Так получилось, что я вместе с людьми в высшей степени неспортивными должен был сплавляться на надувной лодке по очень бурной реке. Наш инструктор, обращаясь к этим людям, растерянно глядевшим на пенившиеся пороги, сказал: «У вас одна задача — грести. Что бы с вами ни происходило, вы должны заниматься только этим. Когда вам кажется, что дело дрянь, — гребите с удвоенной силой. Вот и весь мой инструктаж».
Я понял значение этого инструктажа в тот момент, когда волны стали обрушиваться на лодку, и один из гребцов перестал грести. «Греби!» — закричал инструктор страшным голосом. И применил к отказавшемуся соответствующие санкции. Отказавшийся опомнился. Мы спаслись.
Пока ты организуешь противодействие — реке или политическому врагу — ты сохраняешь системность и можешь победить врага. Как только ты перестаешь этим заниматься — враг торжествует полную и окончательную победу.
Вопрос на засыпку: чем бы кончился предельно бездарный ГКЧП, если бы члены этого самого ГКЧП не поехали к Горбачеву на поклон, а продолжили бы «грести» вопреки всему?
Вывод №1: Войну вы ведете до тех пор, пока являетесь системой.
Вывод №2: Политическую войну вы ведете до тех пор, пока являетесь политической системой.
Вывод №3: Задача врага — разгромить вас как политическую систему: потеряв системность, вы отдаете себя на милость победителя.
Вывод №4: В политических битвах в плен не берут.
Вывод №5: Не научившись побеждать в политических войнах, ты обрекаешь на гибель себя и все, что тебе дорого.
Вывод №6: Чтобы научиться побеждать в подобных войнах, надо осознать их специфику.
Вывод №7: Эта специфика существенным образом определяется содержанием понятия «политическая система».
Политические системы могут иметь как партийный, так и иной характер.
В ходе перестройки, например, враг объявил войну не только КПСС, но и тому, что он назвал «командно-административной системой». Это тоже была политическая система! — лишенная, в отличие от КПСС, идеологического цвета и запаха, но подлежащая разгрому по причинам собственно политического характера.
В начале ХХ века политическая война была объявлена такой системе, как российское самодержавие. Российское самодержавие было полноценной политической системой, не имеющей ни партийного, ни узкоидеологического содержания. Это никоим образом не помешало врагу вести с нею беспощадную политическую войну, добиться ее полного разгрома и насладиться всеми плодами оного. Горькими в том числе.
Любая политическая система имеет:
1) лидера (или лидеров);
2) политическое ядро, в которое входят высшие должностные лица, отвечающие за работу тех или иных блоков, слагающих политическую систему;
3) штаб, координирующий работу внутрисистемных блоков;
4) команду, обеспечивающую реальное функционирование этих блоков;
5) опорную социальную базу, из которой рекрутируется команда;
6) механизмы, обеспечивающие подобный рекрутинг;
7) особо важный механизм, позволяющий мобилизовывать общественные энергии (в целом, политика и представляет собой управление общественными энергиями).
8) В случае, если лидер (или лидеры), обладая формальными прерогативами (например, статусом монарха или иным другим высшим статусом), в большей или меньшей степени уклоняется от выполнения лидерских функций, в систему может быть включен дополнительный сублидерский элемент. Слабый царь и сильный советник — это коллизия вполне заурядная.
Одним из таких сублидеров, сыгравших серьезную роль в политической войне против российского самодержавия, был Григорий Распутин. Упоминаю его здесь, потому что большая политическая война с домом Романовых и российским самодержавием велась под флагом малой войны с Распутиным. Обращаю внимание на сугубую политичность такой войны, поскольку Распутин не был носителем какой-либо определенной идеологии. Рассмотрим, как соотносились малая политическая война с Распутиным и политические же войны совсем другого масштаба.
Возможно, что какие-то конкуренты Распутина хотели бы занять сублидерское место рядом с Николаем II.
Возможно, кому-то казалось, что разгром Распутина спасет самодержавие и правящую династию.
