Среди множества мифов о большевиках значительное место занимают россказни о том, что якобы в советское время разрушался институт семьи.

Для начала посмотрим, что же представлял собой институт семьи до революции.

В начале XX века облик традиционной русской семьи был серьезно деформирован в связи с развитием в России капитализма. Рост в городах числа фабрик и заводов привел к активному использованию женского труда. Труд этот был низкооплачиваемым. Женщин охотно брали на работу, ведь платить им можно было намного меньше, чем мужчинам. Работая на тяжелых производствах по 12–14 часов в день, женщина не могла заботиться о семье. Дети оставались дома одни. Отпусков по беременности и по уходу за ребенком не было. Женщина до последних дней беременности стояла у станка, а после рождения ребенка сразу же вновь была вынуждена идти работать — в противном случае ее просто увольняли. Соответственно, очень высока была детская смертность. Можно ли назвать традиционной семью, в которой мать сутками пропадает на заводе и не может заботиться ни о детях, ни о муже?

После Октябрьской революции, в период изменений всего общественного устройства, споры о том, какой должна стать новая советская семья, продолжались в обществе несколько лет. В конце концов большевики сумели найти альтернативный, отличный от западного и в то же время прогрессивный путь развития института семьи.

1. Миф о поощрении большевиками половой распущенности

Первые попытки дискредитировать советскую власть при помощи мифа о половой распущенности начались еще в Гражданскую войну. Но особенно интенсивно данный миф тиражируется в последние 25 лет. Сегодня эта тема то и дело муссируется в книгах, статьях, документальных фильмах и исторических передачах.

В середине XIX — начале XX века на фоне общего падения нравов рассуждения о свободной любви действительно распространились в западном и российском обществе. В том числе — в среде коммунистов-утопистов (сенсимонистов и других). Однако марксизму эти рассуждения были глубоко чужды. Ни основоположники марксизма, ни советская власть никогда не призывали к половой распущенности.

Напротив, Маркс в «Экономическо-философских рукописях 1844 года» резко критиковал коммунистов-утопистов, призывавших к общности жен, называя такие отношения между мужчиной и женщиной «совершенно животной формой». А в «Коммунистическом манифесте» основоположники марксизма прямо издевались над теми, кто считал, что коммунизм предполагает общность жен: «Буржуа смотрит на свою жену как на простое орудие производства. Он слышит, что орудия производства предполагается предоставить в общее пользование, и, конечно, не может отрешиться от мысли, что и женщин постигнет та же участь...» В Манифесте говорилось, что в будущем женщина будет освобождена от «узаконенной проституции» — необходимости вступать в брак по причине того, что сама она в обществе выжить не может: «Наши буржуа, не довольствуясь тем, что в их распоряжении находятся жены и дочери их рабочих, не говоря уже об официальной проституции, видят особое наслаждение в том, чтобы соблазнять жен друг у друга. Буржуазный брак является в действительности общностью жен... Само собой разумеется, что с уничтожением нынешних производственных отношений исчезнет и вытекающая из них общность жен, т. е. официальная и неофициальная проституция».

В первые годы советской власти о свободной любви действительно говорили. Однако, во-первых, высказывания отдельных лиц не отражали политику партии в данном вопросе. Во-вторых, понятие «свободная любовь» имело тогда совсем не то значение, которое ему приписывают сейчас.

Равенство полов, считали большевики, приведет к тому, что вступающие в брак люди будут выбирать спутника жизни свободно. Женщина должна иметь равные права с мужчиной, зарабатывать столько же, сколько и он. Тогда она сможет выходить замуж не для того, чтобы муж ее прокормил, а исключительно по любви. Союз двух людей, основанный на искренних чувствах, — вот идеал свободной любви, пропагандировавшийся большевиками.

Особым нападкам мифотворцев обычно подвергается советский политик Александра Коллонтай. Так, в 2011 году на телеканале «Россия 1» о ней был показан псевдодокументальный фильм «Красная Мессалина» режиссера Алексея Быстрецкого. В фильме заявлялось, что Коллонтай якобы пропагандировала теорию «стакана воды» — дескать, в новом, строящемся обществе, говорила она, вступить в половую связь должно быть так же легко, как выпить стакан воды, и что она якобы поддержала декрет об обобществлении женщин. При этом никаких доказательств в фильме не приводилось.

