О несторианстве надо было бы написать отдельную книгу. Причем вначале пришлось бы заняться поиском необходимого исторического материала. Потому что имеющегося материала недостаточно. Конечно, есть и решения соборов и какие-то размышления о сути учения. Но никто не может доказательно отследить динамику несторианского учения при перемещении его центра с Ближнего Востока чуть ли не на Дальний Восток. Осталось ли при этом несторианство таким, каким оно было в начальный момент, или оно под чьим-то влиянием (чьим именно — понятно не до конца) начало приобретать всё более и более далекий от классического христианства характер.
Приобретая такой характер в интересующую нас эпоху, во что именно превращалось несторианство? И чем объясняется та простота, с которой оно обретало всё больше сторонников, уходя всё дальше на Восток? Что узнал и признал Восток в этом самом несторианстве? Почему его так страстно стали принимать киргизы, монголы, уйгуры? Почему оно так понравилось китайским императорам? Что придало ему убедительность в глазах японцев? Почему Орда после завоевания Руси содействовала опеке несторианцев над русским православием?
Был ли хан Хулагу, которого его брат, верховный каган монголов Мункэ отправил на завоевание Ближнего Востока, убежденным сторонником религии бон-по? Как сочеталась такая его религиозная ориентация с тем, что его жена Догуз-хатун была убежденной несторианкой? Почему она стала такой несторианкой? Существовали ли основания для налаживания диалога между бон-по, которое исповедовал хан Хулагу, и этим самым несторианством?
Тут и впрямь слишком много вопросов, на которые трудно дать окончательные ответы. Но есть и более или менее несомненные обстоятельства. К числу таковых, например, принадлежит то, что верховный хан Мункэ направил своего брата хана Хулагу покарать прежде всего ассасинов, то есть исмаилитов. Потому что именно на них пожаловались хану Мункэ обитатели Ирана и в целом некоторые «народные представители» тех регионов, которые Мункэ хотел завоевать, используя для предлога жалобы на исмаилитов.
Скорее всего, Мункэ использовал эти жалобы именно в качестве предлога. Потому что его брат Хулагу, завоевывая Ближний Восток, с очень большой жестокостью искоренял не только исмаилитов, но и ислам в любой его модификации. Но ведь были и какие-то основания для того, чтобы так жаловаться именно на исмаилитов. И эти основания монголы должны были принять для того, чтобы свирепо сокрушать все исмаилитские замки, включая знаменитый Аламут. И что же это были за основания?
Рашид ад-Дин (1247–1316) был и ученым энциклопедистом, и политическим деятелем. В качестве ученого он оставил после себя замечательный исторический труд, написанный на персидском языке. Этот труд назывался «Сборник летописей» (Джами’ат-таварих).
«Сборник летописей» вообще является одним из важнейших исторических источников, позволяющих нам сформировать определенное отношение к той эпохе, которую описывает Рашид ад-Дин. Но уникальность данного труда в том, что он дает ценнейшую информацию по поводу государства Хулагидов.
Государство Хулагидов было основано тем самым ханом Хулагу, который был послан своим братом Мункэ с тем, чтобы покарать исмаилитов и завоевать Ближний Восток. Фактически хан Хулагу поначалу создал это государство без каких-либо высочайших соизволений. Но достаточно скоро верховный хан Монгольской империи Хубилай санкционировал создание данного государства. Он даровал Хулагу титул ильхан (что означает хан племени или улусный хан). В течение достаточно долгого времени хулагиды, то есть наследники хана Хулагу, признавали свою условную зависимость от великого хана, который по факту завоевания монголами Китая был еще и китайским императором из династии Юань.
В качестве государственного деятеля Рашид ад-Дин много сделал для укрепления государства Хулагидов. Но это не умаляет его исторической объективности. Конечно, такая объективность не является абсолютной. И тем не менее историческая летопись Рашида ад-Дина очень высоко котируется специалистами. Вот что Рашид ад-Дин пишет по поводу начала Желтого Крестового похода: «так как многие из искавших правосудия на несправедливость еретиков, передали себя на [его] благороднейшее усмотрение, Менгу-каан в год быка отправил в области таджиков против еретиков [младшего] брата Хулагу-хана».
Если на Менгу-каана и оказали настоящее влияние какие-то жалобы, то это были не жалобы местного исламского населения, а жалобы монгольского военачальника Байджу, чьи войска были расквартированы в северном Иране. Байджу был талантливым монгольским военачальником, успешно воевавшим на протяжении длительного времени с войсками сельджуков. Сельджуки проиграли Байжду, но попытались сыграть на противоречиях между этим военачальником и ханом той части монгольской империи, которая называлась Улус Джучи или Золотая орда.
