуждение не помогло бы. Как не смогли широчайшая всероссийская дискуссия и даже массовые протесты родителей и педагогов поколебать решимость прогрессоров из «нашего» правительства дойти до победного конца в деле егэшизации и болонизации российского образования.
Почему две реформы, касающиеся детей, проходят так по-разному: одна — быстро и тихо, как квартирная кража, а другая — шумно и безжалостно — как разграбление поезда? Может быть, одна из них — реформа системы опеки — чем-то лучше второй — реформы образования? Может, дело в том, что реформа опеки не совсем плохая, а реформа образования — плохая совсем? Представляется, что дело не в качестве реформ, которое строго контролируется «единственным европейцем» в нашей стране, и поэтому всегда находится на одном и том же неприемлемом для страны и народа уровне. Дело в том, что за одних детей (у которых есть родители) есть кому вступиться, а за других — некому. Впрочем, может, даже и это не причина практически отсутствующей информированности граждан о фостерных семьях. Ведь и о ювенальных подходах в сфере семьи и детства, о ювенальных технологиях и последствиях их внедрения, которые затрагивают интересы всего населения России (а не только детей-сирот и приемных семей, как в случае с фостерными семьями), граждане практически случайно узнали только в связи с российско-американским выяснением отношений вокруг дела Магницкого.
Общее во всех перечисленных реформах одно — сверхестественная энергичность и ослиная упертость правительственных реформаторов, сочетающиеся с полной глухотой к очевидным аргументам против их реформ. И всё это — из-за монетизации. О, это священное слово! Например, монетизация образования привела к тому, что образование теперь — просто платная услуга, а не формирование и воспитание (воспитывать и формировать теперь разрешено только толерантность). Так же монетизируется и сфера социальной защиты, только здесь товаром являются не баллы и дипломы, а сами дети и бюджет, отпущенный на их защиту. Ювенальные технологии служат для расширения этого рынка за счет увеличения неблагополучных детей. Фостерные семьи — часть этой технологии.
На примере США хорошо видно, насколько технология фостерных семей неоднозначна и противоречива. Так, в США, в которых эта система развивается уже более ста лет, до сих пор нет единых федеральных стандартов в отношении фостерных семей, каждый штат имеет свои правила и законы, сильно отличающиеся друг от друга.
Фостерная семья по документам рассматривается как временное экстренное решение для размещения ребенка, оказавшегося в трудной жизненной ситуации, установление эмоциональной привязанности ребенка к попечителям из фостерной семьи рассматривается как осложнение и только в качестве исключения приводит к постоянному проживанию ребенка в этой семье до 18 лет. Фостерная семья в самих США рассматривается не как универсальное средство для решения проблем осиротевшего или находящегося в трудных жизненных обстоятельствах ребенка, а одна из семи форм семейного жизнеустройства детей, главной и желательной из которых является «помещение в семьи родственников». При этом ребенок передается даже одиноким бабушкам или дедушкам, а государство оказывает в таких случаях материальную и социальную поддержку.
У нас же, в России, фостерная семья превращена в панацею от всех бед, в средство ликвидации «национального позора» — детских домов. При этом можно рапортовать о формальном выполнении требований главных правовых документов, в которых закреплено право ребенка на жизнь в семье. Передал ребенка дяде с тетей, которые не имеют даже опекунских прав и обязанностей, не несут почти никакой ответственности, не должны иметь взаимную симпатию с ребенком, как при усыновлении, — и всё, проблема решена: «ребенок живет в семье».
Включая соответствующие вопросы в анкету, мы понимали, что о фостерных семьях мало кто знает, поэтому сам термин не использовали, но постарались донести особенности фостерных семей в тексте вопроса. И по ответам видно, что эти особенности вызывают массу сомнений у российских граждан. С одной стороны, вроде бы труд приемных родителей нужно оплачивать, как минимум снижать для семьи издержки, связанные с содержанием и воспитанием приемного ребенка. Однако отсутствие усыновления или установления опеки над приемными детьми смущает граждан, потому что понятно, что это прямо ведет и к отсутствию ответственности. И в результате общество раскалывается на 3 практически равные части.
Одни выступают за то, чтобы платить зарплату приемным семьям, закрывая глаза на то, что такие семьи почти не отвечают за детей, и на то даже, что детей из таких семей могут в любой момент сдать назад, в детский дом, или обменять на других.
Вторые выступают за то, чтобы исключить возможность зарабатывания на приемных детях, закрывая глаза на то, что в этом случае многие семьи, искренне желающие помочь сиротам, не смогут этого сделать просто из-за недостатка средств.
А третьи — а их больше трети в российском обществе — не могут примкнуть ни к первым, ни ко вторым, потому что вопросов к фостерным семьям много, а ответов мало.
Очень показательно распределение ответов на вопрос о «законе», который бы запрещал отказываться от ребенка, взятого на воспитание в приемную семью. Большинство (45 %) не смогли дать определенный ответ — всё же ситуация с каждым ребенком уникальна и требует уникальных решений. Меньшинство (20 %) выступают против такого «закона» — вероятно, думая о тех случаях, когда дети и родители действительно «не сходятся характерами» и дальнейшее пребывание ребенка в семье становится мукой для всех. А треть опрошенных (32 %), в свою очередь, поддерживают подобный «закон» — вероятно, надеясь на то, что невозможность отказа от ребенка повысит ответственность людей при принятии решения взять ребенка в семью. Это как при рождении собственных детей — подавляющее большинство наших граждан считают (это видно из ответов на вопросы №№ 19–20 анкеты, которые будут проанализированы позже), что от собственных детей могут отказываться только уроды или преступники.
И всё же большинство граждан России — 56 % — считают, что право на воспитание приемных детей в семье должно предоставляться только при условии усыновления детей или установления опеки над ними.
И это, по сути, является явной и главной оценкой нашим обществом практики фостерных семей. Большинство российских граждан считают, что, независимо от финансовых и прочих проблем, воспитание приемных детей в семье возможно только на основе любви и ответственности. Если за такое воспитание государство будет платить — хорошо. Но нельзя доверять воспитание детей людям, которые на этом только зарабатывают, не беря на себя никакой ответственности (которая задается усыновлением и установлением опеки), и не испытывая любви к ребенку.
И еще важный вывод: всем, кто обеспокоен судьбой детей-сирот в России, необходимо резко усилить информационную, разъяснительную работу среди населения. Потому что слишком многие не знают и не понимают современной обстановки и современных проблем воспитания детей-сирот. А будучи плохо информированными и ничего толком не понимающими, граждане становятся легкой добычей либеральных пропагандистов, которые в погоне за монетой монетизацией, готовы, кажется, торговать не только сиротами, но и своими собственными детьми.
Продолжение следует