Я уже сказал и могу повторить снова, что полностью поддерживаю все действия России на Украине. Я поддерживаю их и потому, что считаю правильными, и потому, что когда твоя страна конфликтует с иноземцами (а ежу понятно, что конфликт разворачивается не с одной Украиной), то надо поддерживать свою страну. Но такая поддержка, как мне представляется, ничего общего не имеет с судорогами охранительского лоялизма ― именно такие судороги могут породить опаснейшие последствия. А потому я буду поддерживать наших, как умею, и укажу на несколько проблем, уже обретающих внятность внутри того тумана, который всегда окутывает начало любых действий, подобных тем, что сейчас имеют место на Украине.

Начну издалека.

Мне неоднократно приходилось и самому наблюдать некие специфические проявления того, что можно назвать украинским национальным характером, и обсуждать эти проявления со специалистами, которые много лет занимаются данной спецификой, будучи украинцами или просто относясь к украинскому народу с крайней симпатией. И, может быть, именно поэтому видят то, что скрыто от более безразличных людей, говорящих на автомате о братстве и прочем. Еще и еще раз оговорю, что обсуждение специфического состояния общественного сознания или национального сознания не имеет ничего общего с огульными поношениями того или иного народа. Речь не идет также о ложных утверждениях, согласно которым все представители того или иного народа запрограммированы на определенное видение реальности. Так никогда не бывает. Украинцы очень разные. И как каждый народ, украинцы по преимуществу люди замечательные, заслуживающие любви, уважения и восхищения. Но мы-то сейчас говорим о другом ― об общественном или национальном самосознании, сформированном как за десятилетия мягкого промывания мозгов, так и за восемь последних лет очень жесткого промывания мозгов в бандеровском ключе.

Не надо поддаваться шапкозакидательским настроениям, согласно которым весь этот промывательный морок сгинет сразу после вхождения российских войск. Где-то он сгинет, где-то не сгинет, а где-то, наоборот, укрепится. Потому что, что греха таить, посеянные антирусские семена дали обильные всходы, потому что была почва, на которую упали эти семена, а те, кто занимался «посевом», хорошо понимали, какова эта почва и как с ней работать.

Еще раз оговорив, что у меня много ближайших соратников, имеющих украинские корни, что я преисполнен любви и уважения к украинскому народу, попытаюсь обсудить сейчас то, что важно с точки зрения наших действий на Украине.

В бытность свою геофизиком, еще в советский период, я участвовал в длинной экспедиции на Украине. И сталкивался с этой спецификой украинского национального характера, описанной с большой любовью Николаем Васильевичем Гоголем. Ничего плохого в этом не было, но специфика была даже в советские годы. А уж в постсоветские…

Потом ― первый майдан, сброс Януковича. Тогда один крупный специалист по Украине сказал мне: «Это же надо осмыслить! Народ сначала скинул Януковича, а потом его же сделал президентом. Всё не так просто. Есть, знаете ли, некий психотип. И он не русский, он другой. Те, кто этого не понимает, нарвутся на неприятности».

Позже другой крупный специалист по Украине, сам украинец, говорил мне: «Нужно обладать определенной национальной спецификой для того, чтобы выбрать в президенты эксцентрика с уклоном в порнографию». Помолчав, этот человек добавил: «То есть выбрать стопроцентного клоуна. Это надо суметь! И это предполагает наличие определенного психотипа, управляющего выбором».

Потом… потом… потом… Короче, я уверен, что многие украинцы с ликованием встретят русские танки и будут благодарить за избавление от бандеровцев, но многие ― не значит все. И это надо учитывать.

Я полностью солидарен с оценкой действующего режима как пробандеровского. Вопли по поводу того, что бандеровцев очень мало, абсолютно не убеждают. Может быть, фанатики Бандеры представляют собой активное меньшинство. Но законы на Украине принимались такие, что Бандера бы возрадовался. И культ Бандеры продвигался на государственном уровне. Украинский пробандеровский режим существует восемь лет. Да и до этого режим был не ахти. Ну так давайте примем всерьез оценку режима как пронацистского и бандеровского. И посмотрим, что из этого следует.

Как население нацистской Германии принимало советские войска? С распростертыми объятиями? Ой ли?! Кто-то радовался, но именно кто-то. А как принимали советские войска не только в Венгрии и Польше, но и в Болгарии? Тоже ведь очень по-разному. А на какой почве потом взрастал неонацизм?

Еще раз: когда определенные семена посеяны и восемь лет спокойно росли (напоминаю, что в нацистской Германии они росли всего двенадцать лет, и из них последние четыре года — очень неспокойно), то нужно это учитывать. И не только это, но и то, как это сочетается с почвой, на которую упали ядовитые семена бандеровской русофобии. Нельзя, смертельно опасно подменять это дежурными фразами о нашем братстве и строить конкретные алгоритмы поведения, исходя из таких дежурных фраз.