Но серьезные политические силы вели с самодержавием жесточайшую политическую войну. И они понимали, что, победив в малой политической войне против Распутина, смогут облегчить себе победу в большой войне. Беспокоил их, конечно же, не моральный облик Распутина (мало ли было распутников при дворе?). Их беспокоила способность Распутина как сублидера воскрешать волю в лидере Николае II и в узкой команде лидера. Со смертью Распутина эта воля угасла окончательно. И враг самодержавия сумел разгромить самодержавие как политическую систему. То есть выиграть политическую войну — применив даже такое средство, как индивидуальный террор.
Война с кардиналом Ришелье, спасающим слабую власть Людовика XIII... Война с кардиналом Мазарини, спасающим слабое регентство Анны Австрийской... Разумеется, не все противники Ришелье и Мазарини вели политическую войну. Кто-то хотел, отстранив их, приблизиться к трону. Но, например, семейство Гизов воевало с Ришелье и Мазарини именно ради низвержения династии, замены существующей монархической национально-политической системы системой совсем иной — возможно, обрекавшей Францию на безгосударственное бытие в рамках Священной Римской империи.
Многие склонны размывать грань между идеологическими и политическими войнами. Между тем, идеология и политика — это «вещи», хотя и сопряженные, но далеко не тождественные. Александр Зиновьев писал о диссидентах, что они-де, мол, «метили в коммунизм, а попали в Россию». Восхитившись меткостью стрелка, который метил в одно, а попал в другое, обратим внимание на то, что «метили в коммунизм» — это идеологическая война, а «попали в Россию» — это война собственно политическая.
Как же именно могут сочетаться друг с другом идеология и политика?
Вариант №1. Врага коммунизма не интересует, где именно победил коммунизм: в России, Китае, Греции. Он будет уничтожать его везде с одинаковым рвением. Вырывать его ростки с корнем, где бы они ни появились. Хоть в Америке, хоть во Франции, хоть в Судане. Такую войну можно назвать чисто идеологической.
Вариант №2. Враг коммунизма стремится победить коммунизм. И он отдает себе отчет в том, что без СССР коммунизм будет победить гораздо проще. Именно поэтому он начинает политически воевать с СССР как государством и с КПСС как правящей партией. Мол, сокрушим КПСС — рухнет СССР. Рухнет СССР — ослабнет коммунизм, и его легче будет добить до конца. В этом случае мы имеем дело с идеолого-политической войной.
Вариант №3. Врагу надо уничтожить СССР как государство, как политическую, а не идеологическую, систему. Но он знает, что ему легче это сделать, подорвав коммунизм (потому-то он и метит в коммунизм, чтобы попасть в Россию). В этом случае мы имеем дело с войной политико-идеологической.
Вариант №4. Врагу нужно уничтожить Россию именно как политическую, а не идеологическую систему. Ему нужно уничтожить Россию как систему власти и управления, организующую жизнь народа на территории. Ему не нужна никакая другая система организации жизни народа на этой территории. Ему нужна полная дезорганизация, порабощение народа, «зачистка» территории. В этом случае война носит чисто политический характер. И даже если политическая система будет вопить во всю глотку, что она отказалась от идеологии как таковой, демонстрировать глубину своей деидеологизации — враг все равно будет вести политическую войну, обвиняя систему в том, что она недемократична или криминальна, аморальна или ресурсно эгоистична. «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». В ходе ведения такой чисто политической войны враг, входя в раж, все больше пренебрегает какими-либо идеологическими приличиями. Именно таков характер войн с «режимом Хусейна», «режимом Милошевича», «режимом Мубарака», «режимом Каддафи», «режимом Асада», «режимом Путина».
Победить режим Путина — соорудить на его обломках полноценный хаос — управлять хаосом — делить страну на части — вводить на территориях внешнее управление — вот цель большой политической войны, ведущейся под прикрытием слов о малой политической войне с путинизмом. После победы враг устами нового Зиновьева ханжески провозгласит: «Мы метили в путинизм, а попали в Россию».
Присмотримся внимательнее к соотношению между большими и малыми политическими войнами.
