В новой статье из цикла «О коммунизме и марксизме» Сергей Кургинян поднимает важную тему силы, которая нужна тем, кто намерился выводить людей из того ада, в котором эти люди пребывают. Совпало ли, но последнее время меня самого занимает именно этот вопрос, может быть, не в столь обширном смысле.

Еще лет десять назад я увлекся чтением мемуаров и популярной исторической литературы о Великой Отечественной войне. Одна из мыслей, которая меня не покидала после прочтения этих книг, — какой же силы были люди той эпохи, и куда же эта сила подевалась в людях современных? Ведь некорректно было бы заявлять, что подвиги как ратные, так и трудовые в те года совершали какие-то совершенно другие люди, то бишь — люди другого биологического вида. Разумно ведь предположить, что в настоящее время эти качества людьми в какой-то степени утрачены по тем или иным причинам.

Я слышал, как мне кажется, достаточно расхожее мнение, что люди были просто вынуждены проявить силу и недюжинные волевые качества исключительно потому, что по факту оказались в экстремальной ситуации. Полагаю, доля правды есть и в этих рассуждениях, однако всегда ли экстремальные ситуации проявляют исключительно такие качества в людях? Опять же, в 1990-х годах большинство наших сограждан буквально бросили в столь «экстремальную» обстановку, что им приходилось выживать. И да, кто-то действительно в этой новой реальности смог закалиться, как-то потом обустроиться (даже весьма комфортно) и так далее. Но скольким этого не удалось! И почему же, собственно, эта экстремальная ситуация не закончилась из-за волевых усилий миллионов людей? Казалось бы, если миллионы смогли бы проявить и силу, и характер, и другие волевые качества, — почему основы постсоветского бытия остались непоколебимы? При этом стоит делать поправку на то, что в 90-х выживали всё же люди старшего поколения, воспитанные еще в советском обществе и так или иначе приученные к труду. (К слову, именно поэтому у меня вызывают серьезный скептицизм высказывания отдельных личностей, что, дескать, раз 90-е пережили, то и очередной коллапс страны пережить можно. Ну-ну, как же.)

Да и в целом экстремальные условия для выживания логически предполагают приложение усилий для базового обеспечения жизнедеятельности — пища, кров, может быть, какой-нибудь даже досуг. Здесь человек еще может проявить изобретательность (но не силу же, в самом деле?) и как-то к ситуации адаптироваться. Не будем отрицать, что кто-то вполне себе смирялся и жил более-менее приемлемо и в условиях оккупации? А кто-то — выживал и за счет других, уходя в полицаи. Ведь не их же дела вызывают восхищение и даже зависть у ныне живущих, а именно дела тех, кто даже в безысходной ситуации сражался до последнего вздоха.

Опять же, на мой взгляд, наличие этой самой силы абсолютно не зависит от бытия и условий, в которые помещен человек. К тому же предчувствие явной беды или ее явление воочию может как-то мобилизовать человека и заставить его обретать такую силу. Напротив, исключительно комфортная среда может демобилизовать человека в той или иной степени. Но не всё же упирается в эту среду, в самом-то деле! История же знает немало примеров, когда люди, имевшие и достаточно высокое положение, и вполне себе комфортное существование, ради достижения высоких целей жертвовали абсолютно всем, ни капли не сомневаясь при этом.

Да, в насаждении слабости среди подавляющего числа наших сограждан сыграла роль своеобразная пропаганда, которая сводит весь список человеческих потребностей к вышеозначенным базовым, свойственным и животному. Ну либо воспевают силу, но исключительно эгоистическую, как силу неких одаренных людей, способных шагать по головам и добиваться успеха, в первую очередь для собственной выгоды, а не для того, чтобы менять мир к лучшему и «выводить людей из ада».

У меня порой невольно возникают ассоциации с феодальным обществом, когда большинство народа находилось в относительно бесправном состоянии, а прослойка феодалов осуществляла свою власть над ним. Но ассоциации достаточно условны, да и современному человеку вдруг захотеть жить в неофеодальную эпоху довольно странно. Ведь в Средневековье у простых людей было утешение в виде религии, а общество в целом не было лишено светлых идеалов. Сейчас же эти идеалы явно не присутствуют, утешения в его широком смысле и подавно нет. Большинство людей втянуто в бесконечный конвейер по зарабатыванию и трате денег. А раз некоего идеального света в конце такого конвейера не видать, — то и все усилия тратятся на то, чтобы как-то потешиться да развлечься в свободное от работы время. Какие тут размышления о силе и желание ее обрести, когда времени на это нет — надо зарабатывать!

Но это небольшое отступление. Меня в числе прочих интересовал и вопрос, а есть ли у людей, силой не обладающих, желание ее обрести? Вот обрести по-настоящему. Не на фантазийном уровне, когда ты сам себе представляешь другого себя в совершенно других условиях и обстоятельствах, когда якобы ты этой силой преисполнен и творишь великие дела, а вот именно по-настоящему? Ведь, я так полагаю, это же не бесплатное удовольствие. Мне представляется, что обретение искомой силы — уже по одному факту желания ее иметь — меняет жизнь человека до неузнаваемости. Ведь сила не может просто покоиться, условно, лежать на печи, ее ведь нужно куда-то прикладывать? В таком случае бездействие будет человека жечь, постоянно напоминать о себе. А человек, привыкший и привязавшийся к комфортному существованию, должен будет либо порвать с привычным образом жизни, либо он обречен чуть ли не сойти с ума. Может ли это вызывать страх? Я думаю, что может.

При этом невозможно отрицать, что без этой силы никак уж не получится переломить ход событий, так или иначе ведущий к катастрофе. Эпоха, когда миллионы маленьких людей могли просто честно трудиться на своих работах и таким образом как-то двигать мир вперед, уже завершилась. А значит, вопрос об обретении силы и использовании ее для спасения людей становится одним из важнейших политических вопросов нашего времени.