Мрачные новости о планах по сносу цирка на Вернадского, о начатом уничтожении комплекса зданий СЭВ в самом центре Москвы и о менее масштабном, но тоже возмутительном проекте так называемой реконструкции Дома кино — это лишь отдельные приметы большого передела исторической памяти народа, который подспудно идет по всей стране, не только в столице. Процесс был запущен еще в 1990-е годы, а теперь он разворачивается с особенной варварской силой.

1 марта вступило в силу постановление № 1936 правительства РФ о культурном наследии (мы о нем писали в № 623 нашей газеты), вызвавшее волну негодования специалистов. Представители Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры бьют тревогу, они уверены, что это постановление гарантированно уничтожит ценнейшие археологические, исторические, архитектурные памятники. Под ударом оказываются крупные архитектурные ансамбли городов России, мемориальные комплексы, огромное количество достопримечательных мест. И — может быть, это главное! — сама историческая среда. А ее утрата обессмысливает любой объект культурного наследия, поскольку в новом окружении он смотрится как чуждый элемент.

О том, как влияет на развитие общества и человека историческая среда городов, почему важно сохранить нашу уникальную градостроительную культуру, и с чем связано варварское отношение современной власти к историческому наследию России, мы поговорили с Элеонорой Арсеновной Шевченко. Элеонора Арсеновна — действительный государственный советник Российской Федерации 3 класса, кандидат архитектуры, советник Российской академии архитектуры и строительных наук (РААСН), член-корреспондент Международной академии архитектуры в Москве (МААМ), почетный архитектор России, помощник президента Национального объединения изыскателей и проектировщиков (НОПРИЗ), крупный специалист в области градостроительства и развития исторических городов. В настоящее время она с коллегами работает над созданием «Антологии исторических городов и сёл России». Это большой исследовательский проект, посвященный истории градостроительства. Одной из важнейших целей проекта является сохранение и защита исторического наследия России.

Корр.: Элеонора Арсеновна, здравствуйте! Что Вы можете сказать о влиянии архитектуры и градостроительной культуры на отдельного человека и общество в целом?

Элеонора Шевченко: Вы задали невероятно сложный вопрос, но очень интересный и очень важный. Дело в том, что люди редко задумываются над тем, насколько влияет на их поведение, культуру, на ее развитие и сохранение то окружение, в котором человек рождается, живет, уходит из жизни.

Вот Вы сказали «градостроительная культура». Сразу можно отметить, что понятия «градостроительство» как такового официально у нас нет. Когда был разработан и введен в действие градостроительный кодекс в 2004 году, появилось понятие «градостроительная деятельность». И, казалось бы, законодатель должен был первым делом озаботиться четким определением понятия «градостроительство», частью которого является «градостроительная деятельность». Сейчас под градостроительством каждый понимает что-то свое.

Тогда как терминология, используемая в профессиональной среде, должна быть единой для всех — она позволяет говорить на одном языке, без домыслов и наделения термина произвольными смыслами.

Хочу обратить внимание на то, что о серьезности и профессиональности научного исследования либо статьи говорит наличие раздела, всегда идущего первым, — «Используемая в работе терминология (понятия и определения)». Потому что, не договорившись о понятиях, довольно сложно дальше работать и обсуждать различные проблемы и вопросы. Отсутствие в нынешнем актуальном профессиональном поле таких понятий, как «градостроительство» и «градостроительная культура», привело к замене высокого звания «градостроитель» на «урбанист».

На самом деле, градостроительная культура формировалась у нас не с появления Градкодекса в 2004 году и не с 1998 года, когда был принят первый закон о градостроительстве. Формироваться градостроительная культура начала в очень и очень далекие времена — в период возникновения централизованного государства.

Почему? Потому что только при условии существования централизованного государства можно говорить о единой государственной территории как о целостном пространстве, в котором обитает определенное число людей. В этом пространстве общество начинает жить и развиваться по определенным правилам.

В этот момент начинается формирование градостроительной культуры как таковой. А результатом ее развития становится градостроительное искусство. При формировании города в Древней Руси сначала возникал «каркас», состоящий из дорог и улиц, и на этом каркасе уже вырастала архитектурная среда. Каркас задает ритмику, задает те «точки» в городском пространстве, в которых архитектор, понимая важность этого градостроительного узла, выстраивает некую пространственную структуру, акцентируя внимание доминантой.

