В феврале этого года общественность ошарашили новостями из сферы архитектуры. На сайте мэра Москвы был опубликован проект реконструкции здания Большого Московского государственного цирка на проспекте Вернадского. Перед нами предстал абсолютно новый облик цирка, не имеющий ничего общего с модернистским куполом 1971 года. Известие вызвало крайнее недоумение в профессиональном сообществе. Многие известные архитекторы восприняли эту новость как фейковую, однако она таковой, к сожалению, не являлась.
Пролить свет на происходящее, рассказать о том, какие процессы идут сейчас в области российской архитектуры, мы попросили члена Союза архитекторов России, главного художника Братска в 1991–1996 годах Матвееву Надежду Степановну.
Корр.: Надежда Степановна, скажите, пожалуйста, как Вы отнеслись к новости о том, что нынешний облик главного цирка страны навсегда исчезнет?
Надежда Матвеева: К подобным вещам, по большому счету, я отношусь спокойно, потому что лишние эмоции бессмысленны, они не помогут делу.
Те, кто навязывает нам этот проект, своим грубым и бесцеремонным вмешательством в историческую ткань города нарушают фундаментальные этические принципы взаимодействия власти с гражданами. Она, власть, откровенно показывает людям, что больше не намерена считаться с ними. И это очень серьезный сигнал.
Во-первых, у меня возникает вопрос: почему проект представлен на информационных ресурсах мэра, а не главного архитектора Москвы? Обычно подобные масштабные проекты всегда открыто, широко, активно освещает Москомархитектура на своих площадках. Все материалы открыты, всегда можно увидеть этап работы над проектом, результаты конкурсов, макеты объектов.
А этот проект вообще «очарователен», особенно если понимать, в каком месте его планируется реализовать. Нынешний цирк на Вернадского вписан в определенный исторический контекст. Здание цирка являет собой яркий пример модернизма советской эпохи. Это все-таки большая эпоха. Да, кому-то она нравится, а кто-то ее не любит. Но разве можно так грубо ломать то, что является частью нашей истории?
Предлог для столь масштабной реконструкции озвучен такой: для современных нужд цирка старый комплекс уже маловат и недостаточно функционален. Также говорилось об аварийном состоянии помещений.
Хорошо, допустим, это так. Но почему мы не увидели никаких вариантов, кроме представленного на сайте мэра? Почему конкурс был закрытый? Где дискуссия профессионального сообщества?
Поражает то, что информация наглухо закрыта для широкого круга общественности. Все те процедуры, которые предшествуют крупным градостроительным изменениям, отменены.
Если вернуться к самой картинке, то обсуждать ее с архитектурной точки зрения бессмысленно. Налицо вопиющий непрофессионализм. Очевидно, что работа выполнена с помощью «искусственного интеллекта», это сейчас обычная стандартная практика. Но даже если это так, то можно вложить в промт разное (промт —от англ. prompt — текстовая команда или описание, которое используется для генерации контента, например, изображений, текстов и др.). Здесь мы видим, что промт был назначен так, что на выходе получилось сплошное недоразумение.
Возникает вопрос, как такой некачественный материал (и с точки зрения архитектуры, и с точки зрения подачи) оказался на столе градоначальника?
Если сравнить представленный проект цирка с современными проектами, например, в Дубае или других странах, то понимаешь, что мы находимся в параллельных вселенных и с точки зрения профессионализма, и с точки зрения художественной образности, и с точки зрения смыслов. Взять, к примеру, «Музей будущего» в Дубае. Это совсем другой уровень.
И даже если двигаться в так называемом направлении WOW-архитектуры (под WOW-архитектурой подразумеваются проекты, вызывающие удивление, потрясение, то есть WOW-эффект. — Прим. ред.), о которой часто говорит главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, то можно с уверенностью сказать, что данный проект — это даже не WOW-архитектура, а сплошное недоразумение, китч.
Не менее странным во всей этой истории является то, что от главного архитектора Москвы так и не последовало ясных пояснений по данной ситуации. В новостных сюжетах используют его старые комментарии о предстоящем осенью прошлого года конкурсе.
Есть у меня такое ощущение, что этот проект будет реализован даже несмотря на то, что нам это очень не нравится. Нам хотят показать таким образом, Кто здесь реальная власть. Ощущение такое, что они возьмут и реализуют его, и не для того, чтобы нам понравилось.
