В марте 2016 года в правительство России поступил проект новой концепции преподавания русского языка и литературы в школах. Этот проект разрабатывался более полутора лет. Руководил работой спикер Госдумы Сергей Нарышкин.
По словам самих авторов, разработка концепции велась для того, чтобы обозначить проблемы преподавания русского языка и литературы, наметить возможные пути решения этих проблем и определить условия для развития языкового и литературного образования школьников.
Давайте приглядимся к концепции внимательнее. Начнем с русского языка.
В разделе, описывающем проблемы преподавания русского языка, авторы отмечают, что «в школьной практике преподавания русского языка овладение теоретическими знаниями во многих случаях оказывается изолированным от умения применять эти знания в практической речевой деятельности». То есть усвоение правил не приводит к практическому повышению грамотности.
Авторы констатируют проблему, но о причинах почему-то не говорят. Вернее, они не «почему-то» не говорят об этих причинах, а по вполне понятным мотивам. Не могут же они выступать против ЕГЭ, если единый государственный экзамен является, по мнению ответственных за сферу образования чиновников, неоспоримым благом. Вслед за ними и разработчики концепции считают так же.
Между тем, причиной изоляции теоретических знаний от практического их применения является, как я уже указал выше, единый государственный экзамен. А точнее, его структура.
Ведь что такое — «практическое повышение грамотности», «соблюдение орфоэпических норм», «правильное построение учащимися высказываний»? Всё в комплексе — это умение грамотно и связно излагать свои мысли. То есть как минимум грамотно писать школьные сочинения. Но как научиться этому в условиях ЕГЭ?
Какова сегодня структура единого экзамена по русскому языку?
Экзамен разделен на две части, первая состоит из заданий, требующих краткого ответа (другими словами, теория), а вторая — сочинение (то есть практика).
Я даже не буду в данном случае подробно углубляться в то, насколько низок уровень заданий, находящихся в первой части.
Я лишь рассмотрю «математическую» составляющую ЕГЭ по русскому языку, а именно соотношение баллов, которые можно получить за первую и за вторую часть.
Итак, первая часть экзамена составляет порядка 57 % от общего числа возможных баллов, а вторая, соответственно, 43 %. Иными словами, написав идеально первую часть ЕГЭ и полностью провалив вторую, после пересчета баллов в оценку можно рассчитывать на тройку. А если сочинение принесет хотя бы немного баллов, то четверка уже в кармане.
И тут нужно отметить, что сочинение практически не может не принести баллов. Потому что кроме грамотности и речевой точности, связности и выразительности оно оценивается по таким критериям как формулировка проблем исходного текста (то есть того, по которому пишется сочинение), комментарий к сформулированной проблеме исходного текста, отражение позиции автора исходного текста, аргументация собственного мнения по проблеме и так далее. Всего в сумме до 7 баллов, никак не связанных с грамотностью.
Как мы видим, практическое применение теоретических знаний не является определяющим для получения положительной оценки. Это вам не «доегэшная» система из двух оценок за сочинение — по содержанию и за грамотность, — где не было никаких вариантов получить положительную оценку, не умея применять теорию.
Теперь очевидно, что структура выпускного экзамена по русскому языку задает направление процесса обучения — теория становится важнее умения применять ее на практике.
И действительно, многие преподаватели сталкивались со случаями, когда человек неплохо знает теорию, без запинок сообщает, что деепричастный оборот выделяется запятыми, но на практике не видит этих деепричастных оборотов и с трудом отличает их от причастных.
А теперь от русского языка перейдем к литературе.
В разделе о проблемах чтения и понимания текста констатируется, что в нынешнее время наблюдается заметное снижение мотивации детей к чтению. И связано это снижение, по мнению авторов концепции, с изменением свойств и условий существования текстов, с которыми приходится сталкиваться детям и подросткам.
В качестве примера указывается, что тексты в электронных носителях являются нелинейными в силу наличия в них гиперссылок.
Также в жизни подростков наличествует обилие коротких бытовых текстов (SMS, социальные сети), которые размывают представление об особом статусе печатного слова.
Увеличивается количество текстов с одновременным уменьшением их объема.
И авторы делают вывод, что традиционный, то есть линейно разворачивающийся, текст, особенно большого объема, всё труднее и труднее воспринимается и прочитывается детьми.
Сразу отмечу, что в большинстве случаев авторы концепции, называя проблему, в итоге не предлагают ее решать, а предлагают ее возвести в ранг нормы, подстроиться под нее.
Продолжая перечисление проблем, авторы в разделе «Проблемы содержательного характера по литературе» отмечают рост несоответствия речевого опыта современных школьников — то есть словарного запаса и иных литературных познаний, — и языка литературных произведений, которые используют цитаты и аллюзии.
Другими словами, авторы отмечают, что школьники зачастую не понимают, о чем идет речь в художественных произведениях.
В этом же разделе указано, что «все более ощутимой становится дистанция между психологическим возрастом/уровнем школьника и уровнем сложности текста, который ему предлагается. Несоответствие изучаемых произведений возрастным особенностям учащихся — одна из ключевых проблем школьной педагогики: детям и подросткам, как правило, предлагаются для освоения книги, написанные для взрослых. «Чтение на вырост» возможно и оправданно, если оно посильно для читателя».