Начало осознанного формирования градостроительной культуры на Руси можно связать со временем правления Ивана III, а именно с тем моментом, когда было принято решение о создании единого и целостного государства. Это произошло после великого Стояния на Угре в 1480 году, когда Иван III решил не получать в Орде грамоту на княжение и сам себя назначил великим князем. С этого момента Московское княжество было признано Великим. Оттуда и берет свое начало великая Россия как целостное, единое государство. От Московского княжества.

Вот почему именно Москва стала столицей этого огромного государства. И то, что после революции ее вновь сделали столицей, было совершенно правильным решением. Хотя Питер лично я люблю безмерно, скучаю по нему, мне не хватает его белых ночей, не хватает запаха Невы. Но… утрата им функций столицы государства логична и верна.

Невероятно сложный и интересный вопрос: как человек формируется, как архитектура накладывает свой отпечаток на его развитие, как она дает ему эмоциональный импульс, который он может даже не осознавать? И это касается не только визуального восприятия — здесь подключаются и слух, и обоняние — самое, кстати, загадочное из чувств. Мы помним о том месте, где наше обоняние способствовало «рождению» наших эмоций. Обоняние, одно из наиважнейших чувств, влияющих на аппарат восприятия окружающего нас пространства. Когда мы попадаем в какое-то новое место и начинаем ощущать запахи — они нам либо приятны, либо неприятны — формируется позитивное или негативное воспоминание об этом месте и этом населенном пункте.

В 1950–60-е годы было выполнено огромное количество социокультурных, культурологических исследований на тему влияния архитектуры, зодчества на воспитание человека. Позже это все куда-то исчезло, а уж в современной России внимания на это не обращают совсем.

Видимо, это случилось потому, что в конце 90-х была полностью дискредитирована идея воспитания человека. Когда мы говорим о воспитании Человека с большой буквы, мы подразумеваем, что это должен быть широко образованный человек-творец, и я не имею в виду здесь высшее образование.

Такой человек воспринимает окружающую его среду, в нем рождается эмоциональный отклик на нечто нематериальное, отраженное в архитектуре. Без этого невозможно говорить о формировании творческой личности. Я говорю о творчестве в широком смысле.

Корр.: Что же происходит сейчас? Есть зарубежные и наши исследователи, которые доказывают, что агрессивная визуальная среда способна вызвать в человеке депрессию, другие психические расстройства. Как воздействует на человека окружающая его городская среда, сильно изуродованная архитектурой последних десятилетий?

Элеонора Шевченко: К сожалению, с 90-х годов мы начали формировать не человека-творца (на что были направлены и образование, и культура в Советском Союзе), а человека-потребителя. Но потребительство — это же совершенно уничижительное отношение к человеку, варварское, вредительское. Человек не может быть только потребителем. Потребитель — это раб.

Нам снова нужно вернуться к воспитанию человека-творца, и здесь архитектура и градостроительство могут сыграть очень важную роль. Они, скажем так, смогут вернуть обществу те культурные основы, которые были заложены в нас в советский период и утрачены, к сожалению, в настоящее время.

Да, какие-то попытки сейчас предпринимаются в этом направлении, общественность встает на защиту разрушаемых объектов культуры и истории, что уже хорошо, но это сугубо частичные меры, не решающие проблему системно.

Корр.: Как Вы относитесь к тому, что сейчас происходит в наших городах? Практически в каждом городе возникают скандальные ситуации, когда какое-нибудь любимое горожанами, интересное историческое здание сносят и строят современные обезличенные объекты.

Это явно происходит без участия людей, понимающих, что такое градостроительство, что такое городская среда и вообще культура города.

Элеонора Шевченко: О, это тема, требующая многочасовых разговоров! Решения по сносу и по замене одних объектов другими, современными, принимаются лицами, обладающими властью. И не всегда их действия совпадают с настроениями жителей города. Для меня, например, самый варварский пример — это снос здания правительства в Калининграде. Потрясающий был объект, невероятно интересный, мощный, брутальный. Он долгое время переходил из рук в руки, потом строительство заморозили и в результате здание все-таки снесли.

Я даже сама участвовала в борьбе за сохранение Дома Советов в Калининграде. Подписывала открытые письма, петиции, необходимые для того, чтобы сохранить этот объект. Но — его снесли. И в этой ситуации большая вина лежит не на горожанах — они как раз были против сноса, — а на профессиональном цехе. Ведь кто-то же из архитекторов — я не буду называть фамилии, хотя знаю, кто там руку приложил — взялся проектировать на месте сносимого объекта нечто новое, свое.

