Все началось с того, что в июне 2014 года лидер движения «Суть времени» Сергей Кургинян встретился в Ростове-на-Дону с украинскими сутевцами. Всем, готовым оказать сопротивление киевской хунте, было предложено собраться в Донецке для участия в деятельности миссии. Предполагалось, что миссия будет действовать на трех направлениях:

• медицинском (планировалось открыть медицинский центр с передвижным госпиталем, аналогичным госпиталям МЧС на базе КамАЗа, для оказания помощи мирному населению и ополченцам);

• гуманитарном (гумпомощь от «Сути времени» поступала в детские учреждения Донбасса с начала войны, но было понятно, что ее нужно существенно расширить);

• информационном (создание собственного информационного центра представлялось очень актуальной задачей, поскольку потребность иметь целостную и объективную картину происходящего была крайне острой).

Вечером 3 июля 2014 года Сергей Кургинян прибыл в Донецк, чтобы в течение нескольких дней утрясти все вопросы, связанные с открытием миссии. По совпадению, именно в этот момент — в ночь на 5 июля — Стрелков оставил обороняемый им Славянск. В Россию тут же стали поступать странные сообщения, будто идет сдача Донецка, будто руководство республики покидает здание администрации и в Донецке царит паника. Это не соответствовало реальной ситуации, и Кургинян отреагировал на эти дезинформирующие вбросы информационными сообщениями с пометкой «срочно». В телефонных интервью, а затем и в видеообращениях он предъявил общественности анализ ситуации, сложившейся на Юго-Востоке Украины, и возложил на Стрелкова персональную ответственность за сдачу Славянска.

5 июля 2014 года. Сергей Кургинян из Донецка о ситуации на Юго-Востоке. Информационный выпуск № 1

«Я нахожусь на Юго-Востоке Украины. Не из любви к военному туризму, а потому, что надо разобраться. Нельзя, находясь на расстоянии от событий, рассуждать об этих событиях, делать умозаключения и так далее. Нужно знать конкретно, что происходит.

Теперь я знаю, что происходит. И я вам могу сказать абсолютно искренне, что здесь сражаются самоотверженные, бескорыстные люди. Люди, действительно готовые умереть за идею. Этих людей много, живут они в очень неприхотливых условиях абсолютно по-братски. Тут замечательная человеческая атмосфера.

Люди ориентируются на разных военных лидеров. Для меня каждый из этих лидеров, я подчеркиваю — каждый! — является героем хотя бы потому, что на него ориентируется много людей. Они реально верят своим лидерам. Вся эта интернетная мышиная возня по поводу того, какие тут идут между ними «схватки» и так далее, является деструктивной, поскольку главная задача сейчас — это абсолютно братские, равновесные отношения между всеми военными лидерами, которые вместе здесь дают отпор бандеровской агрессии.

Вся ставка врага идет на то, что тут начнутся какие-нибудь противоречия, что эти противоречия будут нарастать и что тогда всё это можно будет взять голыми руками по известной формуле divide et impera — «разделяй и властвуй». Враг этого не дождется. И присутствуя здесь, я, прежде всего, категорически хочу работать на мир внутри всех антибандеровских сил.

Есть два аспекта проблемы.

Я был советником Игоря Николаевича Смирнова, президента Приднестровья. Я существовал в Приднестровье и в самый горячий период, и в последующем. И поскольку я всегда представлял собой радикальную оппозицию Борису Николаевичу Ельцину и всему его клану, то иногда прямо из души рвалось желание сделать каким-то способом так, чтобы Приднестровье стало антиельцинским тотально и проявило себя ярко в этом качестве. Но я понимал, что достаточно два или три раза это сделать — и Приднестровья не будет вообще! Потому что подобного рода территории живы только прямыми стратегическими контактами — человеческими, гуманитарными и иными — с тем государством, внутренней частью которого они себя считают.

Приднестровье живет более двадцати лет в этой ситуации. И живет, подчеркиваю, хорошо. Но если бы тогда патриотические лидеры захотели превратить Приднестровье в оплот антиельцинизма, то Приднестровье не прожило бы и десяти дней. Я понятно говорю?

