Этим рассказом мы завершаем серию статей об освобождении Красной Армией стран Европы. И здесь, кажется, будет уместно подвести некоторые итоги, сказать о том, что по каким-то причинам было не сказано, и попытаться понять, чем же была победа над фашизмом для СССР и для всего мира.

Прежде чем перейти к подведению итогов европейского похода Красной Армии, надо заполнить важный пробел в рассказе о войне на территории Германии. Обычно битва за Берлин представляется центральным и окончательным эпизодом борьбы как за Европу, так и всей Великой Отечественной войны.

Однако в апреле 1945 года произошло, может быть, менее значительное, чем взятие Берлина, но не уступающее ему по символичности и смыслу сражение за Восточную Пруссию и ее столицу — Кенигсберг.

Восточная Пруссия действительно являлась символом, причем не только Третьего рейха, но и всей милитаристской истории Германии. Недаром в советской пропаганде ее называли «гнездом германского милитаризма».

Пруссия была историческим ядром Германской империи, прусские дворяне издавна составляли военную аристократию государства.

В средние века Восточная Пруссия была оплотом тевтонских рыцарей — оттуда они осуществляли крестовые походы на славянские земли.

Пруссия всегда была военным плацдармом для агрессии против любых восточных соседей Германии. Одновременно она была мощной цитаделью, огромной крепостью на северо-восточных рубежах германского рейха.

Эта область Германии насыщена естественными препятствиями, особенно водными, включая труднопроходимые Мазурские озера и болота. Все эти препятствия — господствующие высоты, берега водоемов, оврагов, топкие местности, — с XVIII века оборудовались инженерными оборонительными сооружениями. Полосы обороны располагались друг за другом на расстоянии 15–20 километров. К обороне были подготовлены все основные населенные пункты — конечно, в первую очередь, со стороны востока.

Даже восточно-прусские жилые дома строились так, чтобы стены, обращенные в сторону границы с Россией, были толще остальных. Местное население готовилось не только как мобилизационный резерв и источник пополнений, но и как вспомогательные подразделения, агентура и диверсионные группы.

Фактически вся Восточная Пруссия веками обустраивалась как форпост, обращенный против Российской Империи, а позднее против Советского Союза.

После поражения Германии в Первой мировой войне победившие страны Антанты заставили немцев разрушить все оборонительные линии на западе, а вот в Восточной Пруссии их разрешили сохранить (понятно, что с дальним прицелом против России). И Германия не только сохранила старые укрепления, но и значительно расширила — эти работы в Восточной Пруссии продолжались вплоть до 1941 года.

Именно из Восточной Пруссии началось нападение Германии на СССР, поскольку из всех земель рейха она оказалась единственной, граничившей с Советским Союзом. После распада Польши в 1939 году и проведения новых границ здесь образовался известный Сувалкинский выступ — территория 30 на 50 километров, вдающаяся в пределы СССР. Но дело даже не в этом выступе, который, по сути, оказался только плацдармом для наступления, а в находящейся за ним Восточной Пруссии, которая явилась мощным тылом для немецких войск. Благодаря тыловым возможностям Восточной Пруссии (возможностям накопить, разместить, накормить крупную ударную группировку, отремонтировать и залить горючим технику и пр.) вермахт сумел прорвать в июне 1941 года оборону наших войск и с максимальной скоростью устремиться на Вильнюс и Минск, а затем на Москву и Ленинград.

К октябрю 1944 года, когда 3-й Белорусский фронт начал первый штурм Восточной Пруссии, наши войска сумели прорвать несколько мощных оборонительных рубежей, взяли ряд важных опорных пунктов противника, продвинулись на 50–100 километров, но разгромить восточно-прусскую группировку не смогли.

Эта достаточно редкая к 1944 году неудача Красной Армии была объяснима — в Восточную Пруссию были оттеснены немецкие войска, которые за всю войну ни разу не попадали в окружение, не были разбиты и не несли катастрофических потерь в людях и в боевой технике.