То же самое — с цирком на Вернадского. За предложение снести цирк на Вернадского ответственны коллеги-архитекторы, которые проектировали строительство там безобразнейшего, с моей точки зрения, объекта.

Это касается и начатой ликвидации комплекса зданий СЭВ. Почему вдруг возникают такие идеи? Приходят ли они в голову мэрам, губернаторам — не столь важно. А где в этой ситуации главный архитектор города, чем занимаются те органы, которые призваны, понимая важность того или иного объекта, запретить это делать?

Думаю, виной этому недостаточная образованность, дремучесть людей, наделенных властью, и бездарность главных архитекторов городов. В основе таких ситуаций лежит нежелание осознать важность сохранения объектов, связывающих нас с нашим прошлым, с наследием. Не помню, кто сказал: «Нация, забывающая свое прошлое, не имеет будущего». Вероятно, в вузах уделяется недостаточно внимания вопросу нашей связи с прошлым, воспитанию чувства укорененности в своем Отечестве через исторические объекты и историческую среду, умению эту связь воплотить в настоящем, создавать уникальную архитектурную среду.

Сейчас в российских городах сложилась вопиющая ситуация с главными архитекторами. Очень часто эту должность занимает человек, не имеющий архитектурного образования. Среди них встречаются юристы, специалисты по земельным вопросам. Случалось даже, что главными архитекторами городов были врачи, да, есть и такие примеры. Почему так происходит, я не могу понять. Закон об архитектуре никто не отменял, он действует, и в нем четко написано, кто может занимать эти должности. Но почему-то на это внимания никто не обращает.

Это говорит о слабости позиций наших органов архитектуры. Люди, работающие в них, спокойно воспринимают назначение на должность главного архитектора человека, не обладающего специальными знаниями.

Возможно, вопиющие градостроительные ошибки происходят в определенной степени из-за непонимания руководством городов сложнейшего организма, каким является город, один из элементов которого — социум, горожане. В результате — отсутствие скоординированной стратегии развития и неспособность решать городские проблемы. Серьезную роль могло бы сыграть Министерство строительства, но его реакция продолжает оставаться невнятной.

Корр.: Как Вы считаете, можно ли исправить ситуацию?

Элеонора Шевченко: Я считаю, что вопросами архитектуры и градостроительства по-хорошему должно заниматься отдельное специализированное министерство, но его у нас нет. У нас есть Министерство строительства и в нем департаменты, занимающиеся этими вопросами. Но этого недостаточно для решения проблем развития всего пространства России, особенно если учитывать исторически сложившуюся систему расселения.

Было время, когда к вопросу архитектуры и градостроительства стали подходить очень серьезно. В нулевые годы появилось такое ведомство — Госстрой. Именно Госстрой выдвинул первую федеральную целевую программу по сохранению и развитию архитектуры исторических городов. Подчеркну: именно исторических городов, а не исторических поселений, как написано в законе 73-ФЗ, принятом в 2002 году. Исторический город и историческое поселение — это абсолютно разные понятия.

Проблема сохранения недвижимого историко-культурного наследия официально оказалась в поле внимания государства с 1976 года, с момента принятии первого в истории СССР закона «Об охране и использовании памятников истории и культуры». В преамбуле закона отмечалось, что памятники истории и культуры являются достоянием народа СССР и что их необходимо эффективно использовать в интересах строительства. Обращаю Ваше внимание: говорилось об эффективном использовании, а не просто охране ради охраны. Это был основной посыл закона 1976 года.

Впервые в законе было особо отмечено, что указанные памятники являют собою материальное и духовное свидетельство жизнедеятельности прошлых поколений народов нашей страны, ее развития.

Я не собираюсь разбирать закон несуществующей, к сожалению, страны. Я просто отмечаю факт отношения к недвижимому наследию и вовлеченность в процесс сохранения этого наследия большого числа специалистов. Я не говорю, что тогда было все прекрасно. Нет, но тогда был создан прецедент включения памятников истории и культуры в жизненный цикл города.

Уже в новой стране к 2000 году стали появляться исследования, свидетельствующие о варварском отношении к нашей материальной истории, об уничтожении большого числа памятников, несмотря на требования закона, который был унаследован Российской Федерацией от СССР.