То же самое сейчас с Юго-Востоком. Если действительно верить в то, что можно построить большой, улучшенный вариант Приднестровья, с общей границей с Россией — а шанс на это есть, — работать надо именно на эту модель. Я начал об этом говорить с первого дня разворота конфликта, я уже тогда сказал: не ждите крымского варианта, не ждите! Это не вариант, когда ненадолго надо мобилизоваться. Надо вкалывать, засучив рукава, много, каждый день для того, чтобы реализовать приднестровский сценарий.

Поэтому первая задача, которая существует: прочнейшая связь с реальной Россией! Юго-Востоку нужна прочнейшая связь с реальной Россией, а не конфронтационные истерики.

Второе. Реальная поддержка Юго-Востока осуществляется. Она осуществляется и гражданским обществом, и теми группами гражданского общества, которые имеют крупные возможности. Эта поддержка идет! Разговоры о том, что «здесь все абсолютно без поддержки находятся, и никто совсем не помогает — ай-я-яй!» — это панические разговоры, не имеющие отношения к действительности.

Панические разговоры, которые превращают реальную трагедию Юго-Востока, трагедию наших братьев, людей, которые протянули нам руку и которые нас любят, в некоторый утрированный перформанс, выдаваемый потом на телеканале «Дождь», — являются категорически неприемлемыми. Все люди, которые этим занимаются, компрометируют полевых командиров, которые занимаются своей благой работой. И это настолько очевидно, что является одним из побудительных мотивов для меня приехать на место и с этим разбираться.

Что же касается того, что сейчас опять-таки, не без помощи провокаторов, с чудовищно истерическим преувеличением обсуждается в связи со Славянском, то я просто прошу всех, кто закатывается истериками, сообщить мне, с какими боевыми потерями сопряжен уход из Славянска? Сколько там, как говорят здесь, «двухсотых» и «трехсотых», то есть убитых и раненых? И как это соотносится с непрерывными заявлениями о том, что оттуда не уйдут, что там все падут ради того, чтобы героически утвердить свое дело и дать отпор зловещим бандеровским силам? Прошу дать точную информацию».

5 июля 2014 года. Сергей Кургинян и очевидцы из Донецка о ситуации на Юго-Востоке. Информационный выпуск 2

«Первый ополченец:

— Ну, ты говоришь по поводу того, что город Донецк сдали. Город Донецк не сдали. Мы же прибыли сюда, чтобы ублюдкам дать отпор. И мы его дадим. И духа, и силы, и ума, и смелости у нас хватит. Да какой сдаваться! Сдаваться будут <...> они. И пачками, <...>!

Житель Донецка:

— По поводу того, что администрация не работает, — это утка очередная. Так, как она работала, — выполняет свои функции. А вот эта информация, что якобы кто-то что-то занял, — это очередная авантюра украинских СМИ. У нас этого нет, все работают и выполняют свои функции. Завтра у нас санкционированный митинг на площади Ленина, собираются люди против этого нашествия, против этого фашизма, который тут начал процветать. Рано или поздно это всё закончится. И эти бандиты всё равно попадут на свое место. Это бандиты, и они все под наркотиками. А наркотики все они получают и идут в бой под этими наркотиками «башенные», и им фиолетово, что дети, женщины. Им безразлично.

Вот мне знакомые звонят с района. Там, где они оцепили некоторые районы Донецкой области, они что делают? Пьют вместе с селянами. «И сначала, — говорят, — делай дегустацию. Ты пей, а потом, — говорят, — мы будем пить». И они в итоге напиваются на пару и потом вытворяют к вечеру всякие фокусы — стреляют там... Мирное население всё это садило, сеяло, а они уничтожают. И уничтожают — ну, в алкогольном режиме, даже не думая, что он завтра будет жрать. Он же не думает, как прокормить людей, семью. Он об этом не думает. И вот они вытворяют чудеса. Они ж «башенные». И башню у них сточило, начиная от ихнего президента. Потому что по международным законам этого Петра Порошенко ждет Гаагский трибунал. А почему? Использование «коктейля Молотова» — использование в общественном месте — 8 лет тюрьмы. Этот срок с каждым днем он наматывает. И чем больше он в крови покупается, тем больше он себе срок намотает. И все те, которые побывали на Майдане в Киеве, — у них 8 лет. По международным законам хождение в маске в общественном месте — два года. Эта ложная команда, которая себя там избрала, сама себя избрала, они были на Майдане и учили детей использовать «коктейль Молотова». А «коктейль Молотова», по международным законам, — это 8 лет. Был ты, принимал участие, не остановил — тоже отвечаешь. Закон придет, и они будут отвечать все перед законом.

