Еще раз подчеркнем, что именно итальянский фашизм — впервые в Новой истории — реализовал основные концепты «теории элит» и решительно и открыто отменил фундаментальные принципы Великой французской революции — Свободу, Равенство, Братство. Успех этой попытки нельзя понять без анализа причин и условий прихода фашистов к власти. Здесь, как говорится, дьявол кроется в деталях.

А потому — об этих деталях.

В ходе международных конференций по переделу мира после Первой мировой войны Италия, как один из победителей, получила лишь часть обещанных союзниками при вступлении в войну итальянских территорий, ранее захваченных Австро-Венгерской империей. Италии, в частности, не вернули районы побережья Адриатики в Далмации и Албании, сохранявшие по преимуществу итальянский состав населения.

Это возбудило в Италии массовое ощущение «украденной победы» и широкую и острую волну националистического реваншизма.

Разочарование послевоенной ситуацией было массовым и сильным. Его пытались — не без успеха — использовать в политических целях и воспрянувшие на фоне этого разочарования «антивоенные» социалисты, и католические «пополари», и националисты, и фашисты. Но в итоге сполна — хотя и не сразу — это массовое разочарование использовал именно Муссолини.

Его фашистская «лига», созданная до войны, уже в ходе войны начала прирастать новыми членами, имевшими боевой опыт. А 23 марта 1919 г. Муссолини созвал в Милане учредительный съезд фашистской партии Fasci italiani di combattimento («Итальянский союз борьбы»).

Четкой политической программы у Муссолини на тот момент еще не было. Более того, Муссолини, памятуя успех своего резкого довоенного политического «перепозиционирования» от антивоенного интернационализма к милитаристскому национализму, в выступлении на учредительном съезде партии заявил (явно адресуясь к Макиавелли): «Мы позволим себе роскошь быть одновременно аристократами и демократами, революционерами и реакционерами, сторонниками легальной борьбы и нелегальной... И всё это — в зависимости от места и обстоятельств, в которых нам придется действовать».

Муссолини объявил главной целью партии воссоздание величия Италии как новой Римской империи. Символом партии были избраны фасции, а в числе ее первоочередных задач Муссолини назвал организацию «боевых отрядов». То есть Муссолини — полностью в духе концепта Ж. Сореля — начал создавать партию «прямого действия» — массового насилия, призванного воплотить древнеримский имперский миф.

Фашистская партия начала быстро приобретать сторонников и в городах, и в деревне. Но Муссолини тут же столкнулся с серьезной конкуренцией на крайне правом политическом поле.

Конкуренцию составил уже упоминавшийся нами Габриэле Д’Аннунцио. Который, несмотря на свою общеизвестную моральную нечистоплотность (брошенная жена и десятки любовниц, неоплаченные долги, лживые утверждения, побеги от кредиторов, обманутые издатели и т. д.), еще до начала Первой мировой войны стал самым читаемым и уважаемым итальянским поэтом и писателем.

С началом войны Д’Аннунцио одним из первых встал на позиции радикального «имперского» интервенционизма и первым начал широко использовать — причем в нарочито театральных формах — древнеримский миф. В это время Д’Аннунцио выходит на свои многолюдные митинги облаченным в римскую тогу, призывает к борьбе Италии за владычество на «mare nostrum» (так называлось Средиземное море у древних римлян), возрождает для своих сторонников приветственный жест древнеримских легионеров — салют поднятой правой ладонью.

Со вступлением Италии в войну пятидесятидвухлетний Д’Аннунцио идет добровольцем на флот, где вскоре проводит со своим отрядом торпедных катеров первую в мире атаку катеров на военно-морскую базу — на австрийской форт Буккари. Эта атака была в военном смысле бессмысленной: вражеских кораблей в тот момент в бухте не было. Но политический резонанс и в Италии, и в мире вылазка Д’Аннунцио получила.

Из флота Д’Аннунцио уходит в авиацию, где становится одним из самых известных летчиков. И не благодаря своей литературной славе: он воюет рискованно, смело и результативно. И через год после атаки на Буккари — опять-таки впервые в мире — проводит еще одну операцию, вошедшую в военные анналы. Своей бомбардировкой столицы врага Вены Д’Аннунцио открывает эпоху применения дальней бомбардировочной авиации.