На самом деле Коллонтай, как и другие большевики, считала идеалом личных отношений брак двух близких по духу людей. Она также считала необходимым уравнять в правах женщин и мужчин: «Дети будут обеспечены, отношения между мужчиной и женщиной будут покоиться исключительно на взаимном уважении, доверии и любви друг к другу. Работница будет другом, соратником мужчине, своему товарищу в борьбе за социализм». А в статье «Семья и коммунизм», опубликованной в 1920 году в журнале «Коммунистка», Коллонтай отдельно высказалась резко против общности жен: «Медицина устанавливает, что при многомужестве, т. е. при половом общении женщины одновременно со многими мужчинами, понижается способность женщины к воспроизводству потомства. Так же как и брачное общение мужчины со многими женщинами одновременно, истощая силы мужчин, отражается неблагоприятно на потомстве. Следовательно, такого рода брачные общения как установленная форма нежелательна с точки зрения интересов трудового коллектива, нуждающегося в приросте здорового и трудоспособного населения». Как мы видим, Коллонтай не призывала к половой распущенности, а говорила прямо противоположное — что половое общение следует ограничить! При этом в той же статье Коллонтай оговаривала, что в самом по себе половом акте нет ничего плохого: «Половой акт должен быть признан актом не постыдным или греховным, а естественным и законным, как и всякое другое проявление здорового организма, как утоление голода или жажды». Кто может не согласиться с этим утверждением?

Что касается «стакана воды», то это выражение впервые появилось в биографии знаменитого композитора Фредерика Шопена, написанной Ференцом Листом. Лист цитировал слова подруги Шопена, знаменитой французской писательницы Жорж Санд: «Любовь, как стакан воды, дается тому, кто его просит».

В создании мифа о половой распущенности большевиков задействуются и откровенные фальшивки. Например, в фильме «Приключения секса в XX веке» телеведущий Евгений Киселев разглагольствовал о разгуле «свободной любви» в советское время. А министр культуры Владимир Мединский в том же фильме рассуждал о «прыщавых комиссарах, жаждавших обобществления жен». На чем основывается вся эта чернуха?

В вышеназванном фильме упоминалось о так называемом саратовском Декрете об отмене частного владения женщинами. Данный «документ» — явная, стопроцентная фальшивка. «Декрет» сообщал, что с 1 мая 1918 года все женщины в возрасте от 17 до 32 лет, кроме имеющих более пятерых детей, изымаются из частного владения и объявляются «достоянием (собственностью) народа». Регламентировался порядок пользования «экземплярами народного достояния»: мужчинам предписывалось пользоваться одной женщиной «не чаще трех раз в неделю в течение трех часов». Фальшивка эта приписывалась то анархистам, то большевикам. Белые активно использовали ее в своей пропаганде против советской власти.

На самом деле «декрет» был написан не большевиками и даже не анархистами, а владельцем чайной в Саратове Михаилом Уваровым с целью дискредитировать советскую власть. Анархисты издавали опровергающие пасквиль листовки и даже убили из мести Уварова, но это не помогло остановить распространение фальшивки.

Ссылаясь на пресловутый «декрет», советскую власть широко осуждали за аморальность. Так, в феврале–марте 1919 года на слушании о России в «овермэнской» комиссии Сената США сообщалось о том, что большевики издали декрет об уничтожении брака и введении «свободной любви».

На самом деле большевики жестко пресекали случаи произвола, имевшие место во времена Гражданской войны.

Так, в феврале 1919 года Ленин получил жалобу Кумысникова, Байманова и Рахимовой на комбеда деревни Медяны Чимбелевской волости Курмышевского уезда. Они писали, что комбед распоряжается судьбой молодых женщин, «отдавая их своим приятелям, не считаясь ни с согласием родителей, ни с требованием здравого смысла». Ленин сразу же направил телеграмму Симбирскому губисполкому и губернской ЧК: «Немедленно проверьте строжайше, если подтвердится, арестуйте виновных, надо наказать мерзавцев сурово и быстро и оповестить всё население. Телеграфируйте исполнение».