Эта ихняя Нацгвардия пытается что-то там устрашить... У нас шахты, как говорится, все открыты для них. Мы их всех там закопаем.

Второй ополченец:

— Сегодня 5 июля, мы находимся возле областной администрации. Всё здесь хорошо в городе Донецке. Всё здесь хорошо, никакой войны нету, всё здесь держится, всё нормально. Как вы видите, ничего здесь никто не сдался, здесь в полном комплекте наши бойцы. Никто не сдался — пускай сдаются они. Мы никогда не сдадимся, никому наш Донбасс не сдадим.

Что я хочу сказать? Что, конечно, пожелать всем, которые были в горячих точках, здоровья и мужества. И чтобы побыстрее закончилась война, не было больше никаких смертей, не убивали ни детей, ни женщин, никто не боялся, не сидел по подвалам, не думал, что сегодня придут и будут их расстреливать. Так что всё будет в Донецке хорошо, надеемся. И, главное, не переживайте — всё будет хорошо.

Еще прошу вас, кто где участвовал, настоящие патриоты, я вас очень прошу, чтобы вы все приезжали в Донецк. И будем отстаивать свой родной город, свою Новороссию. Мы за Донбасс! И мы победим.

Сергей Кургинян:

— Здравствуйте! Это опять я. И я буду всё время теперь выходить в эфир или по телефону в зависимости от того, где это будет находиться, с тем, чтобы комментировать события. Вы только что видели этот ролик. Вы прекрасно понимаете, что дикие вопли по поводу того, что донецкая администрация эвакуируется, что тут паника и бог знает что, — не имеют никакого отношения к действительности. Полное спокойствие. Абсолютно всё то же самое, что было вчера или позавчера.

Теперь по поводу того, что произошло в Славянске. Я снова спрашиваю одну и ту же вещь. Говорилось о том, что «мы оттуда вообще не уйдем». Говорилось о том, что «мы там все умрем». И говорилось о том, что «боже мой, Россия, что ты делаешь, ты не оказываешь нам помощи!»

Гражданское общество оказывает мощную помощь. Я подчеркиваю — мощную помощь. Гражданское общество очень дееспособно. И помощь оказана. Это первое.

А теперь я спрашиваю: когда ушли, то по какому коридору? Кто предоставил коридор? И сколько в день ухода было жертв или, как тут говорят, «двухсотых» и «трехсотых»? Спрашиваю: сколько?

У меня других вопросов нет. У меня один корректный вопрос. Я за мир всех военных лидеров, я за полную консолидацию сил, которые должны сражаться и защищать Донбасс. Я спрашиваю одну вещь: сколько в день ухода было раненых и убитых? Кто дал коридор? И почему ушли?

Думайте сами и не поддавайтесь на провокацию.

До встречи в СССР!»

5 июля 2014 года. Сергей Кургинян из Донецка о ситуации на Юго-Востоке. Информационный выпуск № 5

«Примерно в половине восьмого вечера по донецкому времени я встретился с ополченцами. Речь идет об ополченцах, покинувших Славянск. Люди глубочайшим образом растеряны. Это люди, которые искренне верили, что будут сражаться до конца. Им приказали уйти. Они ушли вообще без потерь. Они ушли по предоставленному им коридору. Они ушли, оставив в городе мирное население. А также какую-то часть людей, не пожелавших уйти.