Исследования в тот период активно проводили Институт наследия (Российский научно-исследовательский институт культурного и природного наследия им. Д. С. Лихачёва) и ИНРЕКОН (Институт реконструкции исторических городов). Именно эти институты обратили внимание на огромные утраты, на непонимание многими специалистами и административными деятелями важности сохранения памятников и активного их включения в жизненный цикл.

В процесс сохранения наследия, кроме Министерства культуры, был вовлечен и Госстрой России. К слову, наиболее ценные исследования и рекомендации по данной проблематике проводились институтами, подведомственными Госстрою. Возможно, благодаря тому, что Госстрой непосредственно сталкивался с противоречивостью задачи — строить и улучшать городскую среду в соответствии с жизненными требованиями и одновременно сохранять исторические объекты.

Наибольшие проблемы возникали при работе с центрами городов, где и отмечалась значительная концентрация памятников. Именно это и стало поводом разработки федеральной целевой программы «Сохранение и развитие исторических городов». В то время я возглавляла Управление архитектуры Госстроя России и была руководителем группы, разрабатывавшей эту программу.

Для разработки программы Госстрой привлек специалистов из ИНРЕКОН. Совместно разработанная программа была утверждена 26 ноября 2001 года постановлением № 815 правительства Российской Федерации. В этот момент появился первый утвержденный постановлением правительства список исторических городов России, в который было включено более 400 городов.

В названии этой федеральной целевой программы присутствует словосочетание «исторический город» (тогда понятия «историческое поселение» не существовало). Не было отдельно зафиксировано и понятие «исторический город», притом что термины «исторический город» и «древний город» были давно укоренены в профессиональном лексиконе — определение «древний» применялось к таким городам, как Суздаль, Псков, Дербент. Однако программа рассчитывалась на все известные исторические города.

Понятие «историческое поселение» было введено федеральным законом № 73-ФЗ «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации», принятым 25.06.2002 года, то есть через год после утверждения Федеральной целевой программы.

Прошло более 20 лет с момента утверждения ФЦП «Сохранение и развитие архитектуры исторических городов», а проблема не решена до настоящего момента, она разрастается с галопирующей скоростью, несмотря на внимание главы государства.

Минкульт может не согласиться со мной, ведь в 2010 году он утвердил перечень исторических поселений федерального значения. Но дело в том, что в этот перечень вошел всего 41 город и это был первый из трех списков исторических поселений, которые должны были оказаться под защитой федерального органа, в ведении которого находится охрана объектов и исторических поселений. Два других списка были проигнорированы, а все исторические города из перечня ФЦП, не вошедшие в эти три списка, были оставлены на откуп региональным властям.

Корр.: Поразительно! В России — стране, за свою многовековую историю освоившей территорию от Калининграда до Владивостока, — якобы всего четыре десятка исторических городов?!

Элеонора Шевченко: Повторяю, Минкульт удовлетворился перечнем, в котором был указан 41 город. Эти города получили статус федеральных, а остальные было рекомендовано рассмотреть региональным организациям для возможности присвоения им статуса «исторических поселений регионального значения».

Чтобы поселению присвоили статус «историческое», в первую очередь определяется предмет охраны. В законодательном акте прописаны шесть критериев определения предмета охраны исторического поселения. Только их наличие свидетельствует о присутствии в поселении признака «исторического», и официально он фиксируется соответствующим органом на основании экспертного заключения.

Официального статуса «исторический город» не существует, но есть населенные пункты, возникшие много веков назад. Это большое количество городов и сельских поселений. Работа НОПРИЗ над «Антологией исторических городов и сёл России», которую ведет сейчас возглавляемый мной коллектив, подтвердила это предположение. В настоящее время в «Антологию» вошло более 6200 городов и сельских поселений. Основополагающий критерий для включения населенного пункта в «Антологию» один: время «рождения» населенного пункта, подтвержденное различными историческими сведениями — упоминаниями в летописях, царских указах и других документах.

Корр.: Можно ли сказать, что создание «Антологии» — это попытка повернуть разрушительные процессы вспять?

Элеонора Шевченко: Мы положили начало крупнейшему исследованию истории градостроительства России, которое должно дать импульс всем неравнодушным людям встать на защиту нашей культуры. Мы верим, что наш труд поможет широкому кругу специалистов в борьбе за сохранение наследия.

Вообще, тема возникновения и развития городов на территории России до настоящего времени является наименее изученной, несмотря на большое количество источников и публикаций с конца XVIII века до настоящего времени.