Советская власть боролась и с распространением идеи свободы половых отношений. Например, в 1926 году первый нарком просвещения Анатолий Васильевич Луначарский говорил в своем докладе «О быте»: «Мужчина не страдает от полового акта, для него это то же, что «выпить стакан воды». Женщина, выпив стакан воды, ничего от этого не потерпит, а от полового акта у нее бывают дети. Вот дети и есть центральное место всего вопроса. <...> На ком должна лежать забота о детях? На матери и на отце. Чтобы воспитать детей, поставить их на ноги, надо минимум 15 лет. Значит, брак должен быть длительным парным браком. <...> На ближайшее будущее это единственная форма брака, которая гарантирует расцвет наших народов. От этого никуда не уйдешь.

В нашем обществе единственно правильной формой семьи является длительная парная семья. Мы должны сказать, что лишенная своих буржуазных черт — командования мужчины и погребения женщины под бременем домашнего хозяйства, — лишенная этих черт парная семья, длительный союз во имя общего строительства жизни, рождения и воспитания детей есть единственная форма, которая нам нужна. И тот, кто хочет до конца выполнить свой долг — и политический, и рабочий, и человеческий, — должен основать именно такую семью».

В опубликованных в Советском Союзе в 1924 году воспоминаниях о Ленине немецкой коммунистки Клары Цеткин тенденция к половой распущенности резко критиковалась: «Изменившееся отношение молодежи к вопросам половой жизни, конечно, «принципиально» и опирается будто бы на теорию. Многие называют свою позицию «революционной» и «коммунистической». Они искренне думают, что это так. Мне, старику, это не импонирует. Хотя я меньше всего мрачный аскет, но мне так называемая «новая половая жизнь» молодежи, а часто и взрослых довольно часто кажется чисто буржуазной, кажется разновидностью доброго буржуазного дома терпимости. Все это не имеет ничего общего со свободой любви, как мы, коммунисты, ее понимаем».

Ленин, по словам Цеткин, называл теорию стакана воды «совершенно немарксистской и сверх того противообщественной». «Конечно, жажда требует удовлетворения. Но разве нормальный человек при нормальных условиях ляжет на улице в грязь и будет пить из лужи? Или даже из стакана, края которого захватаны десятком губ?» — говорил он.

Приведем также слова Емельяна Михайловича Ярославского — одного из крупнейших партийных деятелей, члена Центральной контрольной комиссии (ЦКК) РКП(б) — высшего контрольного органа партии в 20-е — 30-е годы. Выступая на пленуме ЦКК в том же 1924 году, он заявил, что власть будет бороться с проявлениями половой распущенности: «Конечно, во многих случаях мы имеем дело с простою разнузданностью... Мы здесь подходим к этому не с моралью, а с тем, как к этому относятся рабочие массы: они относятся к такого рода фактам с безусловным осуждением и правильно так относятся, потому что здесь налицо нет ни малейшей серьезной попытки создать новую семью, создать новую форму семьи, а есть только простое удовлетворение похоти...

Коммунист должен заботиться о своей семье и детях. В противном случае не только суд пролетарский должен относиться сурово, но все должны знать, что и партия их сурово покарает, нужно, чтобы они знали и поняли, что такое отношение к матери, к ребенку для коммуниста совершенно нетерпимо и недопустимо».

При этом Ярославский отмечал, что половая распущенность не стала массовым явлением среди молодежи. В своем выступлении он озвучил результаты социологического опроса, проведенного в 1922 году среди студентов свердловского Уральского государственного университета. «Идеал огромнейшего большинства нашего студенчества вовсе не мимолетная связь: за длительную совместную жизнь высказалось больше 80 %», — подытожил Ярославский.

2. Миф о поддержке большевиками феминизма

В наши дни зачастую утверждается, что большевики были поборникам феминизма. Так, на православном телеканале «Союз» в передаче «Беседа с батюшкой» 14 апреля 2012 года священник Максим Каскун заявил: «Коммунисты в 17-м году были на 99 % жиды... Именно они ввели феминизм, для того чтобы подорвать основы всего человечества...»

На самом деле большевики выступали отнюдь не за феменизм, а за равноправие и эмансипацию женщин. Об этом говорили в том числе Коллонтай и Инесса Арманд.