Еще недавно эти люди называли себя «300 стрелковцев», имея в виду 300 спартанцев, которые будут отстаивать до конца Славянск, как новые Фермопилы. Еще недавно об этом всем говорил их лидер Стрелков. Всё произошедшее не укладывается у них в голове. Это не готовые солдаты, которых перебрасывать можно куда угодно и как угодно. Это простые самоотверженные люди. Сказать, что они растеряны, — значит, ничего не сказать. Они двигались в сторону здания службы безопасности, здания СБУ так называемого, находящегося в районе проспекта Щорса. Что они будут дальше делать и зачем они переброшены в Донецк — неизвестно.

Одномоментно рухнула репутация нового «царя Леонида», которую мучительно и надрывно делали. У меня с самого начала возникло недоумение по поводу того, как можно делать кому-то из военных лидеров ополченцев репутацию отдельно от близких лидеров. Но ее делали с надрывным акцентом на том, что этот военный лидер — воистину царь Леонид и герой высшей пробы. Что будут делать теперь все создатели этой репутации? Зачем так бесславно похоронили собственный нематериальный актив?

Мы постоянно читаем у мерзавца и провокатора Просвирнина и в других местах, что этот царь Леонид — это улучшенный вариант то ли Немцова, то ли Навального. Можно ли заниматься такой пакостью в условиях, когда на карту поставлена не только судьба миллионов и миллионов людей, тянущихся к России, но и буквально мировые судьбы?

Мы имеем дело с чем-то беспрецедентным по своей провокативности, и это произошло в момент, когда гражданское общество России — подчеркиваю, гражданское общество, а не государство — начало переламывать ситуацию.

Хныканья вчерашнего «царя Леонида» по поводу того, что у него совсем нет техники, является наглой ложью. У него появилась техника. И не с тем ли, что она появилась усилиями гражданского общества, связан неожиданный провокативный финт, при котором Славянск оказался сдан именно тогда, когда его вообще не атаковали, и когда у него было невероятно много возможностей для защиты?..

Я смотрел на лица молодых и немолодых, простых самоотверженных парней и девчонок, женщин и мужчин, ушедших из Славянска... Если мерзавцы думают, что так просто будет слита вся эта священная энергия, то они заблуждаются! Мерзавцы получат отпор! А патриотическое сопротивление Юго-Востока окрепнет, еще больше консолидируется и доведет свою борьбу с бандеровской хунтой до победного конца. До встречи в СССР!»

О нескольких июльских днях 2014 года, проведенных Сергеем Кургиняном в Донецке, вспоминает Алан Мамиев — человек, который в острый момент взял в руки видеокамеру, став первым оператором Информцентра «Сути времени».

Алан Мамиев:

«В то время Донецк был отрезан от границы с Россией. И чтобы попасть из России в Донецк, надо было ехать через Луганскую область. Сама дорога постоянно простреливалась. Никаких общих вооруженных сил ДНР тогда не было и в помине. Было много разрозненных подразделений, подчинявшихся лишь своим командирам и господу Богу, а больше никому. Поэтому даже такое небольшое путешествие, как путь из Ростова-на-Дону в Донецк, становилось очень адреналиновым приключением. Меня вообще удивило, что Кургинян пошел на подобный риск, ведь гарантировать его безопасность в данной ситуации вообще никто не мог.

Ехали мы кортежем: две легковые машины и два больших самосвала, в кузове которых было еще порядка 20 хорошо вооруженных бойцов. По дороге я спросил у Кургиняна, зачем он так рискует? Он сказал, что тут назревает что-то очень нехорошее. И он до конца не понимает, что именно. Просто, говорит, бывают моменты, когда понять до конца не можешь, но что-то чувствуешь... С такими тревожными настроениями он и приехал в Донецк.

4 июля 2014 года мы осмотрели помещение под госпиталь — это была какая-то частная клиника, хозяева которой сбежали в Киев, закрыв ее. По ходу дела выяснилось, что необходимости открывать новый госпиталь в Донецке нет, так что «Суть времени» ограничилась впоследствии регулярными поставками медикаментов для ополчения и гражданских.

