Как мы видим, ситуация в нашей экономике с трудовой занятостью, доходами граждан и рисками банкротств компаний более чем острая.

Нельзя сказать, что власть к этой проблематике безучастна. В ходе кризиса принят (и исполняется) ряд важных решений.

Во-первых, законодательно увеличен в 3 раза — с 1500 руб. в месяц до 4500 руб. в месяц — минимальный размер пособия по безработице.

Во-вторых, увеличены на 9,13% накопительные пенсии и выросли на 8% выплаты участникам программы софинансирования пенсий. Хотя понятно, что и в программу накопительных пенсий, и в программу софинансирования вовлечена очень малая часть российских граждан.

В-третьих, законодательно установлены антикризисные выплаты семьям с детьми. Это выплаты по 5 тысяч на каждого ребенка в возрасте до трех лет в апреле, мае и июне, а также разовые выплаты в июне на детей в возрасте 3–16 лет в размере 10 тыс. руб. на каждого ребенка. По последней программе, которая должна охватить почти 20 млн детей, к началу июня было получено около 12,5 млн заявлений на выплаты. Кроме того, принято решение еще раз выплатить в июле дополнительно по 10 тыс. руб. на каждого ребенка в возрасте до 16 лет, а также обеспечить ежемесячную выплату по 3 тыс. руб. на каждого несовершеннолетнего семьям, где один или оба родителя потеряли работу.

В-четвертых, правительством заявлены такие меры поддержки экономики, как обеспечение беспроцентными кредитами и списание налогов и страховых взносов за II квартал 2020 года для компаний, сохраняющих занятость сотрудников, плюс программа льготной ипотеки для граждан, плюс программа льготных кредитов под 2% годовых для компаний, сохраняющих занятость работников.

Нельзя не признать, что объем и масштабы антикризисной поддержки граждан и компаний в России вполне сопоставимы даже с большинством более богатых стран. Однако с учетом того, что Россия до сих пор объективно страна бедная (в особенности в нижних стратах реальных располагаемых доходов), эта поддержка в случае продления и развития кризиса (например, второй коронавирусной волны) может оказаться критически недостаточной.

В то же время нельзя не признать, что в контуре управления экономикой России происходят определенные обнадеживающие подвижки чуть ли не «мировоззренческого» характера.

Прежде всего, наш правительственный экономический блок показывает (хотя не всегда публично признает) что осознал следующее: эпоха «развития ползком» за счет рентных доходов от экспорта нефти, газа, черных и цветных металлов, минеральных удобрений и пр. осталась в прошлом. Сырьевая экономика полноценных ресурсов для развития уже явно не дает и не даст.

Но и кредитно-долговая экономика в условиях кризиса и нарастающих санкций против России никаких «прорывных» возможностей не сулит. Не менее ясно и то, что надежды на «благоприятный инвестиционный климат» для привлечения массированных иностранных инвестиций в наше развитие — нет никакой.

А это означает, что нужны другие модели и механизмы развития. Что нужно аккуратно, но быстро и решительно уходить с наезженной колеи рыночного либерально-монетаристского подхода к целенаправленному и активному экономическому управлению.

В этом смысле упомянутое мной ранее обвинение главы ЦБ Эльвиры Набиуллиной в «отходе от монетаризма» не случайно. Как не случайно и показательное интервью вице-премьера Юрия Борисова телеканалу РБК, данное 19 июня.

Некоторые тезисы «программного» характера из этого интервью стоит процитировать, поскольку они прямо атакуют ключевые догмы либерального монетаризма. Борисов, в частности, сказал:

«России необходимо отказаться от политики монетаризма и пересмотреть свои взгляды на развитие экономики…»

«Экономику нельзя развивать без достаточного количества инвестиций. Не будет инвестиций — не будет и развития».

«Нас интересуют инвестиции не в фондовый рынок, а в реальный сектор экономики… Профицитным бюджетом гордиться не стоит. Если у нас есть профицит, это значит, что мы где-то не дорабатываем, не знаем, куда эффективно осуществить инвестиции».