Однако в 1970-е годы процесс эмансипации женщин в послереволюционной России привлек пристальное внимание феминистских организаций на Западе. Взгляды Коллонтай были подробно изучены, а она сама представлена как одна из ключевых фигур феминизма. Это и привело к ложному отождествлению советского движения за эмансипацию женщин с западным феминизмом.

На самом деле движение за равноправие женщин в Советской России резко отличалось от феминизма. О проблемах женского равноправия и об освобождении «от кухонного рабства» в то время говорилось много. Однако в советских призывах к раскрепощению женщины мы не найдем ничего феминистического — ни идей разрушения брака, ни агитации за свободную любовь. Не обнаружим и никакого противопоставления женщин и мужчин.

Более того, в советское время феминизм подвергался критике. Например, журнал «Работница» за 1918 год давал такое определение этому явлению: «Феминистки — женщины буржуазного класса, борющиеся за свое равноправие с мужчинами в пределах капиталистического общества». (Отметим, что феминистки определялись именно как женщины буржуазного, то есть враждебного, класса.) Журнал резко критиковал призыв феминистской «Лиги равноправия женщин» голосовать за ее список кандидатов в Учредительное собрание и объяснял, как именно советские женщины относятся к феминизму: «Мы теперь имеем равное право со своими мужьями, отцами, братьями и сыновьями на труд и на дальнейшую борьбу с нашим общим врагом — капиталом. И напрасно милые барышни приходят и призывают голосовать за список, где одни только женщины... Работницам с вами не по дороге... Работницы отдадут голоса своей пролетарской партии большевиков, где мужчины и женщины, как по списку, так и в революционной борьбе идут сомкнутым строем».

Противопоставление женщин и мужчин, свойственное феминизму, разрушает институт брака и раскалывает общество. Большевики же стремились к совершенно иной цели. Им нужно было сплотить мужчин и женщин, консолидировав общество в деле построения социализма.

Женщина в советское время была в большой степени освобождена от гнета быта. Она получила избирательные права, доступ к образованию и социальной реализации наравне с мужчинами. Однако, выбрав этот весьма прогрессивный для своего времени путь, большевики отнюдь не превратили женщину в воинствующую феминистку.

3. Миф о поощрении большевиками абортов

В апреле 2013 года научный сотрудник Института российской истории Владимир Лавров заявил на круглом столе под названием «Роль большевиков и их лидеров в разрушении семьи и брака», организованном в Думе фракцией ЛДПР: «Что касается Ленина, необходимо повторить — он первым разрешил аборты в современном мире. В результате его инициативы погибли миллионы и многие десятки миллионов детей. В этом смысле Ленин является главным детоубийцей на планете...»

О том, что большевики будто бы поощряли аборты, часто заявляют и представители духовенства. Так, на том же круглом столе протоиерей Димитрий Смирнов сообщил: «Ленин первым на земном шаре ввел аборты. И с тех пор как большевики пришли к власти, семья начала разрушаться. В сотни раз выросло количество разводов. И вообще, по замыслу коммунистов, семья должна была отмереть».

Заявления эти не имеют никакого отношения к действительности. На самом деле советская власть считала аборты отрицательным явлением и боролась с ними. Однако в СССР полагали, что репрессивные меры, такие как уголовное наказание за аборт, не решат проблему.

Несмотря на угрозу уголовного наказания, аборты производились и в дореволюционной России. Только делали их подпольно, в ужасных условиях. Женщины после таких операций часто погибали или разрушали свое здоровье. В конце XIX века — начале XX века незаконные аборты и смертность женщин от них резко возросли. Проблема начала озвучиваться и на высоком академическом уровне.

Так, на III Пироговском съезде врачей в 1889 году врачи Петр Зейдлер и Николай Тальберг предложили смягчить российское законодательство в отношении абортов и признать законным медицинский аборт в случае некоторых заболеваний.

На IV съезде общества российских акушеров и гинекологов в декабре 1911 года врач Л. Л. Окинчиц заявил, что поскольку карательные меры не приносят результата, а призыв к воздержанию не имеет смысла, то единственным путем сокращения практики абортов должны стать противозачаточные средства.