И пусть лучше я ошибусь, но проявлю определенную сдержанность ― нет, не в том, что касается любви к украинскому народу, а в том, что касается злоупотреблением верой в дежурные фразы о нашей близости. Притом что близость-то бывает разная ― ох как иногда грызутся между собой наиближайшие родственники.

Если я прав, то допущена психологическая ошибка в оценке украинского реагирования на проведение нашей спецоперации. Тем более что не восемь лет, а уже более трех десятилетий Россия никак не работала с украинским населением, а антироссийские группы, как местные, так и западные, работали форсированно и умело. И вполне можно предположить, что доминировать будет не братская реакция, а некий сплав обостренной обидчивости и внедренного в сознание выдуманного украинского превосходства. Если бы оно не было внедрено в сознание, то лозунг «Украина це не Россия» был бы невозможен. А он успешно реализован.

И что же из этого вытекает? А то, что проводимая спецоперация может иметь затяжной характер, что внутри спецоперации будет фаза быстрых успехов России, фаза относительного торможения, фаза возникновения трясины и фаза выхода из нее. Надо к этому готовиться, из этого исходить. И не надо поддаваться шапкозакидательским настроениям. Согласно официальной информации, на одном из направлений наивная вера во всеукраинское братское отношение к вошедшим российским войскам уже обернулась потерей бдительности, а потеря бдительности ― серьезными последствиями.

Ложь Зеленского о героях, погибших на Змеином, уже разоблачена. Но это не значит, что все в одночасье сдадутся и переделаются. Кто-то ― да. А кто-то ― нет. И те, кто не переделаются, будут создавать проблемы. Их, возможно, будет больше, чем в конце сороковых годов ХХ века. К этому надо быть готовыми.

Первая проблема ― в этой готовности. То есть в преодолении шапкозакидательских настроений. Трезвый взгляд на макросоциальный процесс, как мне представляется, состоит в том, что в реальности братство украинского и русского народов будет сродни тому пролетарскому братству, на которое надеялись накануне Великой Отечественной войны. Дескать, немецкий пролетариат восстанет против Гитлера, пошедшего войной на первое пролетарское государство. По счастью, тогдашние надежды поизносились до 1941 года, ― иначе не было бы фильма «Александр Невский» и многого другого.

Не стоит надеяться на братство народов и ликование по поводу спасения от бандеровской нечисти, ― вместо этого будет тугая обида, рост местнического национализма, его перекидывание на другие группы населения и вязкая, осторожная система действий, способная превращать штурм и натиск в нечто совсем другое. К этому другому и надо готовиться.

Заявляя о наличии этой проблемы, я не ставлю под сомнение необходимость спецоперации. Я обращаю внимание на специфику русско-украинских отношений в XXI столетии. Эта специфика представляет собой пока что недоучитываемую проблему № 1.

А есть еще проблема № 2. В ее основе лежит избыточный, как мне представляется, оптимизм по поводу возможностей нашей информационной системы. Которая якобы способна не только вяло прозябать ― кто патриотично, кто антипатриотично ―, но и вести информационную войну. Опыт первых дней показал, что эта система вести информационную войну не может. А также не хочет и не будет.

Проблема № 2 находится в прочной связке с проблемой № 3, суть которой в твердой уверенности в том, что не только информационная, но и политическая система могут оказывать противодействие быстро растущим нагрузкам ― информационным и политическим.

Власть пока еще не проиграла улицу, но она не пресекла ни антивоенные порывы соответствующих СМИ, ни антивоенные порывы соответствующей улицы. А коль скоро шапкозакидательство ошибочно, то пресекать всё, противодействующее успеху спецоперации, придется. Недемократично? Может быть. Но что поделаешь. Проиграть эту спецоперацию нельзя. Ставки слишком большие. Они связаны не с судьбой отдельных лиц. Всё это надо объяснить и СМИ, и улице. Объяснив же, надо предупредить о последствиях легкомысленного поведения. И показать на практике, что есть существенное различие между политической оппозицией в обычных условиях и сходной деятельностью в условиях проведения спецоперации.

Проблема № 4 состоит в том, что власть преувеличивает общественный авторитет так называемой охранительной части бойцов информационного фронта. К моему глубокому сожалению, эти бойцы очень сильно подпалили себя и при поддержке пенсионной реформы, и тем более в ходе разнузданной вакцинации.