На следующее утро, 5 июля 2014 года, стало известно, что Стрелков оставил Славянск и едет в Донецк. Ситуация в городе сразу поменялась, ведь все прекрасно поняли, что Стрелков своим «кутузовским маневром» не только сдал несколько городов, но и открыл украм прямую дорогу на Донецк. Положение в городе вот-вот могло стать критическим. Ополчение стало готовиться к городским боям и штурму Донецка.

Именно тогда Кургинян начал записывать свои обращения, задавая один простой вопрос: зачем Стрелков сдал Славянск и другие города?.. Как сейчас помню самую первую видеозапись — ее пришлось делать мне, больше было некому. Камеру я даже в руках держать не умел — по телефону товарищи из Москвы объясняли, куда нажимать.

5 июля мы выкладывали в интернет срочные сообщения из Донецка, одно за другим. Что тут началось! Среди тех, кто мне названивал, были даже некоторые члены СВ. Они говорили, что мы негодяи, клевещем на солнце «Русской весны», великого полководца и т. д. И это говорили не сторонние люди. Интернет и всё информационное пространство на тот момент были заняты силами, нанятыми для раскрутки проекта «Стрелков». Сходились в безумном экстазе все — блоггеры, журналисты, просто разного рода эксперты. Представить весь вал критики и проклятий, который на нас обрушился в тот день, сложно.

У меня всё сильнее создавалось ощущение, что мы без ведома влезли в чью-то крупную игру, влезли активно, и все участники игры, тайные и явные, были от этого в замешательстве. Они не поверили бы никогда, что Кургинян приехал в такой момент сюда случайно».

6 июля 2014 года Сергей Кургинян встретился в Донецке с теми членами украинских ячеек «Сути времени», кто откликнулся на его призыв.

В середине июля 20 человек, принявших решение войти в состав миссии, прибыли на базу батальона «Восток».

О том, что привело его в Донецк, рассказывает член миссии с позывным Петька:

«— Атмосфера в моем родном городе Киеве становилась с каждым днем невыносимей: всё чаще — и от сотрудников на работе, и на улице — были слышны откровенно фашистские призывы, всё чаще попадались молодые люди с татуировками в виде символов смерти, языческих рун, свастики. Город был пронизан ненавистью. Каждый раз, выходя на улицу, я был вынужден надевать маску отвязного хлопца. Мысли о необходимости ехать в Донецк посещали меня всё чаще.

Вспоминаю, как в июне 2014 года мне попалось видео с нашим товарищем Игорем Юдиным (Болгарином), в котором он, будучи депутатом ДНР, призывал не быть равнодушными и помогать, кто чем может. Я тогда подумал: «Я вот сижу тут за компьютером, а там братцы уже ведут настоящую деятельность — борьбу». Призыв Сергея Ервандовича Кургиняна собраться всем украинским ячейкам в Донецке был как команда «вперед».

Родным и знакомым сказал, что еду работать в Россию. Лишь одна мать знала, куда я еду. Хоть она очень переживала за меня, но в душе мною гордилась, о чем позже не раз говорила.

И вот я стою на перроне Донецкого вокзала. Хоть день был пасмурный, но в душе у меня сияет солнце, уже нет необходимости надевать маску. В осажденном городе под бомбежками мне было спокойней, чем в оккупированном Киеве.

По приезду на базу «Востока» нас поселили в автомобильный бокс. Стены его были покрыты грибком, бетонный пол пропитан автомобильным маслом, спать приходилось на ящиках от снарядов. Сперва никто на это не обращал внимания — у всех было приподнятое настроение и дружелюбное отношение друг к другу. Но через пару дней сырость и психологическая нагрузка дали о себе знать, и многие из нас заболели. Порой ночью не было ни минуты, чтобы кто-то не кашлянул.

Командиром учебной роты был 15-летний паренек, позывной Ройс. Несмотря на юный возраст, держался он достойно и уверенно обращался с оружием, в то время как большинство из нас не служили в армии, так что автомат в руках мы держали впервые.

Спустя некоторое время после приезда нам принесли ящик АКМов, которые надо было снять с консервации. Мы их чистили целый день и полночи, с некоторых приходилось снимать всю краску до блеска — настолько они были ржавые. А поутру прозвучала наша первая боевая тревога. Стоя на плацу с автоматом и не будучи уверенным в его работоспособности, я зарекся, что впредь не буду ложиться спать, не дочистив оружие до конца.