При этом Борисов заодно подчеркнул, что в условиях кризиса государство обязано стать активным и решающим инвестором, а не сторонним наблюдателем за экономическом процессом. И заметим, нет в интервью никаких слов о надеждах на иностранные инвестиции и перспективы роста цен на нефть, как нет и упований на то, что российскую экономику «вытащит» опережающее развитие сферы услуг.

Это — крупная заявка на фундаментальную смену экономической политики. Вопрос в том, воплотится ли она в адекватные политические решения и практические действия. Но Борисов, видимо, на это крепко надеется. Он подчеркивает, что его единомышленником является первый вице-премьер Андрей Белоусов, а также что эти идеи находят твердую поддержку премьер-министра Михаила Мишустина.

Мишустин, отметим, на днях уже подписал распоряжения о списке приоритетных крупных проектов, в которые пойдут государственные инвестиции из федеральных целевых программ и ФНБ.

В список из 15 таких проектов вошли, в частности, три проекта мощнейших ледоколов для обеспечения проводок судов по Севморпути (два типа «Арктика» и один типа «Лидер»), а также строительство мощного газового терминала на Ямале для проекта «Арктик-СПГ».

Кроме того, в «список Мишустина» вошли строительство и реконструкция ряда важнейших автодорог и крупных объектов социальной инфраструктуры.

Перечисленные проекты, безусловно, стратегические, поскольку призваны решать важнейшие задачи развития российской (прежде всего транспортной) инфраструктуры. Однако понятно, что они по своему содержанию не могут оперативно и кардинальным образом повлиять на решение важнейшей посткризисной проблемы России — растущей безработицы. А решать ее неизбежно придется…

Еще одной управленческой новацией Мишустина является утверждение «Стратегии развития обрабатывающей промышленности на период до 2035 года». Причем с очень амбициозными целями: к завершению срока стратегии производство в отрасли должно вырасти на 192%.

Ставка на обрабатывающую промышленность обнадеживающая: именно в ней у нас есть глубокое и опасное отставание в технологиях и компетенциях, которое, как показывает опыт, не заменить никаким импортом и быстрым импортозамещением. И в этой отрасли невозможно получить лучшие технологии ни за какие частные деньги — и в силу нежелания частников принимать на себя высокие инвестиционные риски, и в силу больших сроков окупаемости проектов. Госфинансирование в этой отрасли неизбежно.

Но столь же неизбежно (по крайней мере, на первых порах) госфинансирование реализации продукции обновленных отраслей. То есть для обрабатывающей промышленности необходимо расширение госзаказа, в том числе за счет увязки приоритетов выпускаемой продукции с целями анонсированных национальных проектов.

При этом, конечно, «некритические» технологии обрабатывающей промышленности на первых порах можно (и нужно) попытаться купить. Именно сейчас, в условиях мирового кризиса и предбанкротного состояния множества вполне высокотехнологичных зарубежных компаний, для этого появляются определенные шансы.

Налоговые новации и экономическая политика

Одной из важных новаций, объявленных президентом Путиным, стал комплекс налоговых преференций для компаний, работающих в сфере интеллектуальных технологий (IT). Это, во-первых, снижение почти вдвое, с 14% до 7,6%, ставки страховых взносов для компаний IT-сферы. Кроме того, для таких компаний предложено снизить налоги на прибыль с нынешних 20% до минимальных 3%. Аналитики рынка надеются, что эти меры не только смогут остановить отток из России соответствующих кадров, которые все чаще предпочитают вести свои проекты в чужих (кипрской, ирландской и т. д.) юрисдикциях, но и, более того, обеспечить возврат части российских IT-кадров на родину.

Далее, одной из самых обсуждаемых новых налоговых мер, предложенных президентом Путиным, стал переход от «плоской» шкалы налога на доход физических лиц (НДФЛ) в 13% для всех граждан России — к шкале «как бы прогрессивной». А именно введение для годовых доходов более 5 млн руб. налоговой ставки в 15%.

