На фоне резкой радикализации отношений между Россией и странами Запада Китай уходит в тень и совершает какие-то плавные движения, суть которых порой ускользает от наблюдателя. Он вроде бы и поддерживает Россию, но при этом и не спешит обострять отношения с Западом. Китайские художники создают отличные картины о смысле спецоперации России на Украине, но китайские чиновники опять находят «следы коронавируса» на упаковке российской рыбы и ограничивают ее импорт, и вообще Китай предпочитает исполнять санкции, накладываемые Западом на Россию, хотя на словах ведет себя по отношению к Западу довольно агрессивно. Не придется ли русскому богатырю, ослабленному в битве на западном фронте, в недалеком будущем давать отпор притязаниям китайского дракона? Ведь, несмотря на почти союзнические отношения, которые декларируют лидеры наших стран, история наших взаимоотношений помнит конфликт на Даманском, а разница в нынешнем экономическом развитии, численности и плотности населения прямо-таки вынуждает Китай смотреть на Россию с плотоядным блеском в глазах.
Мне посчастливилось прожить в Китае более 10 лет и довольно много по нему полетать и поездить. Я общался с разными китайцами и иностранцами, с некоторыми близко приятельствовал и откровенно разговаривал на разные темы. Побывал в самых разнообразных ситуациях. И хотя я не являюсь китаистом, спецслужбистом или исследователем Китая, насыщенная жизнь в стране позволила сформировать собственный взгляд на Китай и его общество.
Впервые попавшему в Китай русскому человеку кажется, что это другая планета ― всё настолько отличается от привычного, что вызывает бурю эмоций: от удивления и восхищения до содрогания. В советские времена был популярен речевой оборот «город контрастов» ― о реалиях капиталистических стран, где роскошь соседствует с нищетой. Китай, несмотря на коммунистический фасад, вполне подпадает под такое определение страны контрастов. Китайские города контрастируют с деревнями, жители городов контрастируют друг с другом (да и жители деревень тоже), декларируемая коммунистическая идеология контрастирует с практикой жизни во всех сферах ― от экономики до культуры. И между регионами Китая контраст тоже значительный: не только социально-экономический, но и языковой, и даже антропологический. Пожив несколько месяцев в Китае, русский человек не только понимает, что китайцы не все на одно лицо, но и начинает отличать китайцев от корейцев, китайцев северных от китайцев южных, а также китайцев городских от китайцев деревенских. Кроме неоднородности антропологической, Китай неоднороден лингвистически. Северные китайцы не понимают южных, и обе эти группы не понимают шанхайский диалект. И хоть все языки китайских регионов и называются диалектами, фонетически это совсем разные языки, использующие одну письменность.
В учебниках пишут, что государственный китайский язык, он же путунхуа, или мандаринский диалект, основан на пекинском диалекте, однако наиболее чисто на нем говорят в Харбине. Кроме того, исторически сложилось так, что Харбин еще и самый русский город Китая. Строительство царской Россией Китайско-Восточной железной дороги (КВЖД) и последовавшая белоэмиграция фактически сделали Харбин русским городом в начале ХХ века. Русское влияние также распространялось южнее ― до Даляня (город Дальний), рядом с которым располагался легендарный Порт-Артур. Позже освобождение северо-востока Китая от японских захватчиков тоже оставило в этих краях русский след. Именно на северо-востоке современного Китая заметно проявляются симпатии к России ― здесь не одно десятилетие до развала Советского Союза школьники учили русский язык, а интеллигенция осваивала русскую литературу и культуру в целом. Особенно заметно это в Харбине. Еще несколько лет назад представители старшего поколения искренне радовались возможности пообщаться с русским человеком, вспоминали остатки своих знаний русского языка и с детской непосредственностью их демонстрировали, а также напевали «Катюшу» и «Подмосковные вечера» по-китайски. Такие выученные в школьные годы слова, как «хорошо», «ведро», «платье», «девочка» знают многие пожилые китайцы, однако иногда встречались и познания покруче, вроде «самолета». При этом здороваются с русскими они почему-то словом «хорошо». Наверное, потому, что звука «р» в китайском языке нет, а звукосочетание «здравствуйте» может выговорить один китаец на десятки тысяч. А вот слово «хлеб», фонетически модифицированное до «леба» для удобства произношения, прочно вошло в китайский язык на Северо-Востоке и широко используется вместе с общеупотребительным «мяньбао». Эти же пожилые люди называют Россию старшим братом Китая и без всяких обиняков говорят, что мы спасли их от японцев. Тут надо понимать, что в иерархичном китайском обществе «старший брат» ― это высочайший авторитет, а «младший брат» ― это почти презрительное отношение. Кстати, многие из них, спрашивая, откуда я, терялись при ответе «Россия» и расцветали при поправке «СССР». Они помнят именно СССР, а название Россия в их картину мира не встроилось.