Это не интрига, а даже драматургия какая-то, акт демонстрации власти.
Корр.: Как вы относитесь к тому, что игнорируется целая эпоха? Почему эти здания не внесены в реестр объектов культурного наследия, охраняемого государством? Почему решения о сносе исторических объектов принимаются за закрытыми дверями?
Надежа Матвеева: Вы знаете, у меня даже вопрос не к власти, она на то и власть. И, похоже, она очень хорошо чувствует свою силу. Еще недавно крупные проекты обсуждались подробно, проводились общественные слушания. Есть такие вопросы, которые необходимо решать в профессиональном сообществе и вести открытую дискуссию.
Объявляется конкретное время, конкретное место. Собираются профессионалы и обсуждают спорные вопросы, тем более если дело касается исторической городской среды и центра столицы.
Давайте соберемся, например, в ГЭСе (Дом культуры «ГЭС-2», в части недавно отреставрированной «Городской электрической станции № 2». — Прим. ред.), подискутируем, искусствоведческое и научное обоснование приведем, иную аргументацию. Это же можно такое шоу устроить! Это как Курентзис показывает репетиции симфонии Малера. Ты заслушаешься и засмотришься. Представляете, собрались архитекторы и дискутируют?!
Вместо всего этого уже после публикации «победившего» проекта на сайте мэра Москвы появилось издевательское манипулятивное голосование, где даже нет варианта реконструкции с сохранением исторического облика цирка.
Хочу еще сказать о странной градостроительной тенденции, которая развивается в городе в целом. Я здесь вижу легкую форму шизофрении. Ее симптомы впервые проявились в 2012 году, когда на Триумфальной площади появился объект «Качели».
История развивалась так. Был объявлен конкурс на проект благоустройства площади.
После завершения строительства на площади появились качели (достаточно оригинальное решение). Граждане выходят из станции метро Маяковская в центре Москвы, и сразу перед ними раскрывается не торжественная городская площадь, а веселая площадь с качелями, как в парке. Они стоят плотным рядом, занимая достаточно большое пространство, пресекая при этом естественно сложившиеся пешеходные пути горожан в этой части площади. Позже даже демонтировали крайний элемент этой группы, так как он мешал свободному движению пешеходов.
Я пришла к коллегам, в тот момент я возглавляла мастерскую в МосПромПроекте (это был структурный институт Градостроительного комплекса Москвы), говорю: «Ребята, как вам вообще вот это?» Коллеги мне отвечают: «Да, как-то это странно». И пожимают плечами. Я говорю им в ответ: «Ребят, это легкая форма шизофрении. И не дай бог, она начнет развиваться».
Качели посреди Триумфальной площади — это же такой диссонанс. В центре площади стоит памятник Маяковскому, а тут у нас качели-карусели. Может еще песочницу рядом разместить? Где песочница, я вас спрашиваю?
Но реакции на это событие от общественности никакой не последовало. Была гробовая тишина. Ни один профессионал не высказался! Наши титаны от архитектуры тоже промолчали.
«А почему нет? Народу нравится», — видимо, решили все. Но народу иногда нравится пошлая музыка, пошлое кино.
В тот момент гражданское общество просто приняло качели на Триумфальной площади, а теперь пожинает плоды этого попустительства. Это будет развиваться дальше. Поэтому я скажу резко: пока это недоразумение существует, пока это будет жить, у нас будут «цирки с конями» и не только. Это дальше будет продолжаться. Всё, процесс запущен!
Я себе плохо представляю, чтобы на центральной площади в Дубае стояли качели. А главный архитектор Москвы считает, что это здорово, что это приемлемо.
Проблема не в качелях как таковых, все-таки качели — это радость, детство, счастье. Проблема в том, что это подмена смысла, раздвоение психологии восприятия пространства. Поэтому и на Красной площади постоянные шапито, катки, базары, ярмарки. Это полное отсутствие самоуважения и к себе, и к городу, и к Отечеству, как бы пафосно это ни звучало.
Архитектура, градостроительство — это же мировоззрение. Как ты воспринимаешь мир, как ты его ощущаешь — так это и будет отражено в архитектуре.
Я считаю, что те смыслы, которые транслирует власть, отражаются в культуре, в архитектуре и во всех сферах жизни страны. И главное, что она транслирует сейчас, — упрощение. По сути дела, это наиважнейший принцип какова концепция, такова и реальность.