На прошедшем через два года XII Пироговском съезде про необходимость разрешить аборты говорили врачи Л. Г. Личкус и И. В. Грин. Кроме того, был зачитан доклад Комиссии по борьбе с искусственными выкидышами Омскому медицинскому обществу. Основными причинами нежелания рожать детей в этом докладе назывались экономическая нужда, вызванная вздорожанием жизни, стыд внебрачных детей, падение нравов. Врачи предлагали такие методы борьбы с абортами, как повышение экономического благосостояния и культурного уровня населения, «поднятие умственного развития, религиозности и нравственной дисциплины», изменение статуса внебрачных детей, помощь многодетным семьям, широкую организацию бесплатной медицинской помощи при родах и др. В резолюции, принятой отделением акушерства и женских болезней, указывалось, что уголовное преследование за искусственный выкидыш женщины, а также врача, сделавшего его по просьбе последней, не должно иметь места.

Придя к власти, большевики решили бороться с проблемой абортов по-новому. С одной стороны, женщинам разрешили делать аборт в больнице, где им оказывалась нормальная медицинская помощь. С другой стороны, был полностью поддержан вывод, сделанный врачами до революции, — о том, что главным методом борьбы с абортами должна стать поддержка материнства и детства.

Знаменитый врач и создатель системы советского здравоохранения Н. Семашко писал в 1920 году: «Целесообразными методами борьбы с абортами должны быть признаны:

— усиление деятельности учреждений по охране материнства и младенчества (дома матери и ребенка, ясли, приюты, консультации);

— последовательное проведение улучшения положения беременной во всех отношениях — производственном, бытовом, жилищном».

И эти задачи действительно были выполнены.

Большевики подчеркивали, что аборты являются злом, на которое приходится идти лишь временно. Так, в постановлении от 18 ноября 1920 г. Наркомздрава и Наркомюста, разрешившем аборты, отмечался временный и вынужденный характер этой меры: «Пока моральные пережитки прошлого и тяжелые экономические условия настоящего еще вынуждают часть женщин решаться на эту операцию».

Первоначальным положительным эффектом от разрешения абортов стало сокращение смертности среди женщин. Согласно статистике, легализация значительно уменьшила смертность женщин от абортов — в 14 раз.

Остается добавить, что утверждение о том, что Советский Союз был первой страной, законодательно разрешившей аборты, — также ложь. Впервые в мире искусственный аборт был узаконен во Франции, в конце XVIII века.

В 1930-х годах семейная политика советского государства стала более консервативной. В середине 1930-х годов аборты по социальным показаниям были запрещены, а материальная поддержка многодетным семьям — усилилась.

4. Миф о разрушении большевиками института брака

Наши оппоненты считают, что дав людям возможность самим выбирать, с кем заключать семейный союз, и предоставив женщинам равные права с мужчинами, большевики якобы разрушили семью. Что тем самым де были подорваны патриархальные семейные устои, на которых веками держалось русское общество.

На самом деле принуждение к браку, брак по расчету, супружеская измена — как в высшем свете, так и в простонародной среде, — безусловно не были чужды институту семьи в предреволюционной России. Когда такие черты наблюдаются в традиционном обществе — они удерживаются в рамках приемлемого религиозными нормами. Но модернизация общества требует и модернизации правовых норм. В России конца XIX — начала XX века, как уже говорилось, активно шел процесс модернизации и распада традиционного общества, вызванный становлением капитализма. Между тем, законы, регулирующие брак, по-прежнему соответствовали реалиям общества традиционного.

Закон делал развод фактически невозможным. Его запрещала статья 46 Гражданского кодекса: «Самовольное расторжение брака без суда, по одному взаимному согласию супругов, ни в каком случае не допускается». Статья 6 гласила: «Запрещается вступать в брак без дозволения родителей, опекунов и попечителей».

Но достаточно жесткое законодательство не могло остановить процесс серьезных изменений норм, касающихся брака. Так, в период с середины XIX и до начала XX века число разводов увеличилось более чем в 10 раз. Желающие получить развод прибегали все к большему количеству ухищрений. Так, относительное число разводов по причине прелюбодеяния возросло с 2 % в 1867 году до 12,7 % в 1886 году и до 97,4 % — в 1913 году, причем часто при этом использовалось лжесвидетельство.