В то же время молодежь и люди среднего возраста в школах учили и продолжают учить английский. Не знаю, изменилось ли что-то в связи с проведением спецоперации на Украине, но еще недавно в китайском обществе процветала «американская мечта» ― мечта заработать побольше денег и уехать в Америку. Несколько моих знакомых из далеко не самых богатых по китайским меркам кругов уехали с семьями в США. Основной двигатель такой мечты ― как и везде ― это желание дать своим детям лучшее будущее. Естественно, Америку в Китае любят примерно так же иррационально, как ее любили у нас в конце 80-х и в 90-е: там рай, хоть они и козлы, конечно. Политику США ругают, но детей своих хотят увезти на ПМЖ именно туда. Этому способствует телевидение и вообще курс страны на построение потребительского общества. Кроме США в Китае любят Южную Корею. Казалось бы, политически, экономически и «коммунистически» поддерживают Корею Северную, а Японию, которая фактически состоит в союзе с США и Южной Кореей, откровенно ненавидят. Однако Южную Корею они любят почти как США, но иначе. Складывается ощущение, что китайцы хотят быть похожими на южных корейцев ― в Корее почти такое же «красивое» общество потребления, как в США, но созданное для азиатов, поэтому комплексы «низкопоклонства» перед белым человеком перестают создавать психологический барьер, и китайцы отчетливо видят свое «светлое» будущее. В этом стремлении построить потребительский раек (小康 ― так называемая эпоха малого процветания, что-то типа советского «развитого социализма») ширма официального китайского коммунизма уже не в силах прикрыть срам капитализма и создаваемого им потреблятства с полным набором сопутствующих социальных явлений и технологий. Например, для большинства русских туристов в Китае становится откровением наличие в стране проституции и наркомании. Да, масштабы не сказать, чтобы колоссальные. Но наркота достаточно свободно продается в ночных клубах, а проститутки доступны не только в банях, но и в стационарных точках, причем «публичные дома» особо не скрываются и могут располагаться, например, в соседнем доме со средней школой. На юге и наркомания, и проституция развиты сильнее и масштабнее ― и выбор наркотиков в клубах богаче, и самих клубов больше, а «мамки» пристают к потенциальным клиентам прямо на улицах, при этом для состоятельных клиентов есть специальные заведения, где богатые гедонисты могут получить все 33 удовольствия.
На Северо-Востоке, однако, нравы скромнее. Местные китайцы всё же помнят, что Россия во времена СССР помогла им отбиться от японцев, и в целом относятся к современной России почтительно. А вот на юге, в модных городах вроде Гуанчжоу и Шэньчжэня, молодежь уже в начале 2000-х не стеснялась мне в лицо называть Россию младшим братом (здесь главное не брат, а младший ― высокомерие на грани презрения). И для такой оценки у южных китайцев есть основания. На юге русский язык в школах не учили, о том, что мы освобождали север Китая от японцев, там знают, но эти события происходили где-то там далеко и не касались южных китайцев непосредственно. А вот блага перенесения западных производств в Китай они ощутили первыми. И эти блага вполне перевесили неприятности фактической оккупации Гонконга англичанами или Макао португальцами, да и было это уже давно. На юге Китая Россию уже тогда воспринимали исключительно прагматично и, скорее, с ноткой чванства ― строите там до сих пор из себя сверхдержаву, а сверхдержавы сейчас ― США и Китай, или даже Китай и США.