Самый сложный вопрос заключается в том, что мы в этом городе должны сохранять, кроме его имени, если оно не утрачено. И нужно ли бороться за возвращение утраченного имени? Есть масса городов, которые в силу разных причин утратили свою первозданность и историческую аутентичность. Вот, например, такой город, как Малоярославец. Люблю его за несуетность, за сохранение памяти о прошлых событиях, за уважение к великому прошлому. В 1812 году здесь состоялось сражение, после которого французы начали свой бег по Смоленской дороге. От города не осталось практически ничего, кроме десяти, как написано в источниках, более-менее сохранившихся домов.

Или, к примеру, другой город — Белгород. В честь этого города была названа так называемая Белгородская засечная черта. Это очень важная веха в истории формирования нашего государства. Ведь именно момент установления границ фиксирует географическое пространство, на которое распространяется публичная власть и принятая форма устройства общества.

Корр.: Как регулируется сейчас градостроительная деятельность в стране?

Элеонора Шевченко: Здесь следует обратиться к вопросу о сохранении наследия и той среды, в которой мы живем, ведь большинство городов было основано до 1917 года. Как я уже говорила, мы стоим перед дилеммой, что и как застраивать и благоустраивать, поскольку наследие требует особых правил для деятельности на таких территориях. Регламентируют градостроительную деятельность требования, прописанные в двух законах — «Об объектах культурного наследия (памятниках истории и культуры) народов Российской Федерации» и Градостроительном кодексе. В этих законах прописано множество коллизий в части сохранения и использования территорий с объектами наследия.

В данном случае я говорю о зонах охраны и регламентах, утверждаемых органами охраны объектов культурного наследия. Несмотря на порой слабую и некорректную обоснованность границ этих зон, они на протяжении нескольких десятилетий способствовали сохранению как объектов, так и частично исторической среды, что особенно важно. На эти зоны охраны постоянно пытаются посягнуть власти городов, инвесторы или застройщики. Но закон «Об объектах наследия» предотвращал откровенное уничтожение материального наследия.

И вот неожиданно в последних числах 2024 года правительство принимает постановление № 1936, согласно которому могут исчезнуть значительные охраняемые территории памятников. Более того, в нарушение буквы закона правительство этим постановлением прекращает действие существующих зон охраны. Они перечислены: объединенные зоны охраны объектов культурного наследия, полностью скрытых в земле и под водой; объекты археологического наследия; мемориальные квартиры, а также отдельные помещения в зданиях и сооружениях, предметом охраны которых являются исключительно архитектурные, конструктивные и объемно-планировочные решения, интерьеры таких помещений; произведения монументального искусства в случае, если для их создания, возведения, установки не требуется разрешение на строительство; некрополи, захоронения, расположенные в границах некрополей.

А через три года, то есть в 2028 году, прекратится действие зон охраны достопримечательных мест, памятников и ансамблей, расположенных в границах этих достопримечательных мест.

Это беспрецедентное постановление, но и без него при желании можно обойти закон, что мы сейчас и наблюдаем в городах России, не только обладающих признаками исторических поселений, но и имеющих этот утвержденный статус. И ярчайший пример — это уничтоженная историческая среда Москвы.

Да, в Москве проводится реставрация отдельных объектов наследия, но историческая Москва перестает существовать. Этот процесс невероятным образом ускорился после ухода из жизни главного архитектора города А. В. Кузьмина. В городе сейчас другой главный архитектор, и возникает вопрос, не его ли в этом вина. Вероятно, стремление превратить Москву в европейский город, заявленное в начале его деятельности на этом посту, сыграло с ним злую шутку. Не знаю, но если посмотреть на сегодняшнюю Москву, то это город гигантских заборов в 25 этажей и выше.

А начало этому, на мой взгляд, было положено строительством Москва-Сити. Потому что его видно отовсюду. Он давит на ту историческую часть Москвы, которая сформировалась к 1950-м годам. Как объект он мне нравится, в нем есть мощная брутальность, невероятная сила. Но именно эта сила уничтожает все окружение. Он должен был возникнуть, но не в этом месте, не в этой исторической среде.

Сегодня об исторической среде много говорится. По телевизору чуть ли не каждый день показывают реставрационные проекты, реализованные в Москве. Это заслуга мэра города, надо отдать ему должное. Но речь идет об отдельных объектах, это не городская среда в целом. Среду мы теряем. И во многих случаях ее восстановить будет невозможно.