Большевики указывали на отрицательные черты прежнего института брака и требовали его исправления. Н. Крупская писала в статье в журнале «Коммунистка» в 1920 году: «Советское же законодательство строит брачные отношения совершенно на новых основах пролетарского воззрения на брак и создает брачное право, которое способно положить начало установлению совершенно иных отношений между мужчиной и женщиной, чем те, которые созданы буржуазным брачным правом, способно углубить и очеловечить эти отношения, положить конец всякой продажности».

Реформирование большевиками брачного законодательства было прогрессивным и отвечало требованиям времени. В определивших брачные отношения в советской России декретах «О гражданском браке, о детях и о ведении книг актов состояния» от 18 (31) декабря 1917 года, а также «О расторжении брака» от 16 (29) декабря 1917 года не было ничего, чего нет в современных законах. Большевики не легализовали извращений или каких-либо аморальных норм. Вышеупомянутые декреты запрещали вступать в брак прямым родственникам, умалишенным, ограничивали брачный возраст. Гражданский брак, то есть брак, зарегистрированный в государственных органах, признавался основным, но при этом церковный брак не запрещался. Оформить гражданский брак было почти так же легко, как и сейчас. Его расторжение, как и сейчас, производилось через местный суд.

Кодекс о браке, вступивший в силу в 1927 году, сделал брачное законодательство более либеральным, но институт брака ни в коей мере не разрушил. Кодекс признавал за гражданами, не оформлявшими брак, возможность получить те же права, которые имеют супруги, доказав брачное сожительство перед судом. Доказательствами в суде являлись «факт совместного сожительства, наличие при этом сожительстве общего хозяйства и выявление супружеских отношений перед третьими лицами в личной переписке и других документах, а также, в зависимости от обстоятельств, взаимная материальная поддержка, совместное воспитание детей». Признание факта брачного сожительства было необходимо прежде всего для того, чтобы отцы содержали рожденных вне брака детей. До революции такие дети не имели никаких прав.

Как уже говорилось, большевики стремились сделать процесс формирования и существования семьи полностью свободным от принуждения. И внедрение новым законодательством процедуры развода имело целью не разрушение института семьи, а ее существование исключительно на духовных началах, вне принуждения.

Партия проводила политику, всячески укреплявшую семью. В первые годы советской власти граждан убеждали в журналах как напрямую, так и в художественной форме воздерживаться от беспорядочных половых связей. А в начале 20-х годов развернулась работа по пропаганде образа советской семьи. Женские журналы регулярно рассказывали о «красных свадьбах» — о том, как очередная пара торжественно, в окружении рабочего коллектива, отпраздновала свое бракосочетание. Граждан убеждали оформлять браки юридически.

Еще одним крайне важным фактором укрепления семьи в советском государстве стала забота о детях.

По инициативе все той же Коллонтай в 1917 году женщины получили право на оплачиваемый 8-недельный отпуск по уходу за ребенком: 4 недели до родов и 4 недели после. (Отпуск был введен декретом Совета Народных Комиссаров «О пособии по беременности и родам», в связи с чем его до сих пор называют «декретным».) Труд женщин на тяжелых работах был запрещен.

С первых же постреволюционных лет в СССР начали обустраивать детские сады и ясли. Плата за пребывание в них была низкой, питание — бесплатным. Ясли создавались на территории предприятий, чтобы матери могли в рабочие перерывы прийти и пообщаться с ребенком, покормить его. Заведующая отделом охраны материнства и младенчества Наркомздрава В. Лебедева писала в 1920 году в журнале «Коммунистка», что государство взяло на себя обязательство помочь женщине трудиться, «не порывая с материнством, не уродуя своей природы». Согласно озвученной Лебедевой статистике, в течение 2,5 лет после революции советской властью было развернуто 1500 учреждений для детей и женщин, где получали уход 140 000 детей.

Как мы видим, советская власть с самого начала своего существования заботилась о семье, материнстве и детстве. Большевики не разрушали брак — напротив, они смогли найти новые механизмы поддержки и укрепления семьи.

Опыт советских людей, их взгляды на семью и та форма отношений семьи и государства, к которой в конце концов пришли в Советском Союзе, представляет чрезвычайный интерес и для нашего сегодняшнего, переломного времени.