Они сохранили опытный управленческий костяк, сильную полевую артиллерию, располагали серьезным количеством танков и самоходок, а также накопили гигантский опыт боев против Красной Армии. Именно здесь немцы успешно применяли тактику «отскока во вторую траншею» из-под артиллерийских ударов. К этому надо добавить огневую поддержку германского флота, включая «карманный линкор» «Адмирал Шеер», который действовал на Балтике достаточно активно.

Надо отметить, что немцам в Восточной Пруссии сильно везло с погодой — туманы и низкая облачность почти постоянно укрывали их от воздушных ударов, так что Красная Армия лишилась одного из сильных козырей — господства в небе. Здесь советские штурмовики и бомбардировщики не могли уничтожать артиллерийские позиции и отступающие немецкие войска на дорогах. Поэтому основную нагрузку в этих боях приходилось нести матушке-пехоте, танкистам и артиллеристам.

Наступление 3-го Белорусского фронта (командующий Иван Данилович Черняховский) в Восточной Пруссии шло медленно и отставало от плановых темпов. Кроме высокой плотности немецких войск, заметную роль в задержке наступления играл еще и тот фактор, что очень многие немецкие солдаты были родом отсюда, они сражались на своей земле.

Тем не менее к последним числам января советские войска вышли на ближние подступы к Кенигсбергу. Большая часть Восточной Пруссии была взята Красной Армией. Оставшаяся вражеская группировка была расчленена на три изолированные части: несколько немецких дивизий на Земландском полуострове, пять дивизий и гарнизон Кенигсберга, и самая мощная группировка, состоящая из 20 дивизий, была прижата к балтийскому побережью в Хайльсбергском укрепленном районе.

Этот укрепрайон прикрывал подступы к Кенигсбергу и насчитывал более 900 долговременных огневых точек — практически 10–12 дотов на один километр. И защищали этот укрепрайон отнюдь не новички — в число обложенных там войск 4-й армии входила, например, образцово-показательная моторизованная дивизия «Великая Германия».

Хайльсбергский «котел» был самым опасным, и прежде чем брать Кенигсберг, надо было разделаться с ним. Но так просто его было не взять — он снабжался по морю боеприпасами и продовольствием, а Балтийский флот противодействовать этому не мог из-за плотного минирования этого участка моря.

Уничтожение хайльсбергской группировки заняло более двух месяцев. В ходе этих боев от случайного немецкого снаряда 18 февраля погиб генерал Черняховский, самый молодой из всех командующих фронтами.

Ему на смену 20 февраля прибыл не абы кто, а начальник Генштаба маршал А. М. Василевский. Одно это доказывает, насколько важным был вопрос ликвидации восточно-прусской группировки немцев. Опытнейший штабист и администратор Василевский подошел к решению задачи предельно основательно. Кенигсберг было решено «завалить железом», сделав ставку на тяжелую и сверхтяжелую артиллерию. Все частные бои были остановлены до 13 марта, шло накопление необходимых боеприпасов, велась разведка.

Немцы в это время тоже спокойно не сидели — почуяв паузу, они 6 марта пытались нанести удар у Конрадсвальде для улучшения своих позиций.

Однако их контрнаступление было отбито, а 13 марта советские войска сами перешли в наступление. К 28 марта хайльсбергский котел был ликвидирован. 46 тысяч солдат и офицеров были взяты в плен, еще 93 тысячи были уничтожены. Выжившие участники этих боев характеризовали их потом как ужасающее побоище под непрерывным огнем артиллерии. Часть немцев прорвалась в Кенигсберг по непрочному льду залива Фришес-Хаф. Сколько их там утонуло — никто не знает.

Наступила очередь Кенигсберга. Кроме линий траншей, противотанковых рвов, минных полей и проволочных заграждений, надо было разобраться с 15 фортами, построенными еще в конце XIX века из расчета на защищенность от артиллерии крупного и сверхкрупного калибра. И эта защита вполне выдерживала удары новейших орудий Второй мировой войны.