Не будем дискутировать о том, нужны были вакцины от коронавирусной инфекции или нет. Разберем этот вопрос сугубо политически. Вакцинировалось навскидку 60% населения. Это низкая цифра по отношению к Западу. Теперь подумаем, какая часть этого населения а) купила справки и б) ощущает себя жертвой административных репрессий, пошедшей на соглашение в силу оказанного давления и вопреки своей воле. Это одна треть от 60% вакцинированных или больше, но уж никак не меньше. Но тогда 40% населения ― это люди, которые отказались вакцинироваться, плюс 20% населения ― это люди, которых заставили вакцинироваться. Причем неизвестно, какая из этих подгрупп более остро не приемлет случившееся. Потому что за справки надо было платить свои последние кровные. А вакцинировавшиеся против своей воли любви к тем, кто их принудил, не испытывают.

Как бы то ни было, больше половины населения ―, а это наиболее консервативные люди, обычно поддерживающие Путина, ― никак не принадлежит к сторонникам вакцинации. И именно с ними звезды нашей охранительной идеолого-информационной когорты обошлись самым несуразным образом. Они эту часть сильно оскорбили. И ответом был разрыв коммуникации. Эти ревнители вакцинации из охранительного лагеря почему-то решили, что им надо жить вплоть до завершения вакцинации, что никакого «потом» не будет.

А вот теперь наступило «потом», а связь с определенной частью населения разорвана или сильно повреждена. И никакого лихорадочного патриотического угара в этой части нет даже сейчас. А если нам суждено воевать вдолгую, то тренд всегда негативный.

Проблема № 5 ― отсутствие необходимой идеологической новизны или хотя бы идеологического «апгрейда». С населением говорят на языке сильно изношенном, являющемся отчасти заимствованным у газеты «Завтра», отчасти ― либеральной фразеологией охранительного образца, а отчасти и чем-то третьим. Этот язык не работает. Те, кто пытается на нем говорить, очень неубедительны. И эту свою неубедительность чувствуют.

Проблема № 6 ― свои и чужие. Патриотическая аудитория видит, что обласканными оказываются противники спецоперации. И задаются вопросом: что сие означает? А означает это, что у нас политическая система та же, что до спецоперации. И мышление то же.

А потому и практика та же. Она по-прежнему состоит в том, что власть открывает объятия именно своим врагам. Если раньше это было обоснованно тем, что враги ходили в возлюбленное американское посольство, и потому их надо было обхаживать, то теперь обусловлено это только инерцией, которая плохой советчик в острых новых ситуациях.

Как я уже не раз говорил, «Бентли» ― это великолепная машина для поездок по хорошим дорогам и очень плохое средство передвижения в условиях плохих дорог, заболоченности и так далее. Но было решено ехать на «Бентли», потому что якобы по бездорожью мы не поедем. Я был бы рад, если бы это было так. Но вырисовывается нечто другое.

Проблема № 7 состоит в избыточной, как мне представляется, оптимистичности по части возвращения к умеренно приятным отношениям с Западом. Этот оптимизм с наибольшей определенностью был озвучен Дмитрием Анатольевичем Медведевым, который ведет себя сейчас очень решительно и патриотично. Но сочетает такое поведение с утверждением о том, что Запад чуть-чуть побесится, а потом снова нас полюбит. Мне это представляется достаточно сомнительным. И опять же, я буду трижды рад, если Дмитрий Анатольевич окажется прав. Однако на горизонте маячит нечто иное. Это не значит, что Запад вступит с нами в войну или совершит что-нибудь вопреки своим интересам. Да, западная империя гнилая, трусливая, завязнувшая в комфорте… Всё так. Но это всё равно империя. И она сможет организовать серьезное давление по сценарию «холодная война 2.0». Она просто не может этого не организовать.

Теперь соединим вместе вышесказанное. Что получится? Что российская власть продолжает использовать систему, предназначенную для пресловутой интеграции в западное сообщество (эта стратагема по-прежнему доминирует) для того, чтобы вступить в конфронтацию с этим сообществом. Такое решение власти сродни эксцессу, организуемому женой, любящей мужа, намеренной сохранить семью, но обиженной тем, что муж ведет себя неподобающе. Мол, если закатить истерику, то муж опомнится и сменит стиль. А что ― он на развод не пойдет, детей пожалеет и так далее, и если его крепко встряхнуть, то он опомнится, и жить будем, как в раю. Но это не тот случай.

Мне кажется, что президент России понимает, что мы в новой ситуации. Что он во всех смыслах перешел Рубикон. Но понимая это, он пока что делает ставку на то, что система наша универсальна и мощна и может быть использована как для дружбы, так и для вражды. А что, почему бы кампанию сокрушения американского империализма не возглавить Анатолию Борисовичу Чубайсу? Он менеджер эффективный, знакомый. И достаточно циничный для того, чтобы хоть дружить, а хоть воевать. Что прикажут, то и сделает.

Беда тут в одном ― что недоучет перечисленных проблем, возможно, придется оплачивать не только тем, кто их недоучитывает, но и народу, и государству российскому. И в определенных случаях за этот недоучет может быть заплачена слишком высокая цена.