Та территория, на которую сегодня претендует очень большая часть пуштунов для создания независимого Пуштунистана, — это уже не Великий Пуштунистан. Это — «всего лишь» оставшаяся после распада Дурранийской империи территория более чем в 150 тыс. квадратных километров в двух странах, с преимущественно пуштунским многомиллионным населением. Понятно, что такие «умеренные» территориальные амбиции пуштунов вызывают большую тревогу не только у государственной власти в Афганистане и Пакистане, но и в регионе и в мире в целом.
Однако для пуштунов собственное государство — историческая мечта, имеющая крайне острое эмоциональное и политическое значение. И, повторим, именно поэтому линия Дюранда — граница, разделяющая на части ключевые территории, которые пуштуны считают исторически своими, пуштунами никогда не признавалась.
Это непризнание границы имеет и еще одну (причем, возможно, самую глубокую) причину. Пуштуны — один из немногих народов в мире — до сих пор в очень большой степени фактически живут родоплеменным строем. В их социальной структуре насчитывается около 60 больших и десятки малых племен, которые разделены в целом более чем на 400 родов, где власть выстроена в строгой родоплеменной иерархии. Племя возглавляет хан, род — вождь, малик. Роды разделены на большие семейные кланы, которыми руководят старейшины.
Общие вопросы жизни кланов, родов и племен решаются на советах старейшин необходимого по широте состава — джирга. Высший орган для принятия ключевых решений у пуштунов — большой совет старейшин, «лоя джирга».
Повседневная жизнь пуштунов регулируется неписанным кодексом обычаев и норм «Пуштунвалай», в котором очень большую роль играют представления о личной, клановой и родовой чести и достоинстве. Вторым важнейшим регулятором социальной и политической жизни пуштунов является институт высокообразованных исламских богословов — «маулави», имеющих право на толкование священных исламских книг — Корана и Сунны.
При этом клановая, родовая и племенная принадлежность играют в жизни пуштунов огромную роль. Потому разделение линией Дюранда как границей ряда крупных и влиятельных пуштунских племен и даже родов фактически является ломкой базовой пуштунской социальной структуры. Чему пуштуны очень решительно — и любыми способами — сопротивляются как со стороны Афганистана, так и со стороны Пакистана.
После того как значительная часть территорий пуштунов в XIX веке была включена во владения Британской Индии, пуштуны не раз отвечали восстаниями против британской администрации. Крупнейшие из таких восстаний произошли в 1897, 1919–1923 и 1930 годах, но были жестоко подавлены. Соответственно, в 1947 году, когда произошел раздел колонии Британская Индия на Индию и Пакистан, — Афганистан, где пуштуны имели главенствующие позиции во власти, незамедлительно заявил, что не признает договор 1893 года о «линии Дюранда» в качестве юридической основы своей государственной границы с Пакистаном.
Пакистан же эту границу признал сразу и на ней жестко настаивает. Настаивает хотя бы потому, что «линия Дюранда» присоединила к нему немалую «пуштунскую» территорию. Афганистан же категорически против: афганские пуштуны заявляют, что договор 1893 года не только «разделил нацию», но и лишил ее огромной части исторических пуштунских племенных земель.
Нужно подчеркнуть, что этот договор никогда не признавало ни одно из монархических, республиканских или теократических правительств Афганистана.
В частности, по данным советских источников, последний президент Афганистана до свержения светской власти талибами, Мохаммад Наджибулла, был захвачен в представительстве ООН в Кабуле талибами и агентами Межведомственной разведки Пакистана ISI. Его увезли на конспиративную квартиру ISI и пытались заставить подписать от имени афганского правительства фальшивый договор о признании «линии Дюранда» официальной пакистанско-афганской государственной границей. Но Наджибулла вместо подписания этого акта вырвался из рук охранников и убил из захваченного у них пистолета пакистанского офицера. А затем после страшных пыток был казнен.
Однако и правительство талибов, которое фактически было создано и приведено к власти при поддержке Пакистана, границу по «линии Дюранда» не признало.
Не признало эту границу и правительство Хамида Карзая, установленное в Афганистане в 2001 году при поддержке международной коалиции во главе с США после победы над талибами (или, точнее, после освобождения от них Кабула и ключевых провинций). Наконец, не признало эту границу и нынешнее правительство Ашрафа Гани, избранного на пост президента страны в 2014 году.
Так что преимущественно пуштунская проблема государственной афгано-пакистанской границы остается нерешенной (и вряд ли решаемой в обозримой перспективе) до сих пор.
Эта, граница, во-первых, до сих пор официально не демаркирована. Эта граница, во-вторых, по факту оказывается «внутрипуштунской» территориальной границей. В результате она — несмотря на регулярно принимаемые пакистанской властью меры по сосредоточению на ней многотысячных военных контингентов, — оказывается вполне проницаема для самых разных, и не только собственно пуштунских, контактов в обе стороны.
Однако проблема «внутрипуштунской» границы для Афганистана и Пакистана — не единственная.