Движение «Суть времени» — это партийно-политическая система, с которой враг ведет вроде бы малую политическую войну. Очень важно, что эта война носит напряженно деидеологизированный характер. Противник яростно уклоняется от идеологической войны с «Сутью времени». Не обсуждает ее идеи, ее стратегию. Почему? Потому что он наобсуждался в ходе «Суда времени». Потому что убежден в неминуемости своего идеологического фиаско.
Точно так же перестроечный враг вел в конце 80-х годов политическую войну против возглавляемого мною «Экспериментального творческого центра». Мы говорили о незадействованных ресурсах коммунистической идеологии, о стратегии прорыва. Враг в ответ вопил о распутинщине, фабриковал фальшивки и т.д.
Адресуя всю эту ахинею тогдашнему дезориентированному обществу, враг на своих посиделках откровенничал: «Кургиняновский ЭТЦ — это мозг. Если этот мозг соединится с политическим телом, нам не удастся разгромить систему и добиться победы. А значит, надо разорвать связь между мозгом и телом, подключить к телу мозг, подающий неверные сигналы, побудить тело к неверным действиям и разгромить систему».
Именно это и было сделано в августе 1991 года.
В ходе перестройки возглавляемый мною «Экспериментальный творческий центр» был мозгом державных антиперестроечных сил. Очень мощных сил — таких, как КПСС. К лету 1991 наша программа была принята союзом городов-героев, то есть партийным большинством, готовящимся к выдвижению на XXIX Съезде КПСС нового партийного лидера. Но и не только. Сопротивлявшаяся развалу часть советской системы состояла отнюдь не только из приверженцев коммунистической идеологии. Да, мы были мозгом, посылающим сигналы в очень сильное тело.
Но природа посылаемых нами импульсов исчерпывалась понятиями «консультация», «экспертиза», «планирование», «влияние на решение». Одно дело — структура, лишь влияющая на решения, но не принимающая их. Другое дело — структура, разрабатывающая планы, принимающая политические решения и проводящая эти решения в жизнь. Именно потому, что к концу 2011 года мы стали именно такой структурой, удалось сорвать «перестройку-2». И именно потому, что мы стали такой структурой, враг ведет с нами полноценную политическую войну — осознавая, что этот самый мозг, который в 1991 году удалось отключить от чужого тела, в 2011 году обзавелся телом собственным, от мозга неотделимым.
Он ведет ее с нами потому, что мы мешаем его победе в большой политической войне против России. Вменяет же он нам то, что мы мешаем ему в малой войне с путинизмом. Так о какой же войне идет речь на самом деле?
Чтобы дать точный ответ на этот вопрос, надо присмотреться к тому, как враг воюет с другими — как малыми, так и немалыми — политическими системами. К примеру, с Русской православной церковью. Ведь он ведет с нею именно политическую, а не идеологическую войну. Конечно, наряду с политической он ведет против РПЦ все войны, включая метафизическую. Но осью является политика в чистом виде. Враг ненавидит церковь за то, что она не оказала ему политической поддержки на Болотной и Сахарова. Он ненавидит ее как нового «коллективного Распутина», вдыхающего какую-то волю в слабеющую от вопиющей своей бессмысленности политическую систему.
Победа в нескольких политических войнах — как малых, так и немалых — нужна для победы в большой политической войне против России, против любых форм организации единой народной жизни на территории единой страны.
Вот почему, воюя на всех фронтах: идеологическом, культурном, метафизическом и т.д. — мы должны настойчиво и упорно постигать природу и специфику войны политической. Мы должны научиться побеждать во всех ведущихся против России войнах. Мы научились малым победам: над Млечиным и Сванидзе, над белоленточниками, над ювенальщиками. Путь от этих побед до той, которая нам нужна, тернист и долог. И что? Победа не гарантирована. И что? Судьба человечества зависит от того, овладеют ли наследники Суворова, написавшего «Науку побеждать», знаниями, позволяющими победить врага в XXI столетии. И хватит ли у них после овладения этой новой наукой воли, без которой победа в принципе невозможна.
У тех, кто стал печатать «Искру» в 1900 году, шансов на победу было меньше, чем у нас. Но ведь они победили. И победив, спасли Россию и человечество. А мы?