Некоторые либеральные критики возопили, что, мол, Путин разрушает главное налоговое счастье прошедших десятилетий — поскольку при плохом российском налоговом администрировании доходы снова «побегут в тень», и реальные налоговые поступления упадут. Некоторые либеральные и нелиберальные критики заявили, что этим налогом Путин уничтожает остатки так называемого «среднего класса» в России, поскольку, мол, именно для него окажется особенно болезненно выплачивать новый налог. И никого из критиков не утешает то обстоятельство, что полученные налоговые доходы (по оценкам, около 60 млрд руб. в год) предназначены для лечения детей с тяжелыми и редкими заболеваниями…

В связи с этим стоит отметить, что в подавляющем большинстве стран мира НДФЛ именно прогрессивный и, как правило, для самых бедных обнуляется, а для самых богатых составляет не 15%, а 35–50% доходов, и администрируется вполне внимательно и жестко. Да и в России, как мы (особенно предприниматели) видим сейчас, Мишустин на своей прежней должности в ФНС отладил вопрос администрирования налогов очень даже успешно.

И, конечно же, у нас именно прогрессивный НДФЛ — по американскому или французскому образцу — в условиях кризиса особенно необходим. И потому, что в кризисе это социально очень важно с точки зрения российских представлений о справедливости. И потому что в этом случае — соответствующие расчеты известны! — дополнительные налоговые доходы окажутся на уровне нескольких триллионов рублей и способны весьма заметно восполнить инвестиционный дефицит российской экономики.

Другое дело, что в дополнение к прогрессивной шкале НДФЛ в стране необходимо сделать и очень многое другое. И не ту новацию Путина, которая заключается в выплате фиксированной суммы 5 млн руб. без всякой отчетности российскими владельцами зарубежных активов. Что, как признают многие эксперты, является крохотной долей реальных доходов от этих активов и фактической налоговой амнистией для «сбежавших» капиталов.

Прежде всего, ЦБ России должен получить право кредитования правительства (например, собственными «количественными смягчениями», как ФРС США и ЕЦБ Европы). Тогда не придется для кредитования экономики из валютных резервов использовать хитроумные схемы вроде описанной выше с ОФЗ. При этом ЦБ одновременно должен получить обязанность проводить в России денежную политику, гарантирующую необходимый уровень занятости населения (опять-таки, как ФРС и ЕЦБ).

Далее, необходимо ввести в России законодательные меры жесткого валютного контроля, как в Китае, чтобы сократить возможности незаконного и спекулятивного вывода капитала из страны. И за счет теневых схем с фиктивными фирмами-прокладками, и методом так называемого carry-trade. Когда, например, в США берут в кредит доллары по низкой (нулевой) ставке, они в России конвертируются в рубли, на рубли приобретаются ОФЗ или корпоративные облигации с высокой ставкой купона, затем, через некоторое время, за облигации вместе с купонной прибылью получают рубли, конвертируют их в доллары, выплачивают исходный кредит и остаются с купонной долларовой прибылью. По существующим оценкам, из России в последние годы только лишь операциями carry-trade ежегодно выводится около 100 млрд дол.

Можно и нужно ввести ограничение валютных спекуляций (например, как в Малайзии), установив запрет на «быстрый» (например, ранее двух-трех месяцев после инвестирования) вывод из страны портфельных (то есть спекулятивных) вложений капитала. Можно, наконец, ввести так называемый «налог Тобина» на все валютные транзакции в России в размере 0,01–0,05% от объема каждой транзакции, что резко снизит интерес к таким операциям у валютных спекулянтов.

Можно (и нужно) ввести и другие финансовые новации, возвращающие России финансово-экономическую субъектность. Главное — нужно окончательно понять, что прежние игры в «экономическое партнерство» с Западом завершились, причем бесповоротно. И делать выводы. По большому счету, увы, — с ориентацией на мобилизационное развитие экономики в условиях жесткого и враждебного внешнего экономического давления.

Проблема региональных бюджетов

По данным Центра макроэкономического анализа и краткосрочного прогнозирования (ЦМАКП), совокупные доходы бюджетов субъектов РФ за январь — май 2020 г. стагнировали в реальном выражении. Спада позволили избежать высокие показатели первого квартала и значительное увеличение федеральных трансфертов. Собственные доходы регионов за тот же период сократились почти на 11% в реальном выражении. По итогам пяти месяцев сокращение общей величины доходов наблюдалось у трети российских регионов, спад собственных доходов затронул почти 80% субъектов РФ.