И почему вообще возникает идея, что надо что-то сносить? Такие вопросы нужно обсуждать. А снос старого здания цирка никто не обсуждает.
Есть новая Москва — постройте там новый цирк! А этот оставьте. Оставьте в покое здание, с которым связана целая эпоха.
Корр.: Имеет ли профессиональное сообщество вес в этом вопросе? И не должны ли архитекторы из других городов включиться в этот процесс?
Надежда Матвеева: Я считаю, что это системный вопрос. Есть хороший пример, как архитектурному сообществу в Питере удалось скорректировать проект Лахта-центра.
Но по большому счету, профессиональное сообщество зависимо от заказов. У нас нет независимой архитектуры.
Корр.: Вы считаете, именно поэтому архитекторы молчат?
Надежда Матвеева: А как иначе? Они боятся действовать себе в ущерб. Они зависимы системно.
Мне кажется, что тем, кто сейчас решает вопросы градостроительства, особенно девелоперам, не хватает тонкого, высокого уровня восприятия культуры и вообще культуры как таковой им не хватает. Они в какой-то степени малопросвещенные люди в большинстве своем.
Во все времена высокие образцы архитектуры кто-то заказывал. А кто сейчас является заказчиком? Какие заказчики, такая и архитектура. А тем более у заказчика есть любимая жена, у которой тоже есть свой вкус. И мы все это видим.
Корр.: А насколько с законодательной точки зрения то, что происходит, легально?
Надежда Матвеева: Все законно, все чисто. На любой объект объявляется конкурс. Мэрия, управление архитектурой и заказчик определяют участников этого конкурса. Это высокопрофессиональные фирмы, мастерские, архитектурные бюро. Кстати, их много, они блестящие. Там много талантливейших людей. Их задача сделать настолько хорошо свою работу, чтобы заказчик, если даже он чего-то не понимает, смог постичь замысел. Вот в этом заключается профессионализм. Я лично в восторге от некоторых объектов современной архитектуры в Москве.
Корр.: Основной причиной подобных крупных реконструкций очень часто называют моральное устаревание объектов. В качестве аргументов городские власти приводят необходимость дальнейшего развития, увеличения площадей, создания новой инфраструктуры, расширения функционального наполнения объектов. Что Вы можете сказать об этом? Можно ли осуществлять реконструкцию так, чтобы не разрушать культурную среду?
Надежда Матвеева: Любая эпоха должна быть, так сказать, зафиксирована. Да, само собой разумеется, что в эту эпоху, как и в любую другую, строили отнюдь не только шедевры. Поэтому очень важно создать комиссию, которая проведет научный анализ всего наследия советского модернизма и составит дорожную карту, на которой будет четко обозначено, что нужно реставрировать, что реконструировать, а что сносить.
Профессионалы должны взвесить все «за» и «против», провести все необходимые мозговые штурмы и дискуссии. Общественность должна понимать, что все решения выверены.
И эти материалы не должны быть тайной за семью печатями. Результаты общественных слушаний, конкурсов, дискуссий, научных конференций должны быть всем видны и понятны. Не должно быть этой войны, в которой застройщики воюют с профессиональным сообществом, с горожанами. Одни говорят — нам нравится, другие — не нравится.
А главное, что таких примеров, когда проведена грамотная реставрация, как в случае со зданием Наркомфина, Речным вокзалом, ГЭС — достаточно. Мы видим, что в России это умеют делать не просто очень хорошо, а блестяще.
По поводу предстоящего сноса комплекса зданий СЭВ (Совета экономической взаимопомощи. — Прим. ред.) я только могу сказать: «Побойтесь Бога!» Высотка СЭВ — это важный элемент градостроительного ансамбля, над композицией которого работал огромный коллектив. Тщательно выверялись пропорции комплекса, масштабность, соразмерность существующему контексту. Как можно так грубо вмешиваться? То, что мы видим в качестве эскизных проектов на месте сносимого здания, говорит о вопиющей непрофессиональности!
По масштабу предлагаемые объекты резко диссонируют с исторической средой центра города. Если будет реализован любой из предлагаемых проектов, все окружающее пространство будет «обнулено» несоразмерным небоскребом, а на людей будет оказано психологическое давление. Нам говорят, человек ко всему привыкает, и даже Эйфелева башня — теперь символ Парижа. Но она и изначально была шедевром инженерной мысли.