И здесь мы подходим к важности развития такого направления, как градостроительная реконструкция, которое не было поддержано даже профессионалами. Этого направления нет пока в поле актуального градостроительного процесса.

Корр.: А может быть, недооформленность нормативной базы выгодна тем, кто находится у власти? Ведь таким образом можно развязать себе руки и делать все что угодно. И мы этот процесс наблюдаем по всей стране.

Элеонора Шевченко: Конечно, это так. Всюду проникли стяжательство, жадность. Мы с группой коллег в 2014 году разработали методические рекомендации по установлению ценности городской среды, исторического города и экономической возможности использования этой среды. Главная идея была в том, чтобы считать эту историческую среду как основные фонды. Как на заводах основной фонд — чем больше вкладываешь, тем дороже это стоит. И экономическая задача заключалась в обосновании целесообразности инвестирования не только в отдельные объекты, но и в историческую среду.

Например, в Милане или другом подобном городе номера одного класса в гостинице стоят по-разному в зависимости от того, куда выходят окна: во двор или на улицу с красивыми историческими зданиями. И здесь такая же ситуация. Речь идет не о строительстве новой гостиницы в этой исторической среде, а о сохранении среды.

На первый взгляд может показаться, что это невыгодно и хлопотно. Значительно проще снести и на этом месте построить то, что надо. И наплевать, что среда будет утрачена. Это никого не волнует. Инвесторы не задумываются о том, что они теряют будущие деньги. Вот я сейчас получу свою прибыль, а дальше хоть трава не расти!

На рубеже XVI–XVII веков жил такой испанский поэт Франсиско де Кеведо. У него есть потрясающее стихотворение — называется «Дон Дублон» (дублон — это монета, аналог нашего рубля). Вот только два фрагмента из него:

«Дивной мощью наделен Дон Дублон.
Золотой мой! Драгоценный!
Матушка, я без ума!
Верьте, в нем достоинств тьма.
Он кумир мой неизменный.
Верховодит он вселенной
С незапамятных времен.

. . .

Дивной мощью наделен Дон Дублон.
Несусветному уроду
Придает он красоту,
Он наводит слепоту
На судейскую породу.
Умники, ему в угоду,
Ходят к дурням на поклон».

И так далее…

Очень знакомая ситуация: поведение и действия ряда руководителей и людей, обладающих капиталом, подчинены дивной мощи этого «дона Дублона».

В России сейчас его время. В основе всего деньги. Хозяева жизни хотят все снести и построить новенькое. Архитекторы на это идут, потому что красиво жить хочется всем, а совесть, видимо, не болит.

Корр.: Это же такая достаточно сложная сфера — архитектура. Почему допускают в нее непрофессионалов? Это же все равно, что вместо хирурга операцию будет делать экономист или певец.

Элеонора Шевченко: Да, абсолютно верно. Такого не происходит, например, в балете, а вот с архитектурой почему-то так.

Видимо, такое отношение к профессии архитектора сложилось исторически. Ведь когда мы говорим об уникальности какого-то архитектурного объекта, то очень редко вспоминаем о конструкторе, благодаря которому этот объект стал возможным. Ведь архитектор может нарисовать любую форму, а вот обеспечить ее реализацию в жизни способен только талантливый конструктор.

Знаете, когда я начинала работать, у нас был замечательный главный инженер проекта. Но к архитекторам у него было отношение очень специфическое. Он всегда говорил: «Зачем вы мне нужны? Я без вас могу обойтись. Вы мне только фасад нарисуйте».

И такое отношение — «вы мне только фасад нарисуйте» — сейчас укрепилось как никогда. Архитектор нужен либо для того, чтобы бумаги подписать, разрешающие строить на том или ином месте, либо, действительно, только фасад раскрасить. Ярким подтверждением этого является застройка Москвы. Безумные коробки, не обладающие признаками архитектурного объекта, изуродовали город, замкнули его пространство по периметру. Строительство осуществляется без учета рекомендаций, в отсутствие норм и здравого смысла.

Для возведения по всей Москве этих безумных коробок архитекторы не нужны. Архитектурой назвать это невозможно — язык не повернется. Это гигантские муравейники, человейники, как их называют. А то, что сейчас их ставят таким образом, — это вообще преступление. Так близко нельзя ставить дома.

(Продолжение следует.)