При этом расходы бюджетов субъектов РФ за январь — май 2020 г. резко выросли — практически на четверть по сравнению с аналогичным периодом предыдущего года, более чем на 1 трлн руб. (Рис. 1.) Наибольший вклад в рост расходов внесли расходы на здравоохранение и образование, в несколько меньшей степени — на социальную политику и национальную экономику.

Относительно благополучная ситуация с балансировкой бюджетов регионов связана (пока!) не только с федеральными трансфертами, но и с использованием переходящих остатков прошлого года на бюджетных счетах. Сейчас эти резервы в значительной мере исчерпаны: по оценкам рейтингового агентства НКР, к концу 2020 года 62 субъекта федерации истратят резервы полностью.

При этом за «карантинные» апрель — май 2020 г. совокупные доходы бюджетов субъектов РФ сократились почти на 11% к аналогичному периоду 2019 г., а собственные доходы снизились более чем на четверть (26,4%).

Сильнее всего во время карантина в регионах упали поступления по налогу на прибыль — на 33,7% к апрелю — маю предыдущего года, что дало вклад более 50% в снижение собственных доходов региональных бюджетов. Также значительную часть сокращения собственных доходов (около 21%) дало снижение поступлений налогов на имущество (на 31,6% к апрелю — маю предыдущего года). Наконец, падение доходов от НДФЛ за апрель — май составило 14,8% к аналогичному периоду 2019 г.

Хотя пока промежуточные итоги исполнения бюджетов регионов (за счет бюджетных остатков и трансфертов) фактически бездефицитные, перспективы — тревожные. Если в январе — мае 2019 г. суммарный профицит бюджетов регионов составлял почти 1 трлн руб., то в 2020 г. за тот же период мы видим дефицит в 245 млрд руб. На текущий момент уже 40% российских регионов столкнулись с необходимостью покрытия значительного бюджетного дефицита, и в ближайшие месяцы можно уверенно прогнозировать рост числа «дефицитных» регионов.

Соответственно, растет и долговая нагрузка региональных бюджетов. На сегодняшний момент она в среднем для субъектов РФ составляет 23% собственных доходов и растет. ЦМАКП считает высоко вероятным дальнейшее «накопление дисбалансов в бюджетах регионов из-за сжатия собственной доходной базы и вынужденного поддержания высокого уровня расходов».

Иными словами, без крупных (и растущих) федеральных трансфертов большинство регионов в достаточно близкой перспективе окажутся, что называется, на мели. По имеющимся оценкам, до конца года (если не будет «второй волны» коронавируса!) регионам понадобится дополнительная поддержка в объеме не менее 1,3–1,4 трлн руб., но пока что им выделено и запланировано выделить всего около 650 млрд руб. В то же время понятно, что без активного (в том числе финансового) участия регионов ни устойчивый выход страны из кризиса, ни тем более успешная реализация нацпроектов, — невозможны.

Отдельно следует подчеркнуть, что бюджетная проблема российских регионов осложняется их отчетливой (и зачастую неоправданной) дифференциацией на «доноров» и «получателей». Поскольку многие корпорации (и физлица тоже) платят налоги в бюджеты не там, где в реальности работают, живут и пользуются региональной инфраструктурой, а «по месту регистрации», то есть в столицах и крупных городских агломерациях. Бедность многих субъектов Федерации решающим образом определяется именно этим несправедливым «регистрационно-налоговым» перекосом.

Основные выводы

Наиболее серьезными вызовами для российской экономики на ближайшую перспективу являются:

1. Проблема восполнения дефицита федерального бюджета в условиях резкого снижения его экспортных, налоговых и других доходов, а также резкого повышения антикризисных расходов и расходов на развитие.

Как показывает уже имеющийся опыт, размещение ОФЗ в российских коммерческих банках и среди населения успехом не пользуется.

В то же время опора на спрос на ОФЗ среди нерезидентов чревата серьезными рисками. И потому что это заимствования под достаточно высокий процент, и потому что вполне возможный стихийный или неслучайный внезапный и массированный отток капиталов нерезидентов из ОФЗ может иметь для финансовой системы России серьезные кризисные последствия.