Под началом коменданта крепости генерала Отто фон Ляша было около 100 тысяч человек. С советской стороны к штурму города-крепости готовились 137 тысяч солдат и офицеров.

Трое суток, с 2 по 5 апреля, продолжалась артиллерийская обработка немецких укреплений. Среди прочих артсистем в разрушении фортов участвовали и орудия 305-мм калибра, выпущенные Обуховским заводом в годы Первой мировой войны. В 1914–1917 годах они так и не были использованы, но, бережно сохраненные, эти «царские» пушки все-таки добрались до тех укреплений, для которых были предназначены. Одно из таких орудий-монстров и сейчас можно увидеть в Артиллерийском музее в Санкт-Петербурге. Их почти полутонные снаряды разрушали не только форты, но и психику кенигсбергского гарнизона.

К артиллерийскому аду добавился и авиационный. Наступившая ясная погода позволила активно применить авиацию. Массированный бомбовый удар в условиях идеальной видимости полностью парализовал гарнизон Кенигсберга. Горящие улицы были завалены обломками домов и разбитой военной техникой. Резервы не могли пройти на атакованные советскими штурмовыми отрядами участки. Прорвавшиеся через пояс фортов 104 советские штурмовые группы, сведенные в 26 штурмовых отрядов, искушенные в тонкостях городских боев, без особых проблем ломали сопротивление, встреченное в кварталах города, выжигая огнеметами или подрывая зарядами взрывчатки целые дома.

Уже к 9 апреля гарнизон Кенигсберга оказывал лишь разрозненное сопротивление и капитулировал.

«Солдаты и офицеры крепости в первые два дня держались стойко, но русские превосходили нас силами и брали верх. Они сумели скрытно сосредоточить такое количество артиллерии и самолетов, массированное применение которых разрушило укрепление крепости и деморализовало солдат и офицеров. Мы полностью потеряли управление войсками. Выходя из укрепления на улицу, чтобы связаться со штабами частей, мы не знали, куда идти, совершенно теряя ориентировку, настолько разрушенный и пылающий город изменил свой вид. Никак нельзя было предполагать, что такая крепость, как Кенигсберг, столь быстро падет. Русское командование хорошо разработало и прекрасно осуществило эту операцию. Под Кенигсбергом мы потеряли всю 100-тысячную армию. Потеря Кенигсберга — это утрата крупнейшей крепости и немецкого оплота на востоке», — заявил Ляш на допросе в плену.

10 апреля были ликвидированы последние очаги сопротивления. Дело было сделано. В руинах Кенигсберга лежало около 30 тысяч трупов немецких солдат и офицеров, более 70 тысяч сдались в плен. Было захвачено свыше 2 000 артиллерийских орудий, 1 652 миномета. Комендант города генерал Ляш был заочно приговорен Гитлером к расстрелу за сдачу крепости.

За время штурма, с 1 по 10 апреля, войска 3-го Белорусского фронта потеряли убитыми 3,7 тысяч человек.

Маршал Василевский за взятие Кенигсберга был вторично награжден орденом «Победа». Президиум Верховного Совета СССР учредил медаль «За взятие Кенигсберга».

«Гнездо германского милитаризма» было полностью ликвидировано. После раздела Восточной Пруссии по решению Потсдамской конференции две трети ее отошли к Польше, а одна треть вместе с Кенигсбергом (ныне Калининград) — к СССР, став самым западным форпостом нашей страны в Европе.

Нам казалось важным описать этот эпизод окончания Великой Отечественной войны, хотя хронологически он предшествует взятию Берлина. Впрочем, ненамного — бои в окрестностях Кенигсберга с остатками германских группировок продолжались вплоть до 24 апреля 1945 года.

Да и вообще война не закончилась именно 9 мая, как порой некоторые думают.