Отдельной главой нашего перебыванная на базе «Востока» были нескончаемые воздушные тревоги. Перед глазами стояло видео с оторванными конечностями после бомбежки Луганской ОГА. Ощущение опасности обострялось еще тем, что через пару боксов от нас находился склад с боекомплектом. Тогда у нас выработалась привычка спать одетыми».

Кот:

«17 июля 2014 года миссия «Сути времени» начала работать. Требовалось быстро и качественно «погрузиться» в ополченческую среду, понять ее, заставить уважительно отнестись к себе. Это была непростая задача. Члены миссии еще не успели толком познакомиться друг с другом. Подавляющее большинство впервые столкнулось с элементами военной службы, мало того — вообще не имело опыта общежития, к тому же в условиях, прямо скажем, не слишком комфортных. Лишь трое служили в армии, остальные никогда не держали оружие в руках.

На базе «Востока» к сутевцам поначалу относились как к «ботаникам» — отправляли на кухонные наряды, разгрузку продуктов и боеприпасов. Было много комичных ситуаций. Справились. Закалились. И использовали этот опыт в дальнейшем.

Информцентр «Сути времени» ежедневно выпускал видеоролики, записывая интервью ополченцев, фиксируя трагические события — последствия обстрелов Донецка и прилегающих населенных пунктов: разрушения домов, гибель мирных граждан. В первые месяцы бессменным репортером Информцентра был Алан Мамиев. Позже прошли обучение и пополнили состав военных корреспондентов миссии Газетчик, Болгарин и Алтай, начал выступать в роли репортера Кот.

— Мы старались фиксировать преступления украинской хунты, сообщать о них России и миру, противостоять лжи, распространяемой украинскими СМИ. Снимать картинки горя людского было трудно. Горящие и разрушенные дома, раненые и убитые мирные люди — смотреть на это было очень тяжело.

Я помню, как мы приехали в город Ясиноватая, к дому, рядом с которым упала ракета «Град». Она упала во двор, в котором в это время сидели на лавочках трое молодых людей. И взорвалась. Все трое погибли. Двоих погибших просто перемешало в кровавую кашу. Мы сняли эту страшную картину. Но необходимо было, чтобы кто-нибудь из местных жителей рассказал о том, что именно произошло. Обычно люди, ставшие свидетелями трагического события, охотно делятся своими переживания на камеру. Мы подошли к небольшой группе женщин, стоявших у дома через дорогу, и обратились к ним с просьбой рассказать, что они видели. Одна из женщин как-то потянулась к нам и внезапно задала вопрос: «Их тела целы?» Я не нашелся, что ответить. Она всё поняла по моему молчанию — и упала в обморок. Это была мать одного из погибших.

Тяжело выступать сторонним наблюдателем, когда вокруг тебя столько горя. Если бы мы были обычными репортерами, гоняющимися за «жареными» фактами, я бы не смог продолжать эту работу. Люди, пережившие ужас обстрелов, чаще всего понимают необходимость сообщить миру о том, что происходит на Донбассе, делятся на камеру своими переживаниями, обращаются к своим заблудшим бывшим украинским соотечественникам».

18 июля 2014 года в Донецк пришла первая партия гуманитарной помощи от движения «Суть времени». Далее гумпомощь поступала уже регулярно. В кратчайшие сроки ростовской ячейкой «Сути времени» был организован склад, на который стекались гуманитарные грузы из пунктов сбора гумпомощи СВ со всей России.

В целом июль 2014 года запомнился многим членам миссии пустынными улицами Донецка и ощущением надвигающейся катастрофы. Фронт стремительно приближался. Нависла непосредственная перспектива уличных боев за город. Нельзя было стать обузой ополчению. В этой связи пришлось определяться: эвакуация или бои. В итоге никто не эвакуировался. Сутевцы начали учиться воевать. На базе батальона «Восток» была создана боевая группа «Сути времени».