Закончив войну подполковником, Д’Аннунцио выходит в отставку с огромной популярностью и среди военных (в особенности в элитных частях), и среди широких итальянских масс, включая миллионы демобилизованных солдат и офицеров. Король Виктор-Эммануил III и правительство хотят привлечь такую политически ценную фигуру на свою сторону: Д’Аннунцио предлагают звание маршала авиации и пост вице-премьера. Но расчетливый и циничный Д’Аннунцио не хочет связывать себя со слабой и осторожной властью.

Когда в 1919 г. становится ясно, что на переговорах в Версале союзники решают передать древний итальянский город Фиуме не Италии, а новообразованному Королевству сербов, хорватов и словенцев (будущей Югославии), делегация из Фиуме приезжает к Д’Аннунцио и предлагает ему возглавить сопротивление.

Д’Аннунцио сначала пытается склонить к «военному» способу разрешения проблемы Фиуме командующего армией Пьетро Бадольо и короля. Но когда они отказываются, принимает предложение фиумцев и начинает свой «поход». При этом Д’Аннунцио предлагает Муссолини включить в «поход на Фиуме» и его фашистов. Но Муссолини отвечает уклончиво. Он еще не готов решительно выступить против власти. И, кроме того, понимает, что в таком случае и он сам, и его партия окажутся в политическом обозе главы «похода».

«Поход на Фиуме» начинается 11 сентября 1919 г. Впереди, в открытом «Фиате», засыпанном лепестками роз, едет Д’Аннунцио, а за ним — пятнадцать грузовиков с «войском». Это в основном вооруженные сторонники лидера из бывших армейских штурмовых отрядов, так называемые «ардити» («отважные»). По дороге к походу присоединяются солдаты и беженцы, а перед границей — командующий экспедиционным корпусом в Фиуме генерал вместе со своими частями, которые должны были остановить Д’Аннунцио.

Д’Аннунцио торжественно въезжает в город, объявляет себя «команданте» (отметим, что это звание в дальнейшем присваивали себе очень многие революционеры, прежде всего анархического склада) и становится реальным хозяином Фиуме. Он заявляет собравшимся горожанам: «Итальянцы Фиуме! В этом недобром и безумном мире наш город сегодня — единственный островок свободы… Мы — это горстка… мистических творцов, которые призваны посеять в мире семена новой силы, что прорастет всходами отчаянных дерзаний и яростных озарений».

Правительство не может не отреагировать на такое скандальное самоуправство: премьер Нитти приказывает войскам окружить город. Но войска уже распропагандированы Д’Аннунцио, и потому никаких военных действий против него не ведут. А далее в Фиуме со всех концов Италии начинают собираться не только «ардити», но и дезертиры из армии, а также разного рода богемная публика и просто досужий сброд. И, наконец, в сентябре 1919 г. на сторону Д’Аннунцио переходят капитаны блокировавших Фиуме с моря боевых кораблей.

После этого Д’Аннунцио пишет Муссолини письмо, окончательно определившее отношение будущего диктатора к своему конкуренту: «Я в равной степени потрясен Вами и итальянским народом… Вы хнычете… мы боремся… Где Ваши фашисты, Ваши волонтеры, Ваши футуристы?.. Проснитесь!.. Проколите дырку в Вашем брюхе и спустите жир. Иначе это сделаю я, когда моя власть станет абсолютной».

Муссолини отправляет в Фиуме деньги и отряды своих фашистов, пишет о Фиуме восторженные статьи. Но уже никогда это письмо Д’Аннунцио не забудет.

А Д’Аннунцио превращает жизнь в Фиуме в театрализованное представление. Для начала лично пишет проект конституции — в стихах. И лишь под давлением соратников поручает составить конституцию в прозе своему «премьер-министру», но включает в нее такие статьи, как обязательное музыкальное образование для детей, официальный государственный религиозный культ муз (и строительство храмов для него), особые «мягкие» законы (самым суровым наказанием было изгнание преступника из «вольного города») и т. п.

Министром культуры Д’Аннунцио приглашает великого композитора Артуро Тосканини, министром иностранных дел назначает бельгийского поэта-анархиста Леона Кохницкого, министром финансов — трижды судимого за кражи авантюриста. А также учреждает пурпурный государственный флаг Фиуме с созвездием Большой Медведицы, заключенным в кольцо из мифического змея Уроборос, кусающего собственный хвост. И одновременно — по древнеримскому образцу — распределяет своих ардити на легионы, когорты, манипулы и т. д.