В то же время предлагаемое некоторыми аналитиками использование для пополнения бюджета резкого (до 80 руб./дол.) снижения курса рубля, хотя и разрешит отчасти бюджетную проблему, но одновременно вызовет весьма негативный эффект дальнейшего падения реальных располагаемых доходов граждан, в том числе за счет роста цен на продовольственный и непродовольственный импорт.

2. Проблема восполнения дефицитов региональных бюджетов в условиях резкого сокращения всех видов налоговых поступлений в эти бюджеты.

Самостоятельно с этой проблемой большинство субъектов Федерации справиться не смогут. Запланированное пополнение региональных бюджетов федеральными трансфертами представляется недостаточным.

В то же время понятно, что нерешенность бюджетной проблемы регионов может создавать не только социально-экономические (в частности с трудоустройством подлежащих увольнению бюджетников), инфраструктурные и т. п. риски. Здесь вполне возможны и очень значимые, и опасные социально-политические риски.

3. Проблема грозящих банкротств значительного числа предприятий и компаний, прежде всего мелких и средних.

Покупателей на большинство таких компаний в сегодняшней России нет. Восстановить их деятельность нередко трудно как ввиду невозможности расширить или хотя бы сохранить спрос на их продукцию или услуги, так и из-за разрыва или замораживания цепочек поставок материалов, комплектующих и запчастей.

Нерешенность этой проблемы неизбежно вызовет дополнительное (и немалое) обострение на рынке труда, который и без этого уже является (и будет в дальнейшем) крайне проблемным.

4. Проблема растущей официальной и скрытой безработицы.

Восстановление рабочих мест после «карантинного сброса» идет в России крайне медленно и неравномерно. Отчасти это объясняется летним периодом и готовностью многих граждан взять «отпускную паузу». Однако ситуация с увольнениями работников при «оптимизации производства», практикой неполной занятости и т. д. показывает, что повсеместно, в том числе даже в наиболее консервативной «бюджетной» сфере занятости, безработица растет.

При этом данные опросов работодателей и работников показывают, что наиболее уязвимыми в нынешней ситуации на рынке труда оказываются те самые пожилые «предпенсионеры», которые оказались и без пенсий, и без реальной возможности найти посильную работу. Именно им теперь в первую очередь предоставляется сомнительное право выживать на «увеличенное» пособие по безработице, нередко — минимальным размером 4,5 тыс. руб. в месяц.

В связи с этим представляется насущно необходимым срочный пересмотр недавних новаций в пенсионном законодательстве и возврат старого пенсионного возраста 55 лет для женщин и 60 лет для мужчин.

Кроме того, представляется крайне необходимой опережающая реакция на новую (и очень непривычную и болезненную именно для России) ситуацию на сокращающемся рынке труда. Возможно, в виде отдельной Национальной программы по малому бизнесу, включающей серьезную и широкую подпрограмму дистанционного обучения организации малого предпринимательства.

В заключение отметим, что в новой мировой ситуации вполне возможны попытки Запада (конечно, в первую очередь США) заняться экономическим «удушением» России за счет ее вытеснения с важнейших мировых рынков. В связи с этим стоит напомнить о серии вышедших в последние месяцы «установочных» публикаций крупнейших американских «мозговых центров», включая Институт Брукингса.

Общим посылом ряда таких публикации, является утверждение о том, что именно сейчас, когда кризис «перетряхивает» глобальную экономику, следует вспомнить об экологических принципах и более строго и уверенно проводить их в жизнь. В том числе жестко ограничивать использование «грязных» технологий, наказывать за их применение и одновременно поощрять использование так называемых зеленых технологий.

В частности, автор из упомянутого Брукингса заявляет, что необходимо во всем мире «прекратить субсидирование добычи нефти, газа и угля, а вырученные средства направить на восстановление глобальной экономики в „зеленом“ формате».

Но поскольку глобальная экономическая нормативность (включая нормативность Всемирной торговой организации и санкционных экономических режимов ООН) во всем мире обрушена стараниями США, нельзя исключать, что именно США теперь намерены диктовать «правила» экологического поворота мировой экономики, решать, что и кто неправильно «субсидирует», и налагать санкции на нарушителей.

В этом случае первоочередным «назначенным нарушителем», вне сомнения, окажется Россия. Которую, вне сомнения, попытаются наказать глобальными санкциями запрета доступа к любым внешним рынкам…