Essent.press
Владимир Терентьев

О мечте, проекте, духе эпохи и ее песнях

Семен Фридлянд. Девушка в красной юбке на досках. Вероятно 1950-е
Семен Фридлянд. Девушка в красной юбке на досках. Вероятно 1950-е

Мы с товарищами как-то заспорили о том, чем мечта отличается от фантазии. И то, и другое человеку нужно. Фантазия позволяет человеку окунуть себя в еще несуществующую реальность. И тут самое важное, чтобы это «еще» было не приговором этой иной реальности, а констатацией факта, что она пока не воплощена. И тогда это «еще» становится вызовом, который человек вознамеривается преодолеть, чтобы восхитившее его инобытие стало реальным, и фантазия тогда превращается в Мечту. Мечтать человек просто обязан. Но то — человек. А можно ли говорить о мечте страны, народа, поколения, поколений?

С. Е. Кургинян в своих статьях затронул тему песенного творчества позднесоветской эпохи. И дело не в самих песнях т. н. «застоя», сколько в том, какой дух они отражали. Согласитесь, между «Маршем энтузиастов» и «Птицей счастья» разница огромная! Просто до неприличия непреодолимая разница.

Энтузиасты поют о том, что им «нет преград ни в море, ни на суше» на их пути к их «неясной, но прекрасной» мечте, которая их зовет вперед. И потому они врубаются в горы, поднимаются в небо, опускаются на дно морей и т. д. Они рвутся к своей мечте и не намерены останавливаться, пока ее не достигнут. И у них даже мысли нет стоять на месте и ждать прилета некоей «птицы счастья».

«Марш энтузиастов» был написан в 1936 году. Можно, конечно, предположить, что это была заказанная агитация для воодушевления масс. Даже если и был заказ на воодушевление, что с того? Но ведь такие песни реально воодушевляли советский народ! Стало быть, сам народ мечтал о чем-то большом и жаждал таких песен. Ее пели с удовольствием и подъемом, потому что все понимали — в той или иной мере эти слова о них самих, об их стране, про их мечты.

Песня «Птица счастья» была исполнена впервые в 1981 году. Если честно, я ее запомнил гораздо хуже, чем прозвучавшую годом ранее финальную песню Олимпиады-80. Не буду лукавить, тогда эта песня и меня зацепила своей сентиментальностью. И не удивительно, ведь мы все были погружены в ту эпоху, пронизаны ее духом. Хотя мне было тогда всего 9 лет, я ее запомнил. Но еще сильней я запомнил то, как наша сборная по футболу проиграла в полуфинале сборной ГДР. Но это специфика возраста, видимо.

Повзрослев, я обнаружил, песня прощания с олимпийским мишкой чем-то меня смущает. Я ее не люблю теперь. В ней есть какой-то диссонанс. Вроде бы Олимпиада — состязание сильных духом, спортивный бой и т. д. А заканчивается она слезовыжимательной песенкой про совсем другое. Это ведь неправильно, свести весь накал страстей и борьбы к теме прощания с Олимпиадой. Жизнь-то на этом не заканчивается. Через четыре года будет следующая Олимпиада, а еще есть и другие соревнования, в конце концов! Куда уместнее было бы спеть что-то типа «Марша энтузиастов»! Не так ли? Но дух эпохи был иным.

Откуда такая разница? Ведь проект вроде бы один и тот же. Люди во многом те же. В смысле, что были живы еще ветераны, прошедшие войну. Люди, которые в том году выходили на пенсию, родились в 1920 году. На их глазах страна преображалась и строилась, воевала и побеждала. Эти люди, как они могли забыть дух иных эпох, когда они сами же пели:

В буднях великих строек,
В веселом грохоте, в огнях и звонах,
Здравствуй, страна героев,
Страна мечтателей, страна ученых!

Я задумался. Ну положим, причастность к этому духу закладывается в детстве и юности. Тут я могу ошибаться, но как-то же надо делить в историческом плане поток людей на поколения. Предположим, это впитывание духа происходит в школьные годы, с 7 до 17 лет. Тут возможны варианты: с 5 до 15, с 10 до 20 и т. д. Но примерно и грубо говоря, за две пятилетки. С учетом всех этих допущений я и стал вглядываться в историю СССР.