В городе идут нескончаемые парады ардити и жителей в черных рубашках под знаменами с изображением мертвой головы, на площадях гремят оркестры, звучат сочиненные команданте военные песни. Д’Аннунцио постоянно выступает перед горожанами с зажигательными речами, иногда несколько раз в день. Современники отмечают, что он как никто владел магией публичного слова: его достаточно простые и однообразные по содержанию выступления (как правило, с немалой дозой мистики) завораживали публику и вызывали у нее буквально экстатическое состояние (кстати, это в точности описанный мною ранее «эффект толпы» по Г. Лебону).

А ночи в «вольном Фиуме» фактически превращалась в карнавал нон-стоп в духе Рабле — разухабистые пляски, разврат, пьянство, наркотики каждый день до утра.

Поскольку город в основном «идеологически заряжался» и веселился, но почти ничего не производил, в нем нередко было нечего есть. Д’Аннунцио решил эту проблему, отправив присягнувшие ему военные корабли пиратствовать по Средиземному морю. Однако хлеба всё равно не хватало, и жителям «для поддержания сил и боевого духа» начали прямо на улицах щедро раздавать кокаин. К которому быстро пристрастился и сам команданте.

Конечно, эта странная идиллия «вольной пиратской республики» могла продолжаться лишь до тех пор, пока правительству Италии такой Фиуме был нужен для политического торга с союзниками. По Раппальскому договору 12 ноября 1920 г. основные территории Далмации, включая Фиуме и окрестности, отошли к Королевству сербов, хорватов и словенцев. После чего правительственные войска и крейсеры Италии взяли Фиуме в жесткое кольцо блокады. 2 января 1921 г. Д’Аннунцио сдал город под гарантии помилования всех жителей. И вскоре — уже скромно и с небольшой охраной — вернулся на родину. Где неуклонно обострялась и социально-экономическая, и политическая ситуация.

Война оставила Италию с «раздутым» военно-промышленным комплексом, огромными долгами по военным кредитам и без новых колоний, которые могли бы стать источником сырья для промышленности и зоной эмиграции избыточного населения.

Особенно тяжелым было положение в деревне. В преимущественно крестьянской Италии деревня не получала почти ничего из военных субсидий, но туда с войны вернулись более 3,5 млн человек из 4 млн фронтовиков.

И без того традиционно низкое в Италии доверие к парламенту и правительству, «проигравшим победу», совсем рухнуло. По всей стране росла роль «низовой демократии» в виде местных профсоюзов-синдикатов и лиг, народных банков, сельских касс, производственных кооперативов, католических и социалистических союзов и так далее. Именно этим полустихийным «низовым» объединениям трудящихся приходилось решать нарастающие практические проблемы организации выживания своих членов.

А решать эти проблемы в условиях хозяйственного хаоса и неуклюжих и непоследовательных попыток центральной власти его обуздать — было всё труднее. И элиты, и широкие массы требовали порядка. И чем глубже был кризис, тем острее было массовое взыскание порядка.

Весь период «Фиумской республики» Муссолини очень внимательно следил за действиями Д’Аннунцио. И усваивал и перенимал его эффектные приемы — от черных рубашек до торжественных парадов поклонников с салютами команданте поднятием правой руки, и от загадочно-мистической символики ритуалов вождя до словесной магии ярких митинговых выступлений. Он понимал, что всё это важно. Но понимал и другое. Что в Фиуме был вождь и нужный фашистский стиль, но не было порядка и работы. Что богемный аристократ-одиночка с ницшеанской психологией задачи порядка и работы не решал и решать не собирался. И потому об абсолютной власти лишь говорил.

А Муссолини такую власть хотел получить. И настойчиво работал, создавая мощную организацию. Если в 1919 г. численность его фашистов не превышала десяти тысяч, то к началу 1921 г. в партии было уже более сотни тысяч членов. Причем членов, объединенных — в отличие от «фиумского прецедента» Д’Аннунцио — партийной иерархией и дисциплиной.

На Муссолини работала и ситуация.

На парламентских выборах в ноябре 1919 г. либералы и демократы были разгромлены. Власть в парламенте получили социалисты (156 мест) вместе с католическими популари (95 мест). Но… победители тут же отказались сотрудничать, поскольку социалисты решительно взяли на вооружение лозунги российских большевиков: «Земля — крестьянам, заводы — рабочим». И по стране покатились волны низовых бунтов. На юге крестьянские синдикаты и ассоциации захватывали и делили земли латифундистов, богатых арендаторов и кулаков. На севере к осени 1920 г. множество заводов было захвачено рабочими.

Вот тут-то и оказались востребованы выпестованные Муссолини фашистские отряды — «скуадри».