В советское время градостроительство было основано на научном подходе. И над тем, как должны выглядеть города, работали целые научные институты. А сейчас получается, что мы отдаем все на откуп какой-то фирме, которая, как повар с картошкой, разбирается с нашим историческим наследием.
Произошла конвергенция. Утрачена субъектность. Балом правит вторичность, желание быть похожими то на Запад, то на Восток. Почти не осознается самобытность, неповторимость.
Когда в городе приоритетом являются инвестиции, прибыль, деньги, когда не выстроены балансы интересов бизнеса и гражданского общества, будут такие вот ошибки за ошибками.
Корр.: Или — сознательные плевки в своих соотечественников? Вот Вы сказали, что качели рядом с памятником Маяковскому — это легкая форма шизофрении. Наверное, и не без этого. Но мне-то кажется, это стремление свести счеты с Маяковским и всей эпохой, глашатаем которой он был. Это глум. Над ярчайшей страницей нашей истории и культуры. Видимо, кому-то непереносимо нахождение этого символа «весны человечества» все на том же месте и через 40 лет после расправы над коммунистическими идеями.
Надежда Матвеева: Я пришла к выводу, что те, кто наверху, кто определяет, какой должна быть Москва, они не любят город. Здесь можно зарабатывать, здесь можно делать WOW-проекты, но этот город они не любят. Их мысли и сердца находятся где-то в другом месте.
Если бы любовь была, то она была бы проявлена. Этих бы вещей не было от слова «совсем».
Приведу маленький пример. Приезжаешь в Баку и сразу ощущаешь, что люди, живущие в этом городе, любят свой город, они его холят и лелеют всеми возможными способами. Я ходила, фотографировала плитку. Она так выложена, будто это ковер. С такой любовью выложена простая плитка.
Не говоря о знаменитых небоскребах и шедевре мировой архитектуры от Захи Хадид — Центре Гейдара Алиева. Они уместны, все очень хорошо продумано. Ты ходишь и просто любуешься. Город пропитан любовью.
А что же с Москвой? Москва — это величайший город. Ну нельзя так! Любить его надо. Но, похоже, что те, кто отвечают за город, любят Дубай, Лондон, Куршавель, Париж, но не свой город. Им Москва нужна, чтобы реализовывать бизнес-проекты, привлекать инвестиции.
Корр.: Тем не менее примеры грамотной тонкой реконструкции и модернизации есть. Почему этот опыт не учитывается?
Надежда Матвеева: Да, примеры есть. Но мы видим, что это происходит эпизодически, речь идет об отдельных объектах. А нужен комплексный подход, дискуссия в профессиональной среде, основанная на научном подходе. Не должно быть ситуации, когда разговор переходит в плоскость «нравится — не нравится».
Если дальше это будет продолжаться, эта шизофрения, то мы рискуем вообще потерять историческую ткань. Она уже сейчас потеряна во многих местах из-за точечной застройки, когда в историческом центре возникают новые объекты, не представляющие архитектурной ценности, абсолютно не вписывающиеся в контекст, и в ближайшее время они морально устареют.
Корр.: Как подобные архитектурные вмешательства отразятся на обществе, на культуре? Как это повлияет на будущие поколения?
Надежда Матвеева: Все рассчитано на то, что новое поколение и знать не будет, что было раньше. Вместо аутентичной архитектуры, выверенной, вписанной в многовековую застройку столицы, появляется вторичная архитектура — архитектура копипаста.
Мы это видим на примере района Москва-Сити. Москва-Сити — это халтура мирового класса. Похоже, что в мире подобных примеров даже и нет. И, возможно, не будет. Мы позволили это сделать, мы это допустили. И теперь нам транслируют ясную мысль: «Вы же позволили это сделать? Ну и всё! А дальше будете терпеть всё что угодно». Происходящее сейчас в московском градостроительстве поднимает множество вопросов. И это серьезные вопросы, этические, а не профессиональные.
Хочется пожелать всем участникам градостроительного процесса, имеющими честь реализовывать себя в таком великом городе, как Москва, — любви, веры… и ответственности.
P.S.: Пока шла верстка номера, пришло сообщение, что президент Союза архитекторов России, народный архитектор России Н. И. Шумаков официально обратился к мэру Москвы с просьбой инициировать проработку вопроса сохранения здания цирка как знакового архитектурного комплекса со статусом ценного градостроительного комплекса. Мы рады, что профессиональное сообщество архитекторов все же решило вмешаться в эту ситуацию.