Неожиданной проблемой оказывается то, что суммарный объем произведений, которые нужно изучить школьнику, противоречит количеству часов, выделяемых на литературу. При этом указывается, что увеличить объем предмета не представляется возможным из-за наличия других предметов.
В целом видно, что авторы, работая над концепцией, не представляли себе даже минимальной возможности выйти за рамки своего предмета — литературы — и найти время за счет других предметов, а не сокращать количество произведений.
В школьную программу вводятся всё новые и новые предметы, которые очевидным образом не являются первостепенными. Их-то объемом и нужно оперировать в интересах предметов первостепенных, если только вашей целью не является тотальное сокращение школьного курса литературы и русского языка со всеми вытекающими из этого сокращения последствиями.
Любой здравомыслящий человек согласится, что введение в школьную программу таких предметов, как граждановедение, экология, навязываемая сейчас финансовая грамотность и так далее, не должно происходить за счет математики, истории, русского языка и литературы. Однако, вводятся они именно за счет этих основных предметов.
Авторы концепции предлагают вписаться в отводимые рамки и привести в соответствие количество произведений в программах по литературе с существующим у учеников временем на их прочтение. То есть сократить под предлогом нехватки времени. Вот только не могу я никак понять, как же это может быть? В наше время мы учились 6 дней в неделю. Теперь же тотальная пятидневка. То есть высвободился целый день. И всё равно времени на чтение не хватает! Загадка!
Но вернемся к концепции. Авторы продолжают «снижать планку» и предлагают учитывать в программах по литературе различие уровней подготовки обучающихся. Они предлагают задавать посильные для каждой группы объемы чтения. То есть не тянуть учащихся к некоему высокому уровню, а узаконить разделение учащихся по образовательному уровню.
Более того, авторы концепции предлагали ввести разделение экзамена по русскому языку на базовый и профильный на манер уже введенного разделения в экзамене по математике. Что же это, как не тотальное снижение уровня требований? Ведь базовый уровень, как мы видим на печальном примере экзамена по математике, есть ничто иное, как циничное уничтожение этого предмета.
Надо отметить, что благодаря общественному обсуждению концепции это предложение было из нее исключено.
Кто же писал эту концепцию? Один из разработчиков концепции — заведующий научно-учебной лабораторией лингвистической конфликтологии и современных коммуникативных практик НИУ ВШЭ Максим Кронгауз. Он поведал нам через СМИ, что нынешние учебники опираются на традицию XX века. А потому устарели и требуют замены.
В чем же заключаются дремучесть XX века, от которой так необходимо избавиться? Оказывается, в XXI веке появились новые сферы употребления русского языка. И эти сферы есть не что иное, как интернет. А точнее — социальные сети, в которых, как сообщает нам М. Кронгауз, проводят значительное время школьники (так вот куда девается время, которого не хватает на чтение литературы!). Кронгауз утверждает, что «в интернете все языки развиваются иначе, чем вне Сети. Это новая реальность, которую нельзя презирать, делать вид, что ее не существует».
То есть Кронгауз предлагает сдаться на милость победителю. Он считает, что обучение развитию речи должно идти не на выдуманных примерах и не только на классике, а на основе реальной коммуникации. Читай — на основе всё тех же социальных сетей.
Другими словами, господа разработчики концепции исходят из того, что раз уж интернет захватил умы школьников, то нужно подстроиться под этот акт агрессии, подчиниться якобы неизбежному и не стремиться к каким-либо высотам.
В одном из своих интервью Кронгауз рассуждает на тему возможности исчезновения русского языка. Он утверждает, что исчезновение языку не грозит, потому что величие и могущество русского языка зиждется на двух столпах, одним из которых является наличие в нашем обществе огромного числа не очень грамотных людей, которые, дескать, никогда не перейдут на английский язык в отличие от европейских обществ. То есть малограмотность нашего общества есть залог сохранения русского языка.
Все вышеперечисленное является не просто концепцией дебилизации населения. Это яркий пример того, что современная либеральная общественность (а именно она сейчас правит бал в сфере образования, как и в других сферах нашей жизни) как огня боится русской классической литературы. И боится она ее, люто воюет с ней по той простой причине, что русская классическая литература насквозь пропитана идеями справедливости и сострадания к народу. Недаром же великий русский писатель Некрасов утверждал: «Русская литература не должна опускаться до уровня общества в его сомнительных и темных проявлениях. В любых обстоятельствах, во что бы то ни стало, но литература не должна ни на шаг отступать от своей главной цели — возвысить общество до идеала — идеала добра, света и истины». Человек, впитавший в себя эту литературу, неизменно станет на путь борьбы с несправедливостью. В конце XIX века русская литература вырастила поколение интеллигенции, любящей народ и готовой сделать всё ради его восхождения к высокому идеалу. Что бы кто бы ни говорил, но революция 1917 года опиралась на это народолюбие и эту волю к восхождению простого нашего человека.
Нынешние либералы понимают, что в XXI веке может произойти то же самое. А они этого ой как не хотят. Вот и стремятся всячески вытеснить классическую литературу новомодными и бессодержательными быковыми, улицкими и пелевиными. А также под видом сохранения языка поддерживать и увеличивать малограмотность населения.