Восприятию России второстепенной страной немало способствовал и туристический поток из Китая в нашу страну. Доводилось неоднократно наблюдать реакцию впервые въезжающих в Россию китайцев на автомобильных погранпереходах. Это шок. С китайской стороны они выезжают в автобусе из современного городка с бойкой торговлей по хорошей четырехполосной дороге с леерами и фонарями, а въезжают в голую степь по разбитой двухполосной дороге. От такой резкой смены декораций даже деревенские работяги, ехавшие в Россию на заработки, ненадолго «зависали», а потом наперебой говорили друг другу, что Россия что-то совсем отсталая. И такой своеобразный импринтинг потом невозможно перебить картинками из приличных мест, потому что, в общем и целом, китайские города выглядят богаче российских, торговые центры в разы больше, а выбор дорогущего западного шмотья в этих ТЦ колоссален (его же здесь рядышком и производят), красивая природа там тоже есть. Хотя в деревнях, из одной из которых вырос этот приграничный городок с красивым фасадом, люди до сих пор живут почти что натуральным хозяйством, а канализация открытого типа бежит вдоль дороги по желобу, предоставляя прохожим возможность насладиться атмосферой китайской деревни. Но если человек любит родину (а китайцы испокон веков считают свою страну пупом вселенной), то свое всегда воспринимается чуть лучше, чем оно есть на самом деле, а чужое ― чуть хуже.
Кстати, восприятие большинства русских туристов в Китае срабатывает прямо противоположным образом. Русские приезжают в Китай с широко открытыми глазами, которые хоть и замечают не только красоту и богатство, но и повсеместную грязь и антисанитарию, от которой впадают в ступор не только паразитологи, но и мало-мальски рафинированные представители других профессий, однако очаровываются настолько, что не воспринимают очевидных вещей. Мне, например, многие после нескольких дней в Китае говорили: «Надо же, какие китайцы молодцы! Они ведь даже не курят почти». Хотя китайцы, наверное, одна из самых курящих наций в мире, причем еще недавно они курили практически везде ― в автобусах и поездах висели таблички с запретом курить и плевать, а водители и проводники время от времени гоняли забывшихся пассажиров. И в приемном покое больницы покуривали, не говоря уже про магазин или отдел полиции.
Разными экспертами неоднократно высказывалась мысль, что, по большому счету, китайцы не могут придумывать что-то новое и оригинальное, хотя отлично копируют чужие разработки. Жизнь среди простых китайцев и рабочее общение со многими техническими специалистами различного профиля вполне подтверждает это мнение. Можно начать с того, что система образования в Китае построена на зазубривании ― это традиция, уходящая корнями в глубокое прошлое, и, видимо, имеющая в своем основании иероглифическую письменность. Так как иероглифов, даже часто употребляемых, тысячи, то для овладения чтением и письмом требуется уйма времени, а без этого идти дальше непросто. Поэтому основная функция китайской школы ― научить детей читать и писать. Мы в школах тоже учим русский язык 11 лет, но параллельно неплохо овладеваем знаниями еще из нескольких областей. В Китае знания школьников по остальным предметам весьма поверхностны по сравнению с нашими. Плотно в реалии китайского образования я не погружался, но редкий взрослый китаец после 10 лет изучения английского языка может составить на нем фразу кроме «where are you from?», а в учебнике по математике для второго курса технического университета, который я открыл на случайной странице, объяснялась тема квадратных уравнений (наверное, 8-й класс нашей современной, изуродованной реформами, школы).
Несмотря на колоссальные успехи в построении современной промышленности, китайцы сами практически не делают новых разработок. Наверное, вся продукция высокого качества, поставляемая на экспорт в США и Европу (многое попадает и на российский рынок под западными брендами), производится на заводах, построенных по западным технологиям под чутким руководством иностранных инженеров. И контроль производства и качества на этих заводах проводят западные специалисты, живущие в Китае. А китайцы, имеющие отношение к этим производствам, находят инвесторов (в китайском обществе всё делается через хорошие знакомства очень быстро) и строят свои заводики, на которых производят китайские аналоги пользующихся спросом изделий. И часто эти изделия вызывают оторопь у иностранцев, державших в руках оригинал, ― ведь иногда китайцы не могут нормально скопировать совсем элементарные вещи. Держа в руках какую-нибудь сушилку для одежды, ты отчетливо понимаешь, что производитель увидел в интернете картинку американской сушилки, но не смог понять, как она должна функционировать, и просто сделал похожую внешне на ту, что на картинке. И самое смешное, что эти изделия доходят до магазинов и вполне успешно продаются, потому что покупатели тоже не понимают, что эта вещь должна функционировать иначе.