Межэтнические и политические противоречия
После распада Дурранийской империи, когда в Афганистане и Пакистане власть, по сути, принадлежала своего рода федерации пуштунских племен, в регионе многое изменилось. В частности уже в период войн с Англией, и далее, при разделе территории региона по линии Дюранда, в состав Афганистана вошли территории, населенные другими этническими группами: таджиками, узбеками, хазарейцами, туркменами, белуджами и рядом других этносов. А в составе Пакистана после раздела Британской Индии в 1947 году самыми многочисленными этническими группами оказались пенджабцы и синдхи.
При этом в Афганистане лидерство пуштунов в политической власти поначалу оспаривалось лишь редкими и безуспешными восстаниями в отдельных регионах. Но главные секторы экономики — торговлю, земледелие и промышленность — в основном осваивали таджики, узбеки, хазарейцы и другие этнические группы. Они, по мере роста их экономического влияния, всё настойчивее требовали своей доли власти в стране.
Основания для таких притязаний впервые официально возникли уже в 1964 году, когда король Афганистана Захир-шах провозгласил в стране — по британскому образцу — конституционную монархию с двухпалатным парламентом, а также со свободой слова, собраний и политических партий. Уже в 1965 году в стране начали возникать первые легальные партии. В том числе созданная при советской поддержке специалистами, учившимися в СССР (инженерами, врачами, учителями, офицерами), левая Народно-демократическая партия Афганистана (НДПА). Которая надолго стала в стране проводником советского влияния и советской экономической, инфраструктурной и политической поддержки развития страны.
Однако уже в 1967 году НДПА раскололась на две фракции — фракцию «низов» «Хальк» [народ] во главе с сыном провинциального пастуха Нур-Мухаммадом Тараки, и фракцию «верхов» «Парчам» [знамя] во главе с сыном генерала Бабраком Кармалем. Этот раскол был в большой степени связан как с исторической конкуренцией различных пуштунских племен, так и с более высоким доверием верхушки СССР к «парчамистам», многие лидеры которых учились в советских военных академиях и других вузах. И, конечно, этот раскол в дальнейшем предопределил ослабление централизованной политической власти в Афганистане после того, как в 1973 году принц Мухаммад Дауд при поддержке офицеров-парчамистов совершил переворот, сверг короля Захир-шаха и объявил Афганистан республикой, а себя — ее президентом.
Следующий переворот в Афганистане был совершен офицерами НДПА весной 1978 года, когда президент Дауд в ответ на массовые демонстрации, связанные с убийством идеолога НДПА (и редактора газеты «Парчам») Мир Акбар Хайбара, приказал арестовать по обвинению в нарушении конституции лидеров обеих фракций НДПА — Тараки, Кармаля, Хафизуллу Амина и ряд других. Дауд и его семья в результате переворота были убиты, а страна объявлена Демократической республикой Афганистан (ДРА).
Тараки стал премьером нового правительства, Кармаль — его заместителем, возглавивший переворот подполковник парчамист Абдул Кадир — министром обороны и вице-премьером, курирующим в НДПА парчамистов, халькист Хафизулла Амин — главой МИДа и куратором халькистов. Министерства были поровну разделены между халькистами и парчамистами.
То есть центральная власть в стране вновь оказалась, во-первых, почти полностью пуштунской (они получили 14 министерских постов из 20) и, во-вторых, просоветской (как бы коммунистической). Причем СССР фактически сразу после прихода к власти НДПА развернул в Афганистане крупные программы кредитной поддержки, поставок машин, оборудования и горючего, а также строительства предприятий и инфраструктуры, укрепляя новую власть.
Это не устраивало как представителей «непуштунских» этнических групп, так и другие партии, которые возникли в стране в конце 1960-х годов. Все они хотели своей доли власти. Причем в специфике Афганистана это, как правило, понималось вовсе не как формальное представительство в парламенте, а как доля реальной власти в правительстве в Кабуле и в провинциях (высшие должности в их администрациях).
На острие этой борьбы за власть против НДПА сразу оказались радикальные исламские группы, начавшие укрепляться в стране еще при Захир-шахе. В частности, уже в 1969 году профессор-богослов таджик Бурхануддин Раббани создал фундаменталистскую организацию «Мусульманская молодежь», военное крыло которой возглавил студент инженерного факультета пуштун Гульбеддин Хекматияр. А в 1975 году Хекматияр при поддержке из Пакистана попытался поднять восстание против режима Дауда в Панджшере, причем центр Панджшерского уезда город Руха был захвачен отрядом студента-таджика Ахмад-шаха Масуда.
Пакистанская разведка при поддержке этого восстания явно действовала в расчете на подавление как пуштунского, так и «антиисламского» доминирования в афганской власти. Поскольку пример такого доминирования в соседней стране не мог не оказывать (в том числе, через пакистанских пуштунов) дестабилизирующее воздействие на власть в самом Пакистане.
Однако в 1969 году восстание в Панджшере расшириться не смогло. А вот после взятия НДПА полноты власти в 1978 году, на фоне острейшего межфракционного конфликта в правящей партии, исламисты получили свои реальные шансы. После того, как халькист Амин, при поддержке части военных, снял с постов и отправил послами за границу практически всех лидеров парчамистов, исламская оппозиция резко активизировалась и фактически развязала в различных провинциях страны гражданскую войну.
Горючее в костер этой войны сразу начали подбрасывать самые разные внешние силы — как региональные соседи, так и страны, географически весьма далекие от Центральной Азии.
(Продолжение следует.)