Лишь 10 мая капитулировала курляндская группировка вермахта на территории Латвии.

11 мая завершилось освобождение Праги, столицы Чехословакии.

12 мая с боями продолжалась зачистка территорий Чехословакии и Австрии войсками 1, 2, 3 и 4-го Украинских фронтов.

И лишь 14 мая прекратились военные действия Красной Армии в Европе.

Но именно в полночь с 8 на 9 мая в Берлине маршал Жуков при участии англо-американских и французских военных представителей и множества корреспондентов подписал Акт о безоговорочной капитуляции Германии.

И в день 9 мая распоряжением Главного управления противовоздушной обороны НКВД СССР было отменено «угрожаемое положение» на всей территории Советского Союза, а вечером в Москве был дан величественный салют Победы — 30 залпов из тысячи орудий.

Война закончилась.

12 мая военное министерство США объявило, что потери американских войск с начала войны и до 30 апреля составили 171 168 убитыми, 536 029 ранеными, 74 304 пропавшими без вести и 82 208 человек пленными.

А у нас…

Страна лежала в развалинах, сгорели тысячи сел и городов, миллионы погибли, но зато пришла Победа. И не сразу, но постепенно пришло осознание того, что именно было сделано, что же означает Победа.

Время, когда мы безостановочно отступали — да, с боями, с постоянным сопротивлением, непрерывными контратаками, но отступали — было временем национального унижения.

С тоской и стыдом даже сегодня читаешь стихотворение Константина Симонова «Безыменное поле»:

Опять мы отходим, товарищ.
Опять проиграли мы бой.
Кровавое солнце позора
Заходит у нас за спиной.

«За спиной» — это значит на западе, откуда наступает враг.

Но потом что-то произошло. Что-то изменилось в сознании народа, всего народа. Он почему-то сжал зубы и отказался отступать дальше. И после этого больше не понадобились ни приказ № 227 «Ни шагу назад!», ни штрафные батальоны. Они остались, но уже как реликт, как пережиток.

А зародилось нечто другое. После лета 1943-го, после гигантского танкового сражения на Курской дуге зародилась лавина советского наступления — не на отдельных участках, а по всему широчайшему фронту — и двинулась на запад. На границы СССР эта лавина вышла уже к осени 1944-го, когда один за другим были очищены от врага Украина, Белоруссия, Молдавия, Прибалтика, Кавказ. Когда же эта лавина пересекла границу СССР и понеслась на Европу, она уже набрала такую мощь, что остановить ее было невозможно.

Немецкие генералы в своих мемуарах постоянно задаются вопросом и, будучи истыми рационалистами, не могут объяснить, как это произошло: почему из неумелой, неорганизованной, постоянно отступающей испуганной массы людей Красная Армия превратилась во всесокрушающую лавину, для которой просто не существует препятствий. Ведь по всем канонам военной науки даже одно поражение в крупном сражении ломает боевой дух солдат. После этого он начинает бояться врага, не в состоянии драться в полную силу, бережет себя.

Но русские, как оказалось, не подвержены этой закономерности.

Красная Армия, постоянно проигрывая, становилась только крепче духом. А когда произошла победа под Москвой, когда отобрали у захватчиков исконно русскую территорию — Центральную Россию, — когда вернули юг, эту армию было уже не узнать. И к моменту выхода на границы Европы это была совсем другая армия!

Вот только один пример.

Фактически все операции последнего года войны — это мощные охваты группировок противника, стремительные марш-броски на десятки и сотни километров, вынуждающие командование вермахта отводить войска с подготовленных для обороны позиций из опасения оказаться в котле. И на острие этих бросков, охватов, «клещей» были советские танковые войска.

В воспоминаниях участников войны постоянно встречаются восторженные слова о танкистах — ах, каковы молодцы! Пехота, артиллерия, что уж говорить про тыловые службы — они только и делали, что пытались догнать танкистов, которые неслись по Европе практически без остановки, сметая все на своем пути, чуть ли не в состоянии эйфории.