Похожая ситуация и в китайской науке. Генная инженерия (большинство сельскохозяйственных культур в Китае ― ГМО, даже такие экзотические и маловыращиваемые, как папайя), клонирование человека или модификации коронавируса ― за всеми крупными научными проектами стоит более или менее плотная кооперация с западными или японскими учеными. И с российскими учеными китайские тоже сотрудничают в определенных сферах. Отмечу здесь еще раз, несмотря на антиамериканскую и антияпонскую риторику, Китай до сих пор в значительной степени находится в зависимости от выбранного в конце 1970-х курса на сближение с Западом против СССР, в ходе которого Запад накачал довольно слабый тогда Китай инвестициями и технологиями. Вероятно, в том числе поэтому его участие в проекте COVID-19 было совсем не таким «безобидным», как наше. Кроме собственно работ по «усилению функциональности» Китай до сих пор практикует самые жесткие варианты локдаунов, да и система социального рейтинга вряд ли была реализована в преддверии «пландемии» без вдохновления со стороны «старших товарищей» ― они же проклятые американские империалисты.
Однако сейчас Китай поддерживает Россию в войне с Западом. Правда, предпочитает поддерживать больше на словах, да картины красивые и идейно заряженные писать, а нарушать западные экономические санкции ради помощи России не спешит. Но мы можем подвигнуть Китай на большее, если сами полностью откажемся от идеи вхождения в Запад, признаем ошибочным выбор этого курса в позднесоветское время и предъявим миру новые смыслы и новый путь.
Китайцы не умеют выдумывать новизну, поэтому в условиях идеологического увядания СССР они сделали финт ушами, оставив идеологический фасад коммунизма и приняв навязанную Америкой модель госкапитализма вкупе с обществом потребления. Но, несмотря на колоссальные экономические успехи, путь, указанный Западом, уже привел в тупик всё человечество. Ковидно-цифровой голодный концлагерь и есть этот тупик. Человек на Западе уже зарегулирован государством так, что не может вырваться из этого тупика. А русские люди никогда не были настолько зарегулированными, у нас даже при самом тяжелом гнете власти была тяга к воле, да и советский опыт духовного ренессанса еще не до конца забыт.
Китайское общество тоже весьма живо, несмотря на многовековые традиции преклонения перед власть имущими и просто более статусными людьми, напоминающие среднеазиатское байство. Раздолбайства у китайцев в разы больше, чем у нас. И мне кажется, что никакие локдауны и никакой цифровой контроль не смогут зарегулировать ни это раздолбайство, ни впитываемое с молоком матери коррупциогенное поведение китайцев, ни живой интерес простых китайцев к чему-то новому и необычному. И если Россия предложит миру выход из западного тупика, Китай может скопировать нашу новую модель общественных и экономических отношений, хоть и назовет ее на свой лад. И тогда выстаивать против всё более откровенно сатанинского Запада нам станет значительно легче.
А если такого идеологического маяка мы им не предложим (а больше точно не предложит никто), то китайцы вполне могут поучаствовать в разделе «русского наследства» в тот момент, когда решат, что Россия и Запад достаточно ослабили друг друга ― свои экономические когти китайский дракон уже очень глубоко вонзил в тело России, да и в коррумпировании элит китайцы знают толк. И армия у них мотивированная, и техники много, и хорошие дороги к границам с Россией построены, даже там, где в них не будет экономической надобности никогда. И настроения китайского общества сейчас понимать куда как труднее ― пандемия позволила выдавить большинство иностранцев из Китая, изнутри наблюдать некому.
Так что, если мы хотим сохранить страну для будущих поколений, то пора стряхивать с себя морок безвременья и обратно превращаться из стада свиней Цирцеи в сплоченное и целеустремленное общество.