1917–1927 годы. Революция, Гражданская война, социальный и культурный взрыв. Перед людьми открылись невообразимые горизонты будущего, к которым надо было пробираться через столь же невообразимые теперь трудности и трагедии. Но фантазии, которыми согревались души миллионов человек до этого, теперь обрели плоть Мечты. Пускай, как это пелось, еще неясной, но неописуемо манящей к себе Мечты.

1928–1938 года. Эпоха Труда ради воплощения Мечты. Эпоха, когда горизонты, раскрывшиеся в первую эпоху, еще больше расширились. Раздвинулись так, что захватывало дух. А вместе с горизонтами выросли и задачи, трудности, необходимость подвига для продвижения к этим горизонтам Мечты. Также были осознаны и внешние угрозы своей Мечте. Эпоха строек и подготовки к неизбежной войне. Читаешь дневники современников той эпохи, выпускников школы второй половины 1930-х и видишь все это воочию.

1939–1949 годы. Война и начало послевоенного восстановления. Померкла ли Мечта, после таких тяжелейших испытаний? Осталась ли эта опьяняющая свежесть Ее возможности и радость от Ее достижения? Мне трудно судить. Но сознания Победы в такой Войне, через которую прошла страна, — уже само по себе было началом, способным наполнить эпоху собой и стать ее сутью.

1950–1960 годы. Создание ядерного щита и прорыв в Космос, восстановление страны после войны. Отдельные, но уже более мелкого масштаба проекты. Не в плане меньшей важности, а как бы большей приземленности. Освоение Целины, бесспорно, задача важная, но она как-то немного о чем-то другом, нежели прорыв в Космос. Была ли в этом еще жива Мечта? Наверное, еще как-то где-то была. Но именно что уже «где-то» и «как-то».

1971–1981 годы. Мне трудно сказать... Как-то всё распалось на отдельные задачи и проекты. БАМ, региональный войны, советские луноходы... Может, что еще я позабыл. Но как-то выделить во всем этом сверхзадачу, которая была бы сопричастна той огромной Мечте, с которой все началось, у меня не выходит. Нет Проектов ради достижения этой Мечты.

1982–1992. Конец всему: Мечте, стране, проекту. Это я пишу не потому, что знаю итог. Вернее, не потому только, что его знаю. Немного, но я помню эти годы. Война в Афганистане — вот, пожалуй, единственное, что как-то наполняло нас тогда чем-то за пределами описанной ранее сентиментальной успокоенности.

Но Мечта уже оставила нас. Вернее мы Ее. Есть разные народные пословицы относительно соотношения сытости и мечтательности. В том числе и о том, что «сытое брюхо к учению глухо». Не только к учению, но и к молитве, добавят православные. В общем, сытому как-то уже не так мечтается. А если вспомнить о том, что «лучше синица в руках, чем журавль в небе», то становится понятным что произошло. Худо-бедно, но зажили сытно. А о всякого рода «журавлях» партия говорить перестала уже давно. А кроме нее, кто еще мог внести такой разговор на повестку дня страны?

Я помню, как проходили очередные съезды КПСС. В последние советские годы я как-то соприкасался с этим. Уже не помню — отчего и для чего. То ли по комсомольской линии. То ли просто по телевизору что-то показывали. Может, в газетах писали, а я зачем-то пытался читать. Но я точно помню смертную скуку, которую все это вызывало. А также ощущение, что это не съезды, а производственные совещания, отчеты и планерки. Мечты там уже никакой не было и в помине.

Причины такого нашего отказа от Мечты, или Мечты от нас, С. Е. Кургинян описывал многократно. Я не об этом пишу. А о том, что Ее надо зажечь как-то снова. Потому что без Нее России конец. Нужны Проекты, от величия которых кружится голова и захватывает дух. Чтобы песни, подобные «Маршу энтузиастов», пелись не ради тоски по прошлому, а потому что отражали бы дух народа, эпохи, страны.

Владимир Терентьев
Свежие статьи