Иной раз в воспоминаниях даже проскальзывает какая-то почти детская досада — мол, и стрелять-то своими гаубицами пришлось всего несколько раз, да и без этой стрельбы можно было обойтись. Танкисты всё за нас сделали!

Так в чем же итог? Теперь, после того как мы рассмотрели весь путь Красной Армии после ее выхода за границы СССР, можно ли понять, для чего была нужна Советскому Союзу война в Европе?

Не с точки зрения важных, но все же лишь рациональных объяснений, что врага надо добивать в его логове (это, кстати, всегда было частью военной доктрины русских еще со времен Святослава), что необходимо было создать буфер из дружественных стран, чтобы успеть подготовиться к нападению, что надо было ликвидировать плацдармы, откуда это нападение могло быть осуществлено (типа той же Восточной Пруссии, о которой мы рассказали).

Все это верно, но не является главным, окончательным ответом на вопрос — зачем Красная Армия «освобождала» Европу?

На наш взгляд, ответ в следующем.

С выходом за пределы СССР война приобрела иное содержание. Из войны, главным смыслом которой была борьба за выживание, она превратилась в войну за восстановление исторической справедливости.

Европа, которая веками посягала на Россию то шведскими полками Карла XII, то «двунадесяти языками» Наполеона, то германским вермахтом, должна была получить такой исторический урок, чтобы ей больше неповадно было.

И для решения этой глобальной задачи имелись все слагаемые. Была мощная, современная, закаленная в боях армия, был государственный муж и полководец, понимавший, в чем заключается для России историческая справедливость, и имевший волю ее осуществить, и была идея (Родины и коммунизма), объединявшая армию и полководца.

Ведь именно идея сплотила многонациональный народ так, что даже изощренные гитлеровские специалисты не смогли создать массовую «пятую колонну», чтобы разобщить людей и уничтожить страну изнутри. Этот феномен западные историки так и не смогли объяснить.

Если внимательно вчитаться в Обращение И. В. Сталина к народу, опубликованное 9 мая всеми советскими газетами, то все вышесказанное можно увидеть:

«Великие жертвы, принесенные нами во имя свободы и независимости нашей Родины, неисчислимые лишения и страдания, пережитые нашим народом в ходе войны, напряженный труд в тылу и на фронте, отданный на алтарь Отечества, — не прошли даром и увенчались полной победой над врагом. Вековая борьба славянских народов за свое существование и свою независимость окончилась победой над немецкими захватчиками и немецкой тиранией».

Здесь сказано все: и то, что русский народ оказался способен на «великие жертвы» ради Родины, и то, что сегодняшняя Победа есть закономерный итог «вековой борьбы славянских народов за свое существование».

Подчеркнем — наша Победа была не местью, а именно восстановлением исторической справедливости.

И эта историческая справедливость должна была восторжествовать не только в Европе, но и в Азии. Азия должна была ответить за века кочевнических нападений, за монгольское иго, за остановку развития, которую она принесла Руси и России.

И поскольку тех народов, которые когда-то разрывали нашу страну на части, уже не существовало, то за них ответила Япония как союзница Германии. А к ней у русских тоже был отдельный счет: и за русско-японскую войну, и за четырехлетнюю страшную угрозу на Дальнем Востоке, из-за чего приходилось держать там миллионную армию.

Это осознание, превратившее русский народ в историческую личность, а Советский Союз в государство, с которым лучше не связываться, работало все послевоенные годы. И холодная война потому и была «холодной», что «горячей» войны Европа и Америка боялись, памятуя об этом необъяснимом и непонятном им феномене.

Отсвет Победы все еще оберегает нас. Как оберегал в 91-м году, когда рухнул Советский Союз и, казалось, вот — приходи и бери, никто не будет сопротивляться.

Он оберегает нас и сейчас.

Быть бы его достойными.