Улус Джучи возник в результате раздела Чингисханом империи между своими сыновьями. При этом данную часть империи Чингисхан даровал своему сыну Бату, он же хан Батый. Данный улус довольно быстро принял ислам. Он принял его уже тогда, когда правителем улуса стал брат Бату, которого звали Берке.
Империя Чингисхана распалась достаточно быстро. Но еще до ее полного распада отдельные части империи враждовали друг с другом, что и позволило сельджукам сориентироваться сначала на Бату, а потом на Берке как монголов, которые готовы были или к какому-то покровительству над исламом, или просто к принятию ислама. Но это никоим образом не устраивало ни ориентированного другим образом Хубилая, ни того военачальника Байджу, чьи жалобы сыграли свою роль в антиисламском по своей сути походе Хубилая.
Итак, Байджу сначала разгромил сельджуков, а потом они худо-бедно обезопасились от Байджу, заручившись поддержкой сначала Бату, а потом и Берке. Что же касается Байджу, то он благосклонно воспринял обращение к нему царя Киликийской Армении Хетума I, который обязался оказывать монгольскому войску Байджу всяческую помощь. В ответ Байджу обязался оказывать помощь армянам в случае, если на них кто-нибудь нападет. Фактически армяне попали под протекторат Байджу. Но их это устраивало. Устраивало это и Байджу.
Байджу пытался расширить монгольское влияние на Ближнем Востоке. Те, на кого он оказывал то или иное давление, вели себя по-разному. Кто-то откупался, кто-то попадал в те или иные формы слабой зависимости, становился данником, брал на себя определенные обязательства. Из христиан в наибольшей степени тяготел к монголам Боэмунд V, князь Антиохийский.
Княжество Антиохия было вторым из христианских государств, основанных крестоносцами во время Первого Крестового похода. Оно попадало в зависимость то от Византии, то от Иерусалимского королевства. В его состав входила территория, расположенная между средиземноморским побережьем современной Сирии и рекой Евфрат. Время от времени Антиохия расширяла или сужала свою территорию.
Боэмунд V то воевал вместе с тамплиерами против Киликийской Армении, то ссорился с тамплиерами и прекращал подобные военные действия. Его армия потерпела существенный урон при поддержке Иерусалимского королевства против успешно воевавших против него хорезмийцев.
Боэмунд V заигрывал и с католиками, и с православными. А также с монголами. Во многом его заигрывания с монголами были связаны с тем, что монголы Байджу дружили с той Киликийской Арменией, против которой Боэмунд V вел военные действия.
Картина не будет полной без учета того, что именно действия Байджу косвенно повлияли на потерю Иерусалимским королевством самого города Иерусалима. Байджу оказал давление на кочевавших в Сирии хорезмийцев и разгромил их военачальника Джелал ад-Дина. А остатки войск Джелал ад-Дина были этим побуждены к тому, чтобы двинуться на Палестину, где они сначала захватили Иерусалим (это произошло 11 августа 1244 года), а затем совместно с египетским султаном разгромили крестоносное войско 17 октября 1244 года.
И вот тогда римский папа Иннокентий IV возжелал заручиться поддержкой монгольских правителей против тех сил, которые так сильно обкорнали Иерусалимское королевство, лишив его аж контроля над гробом Господнем.
Иннокентий IV несколько раз посылал послов с попыткой установить отношения с монголами. Одно из этих посольств, возглавляемое доминиканцем Асцелином, прибыло в ставку Байджу 24 мая 1247 года. Посольство, возглавляемое Асцелином, повело себя с избыточной резкостью. В том числе и потребовав от Байджу принятия христианства. Байджу чуть было не казнил Асцелина. Но за Асцелина заступились советники Байджу. Кроме того, Байджу сменил другой монгольский военачальник. Это помогло Асцелину и уцелеть, и в определенной степени преуспеть. Асцелин получил ответ Байджу, а также ответ тогдашнего владыки Байджу — Гуюк-хана. Монголы отправили посольство к Иннокентию IV. Иннокентий IV принял посольство и ответил на заигрывание монголов. Тем временем к власти пришел наш «старый знакомый» хан Мункэ. Он благоволил Байджу и подтвердил право Байджу командовать войсками монголов в северо-западном Иране. Тот ставленник предыдущего хана Гуюка, который должен был сменить Байджу, был отозван Мункэ и вскоре казнен по приказу нового хана.
Что же касается Байджу, то именно он активно формировал у Мункэ крайнюю степень неприятия исмаилитов, а также багдадского халифа и прочих исламских властителей Ближнего Востока.
Мункэ внял жалобам Байджу, а также тех, кому Байджу покровительствовал. На курултае 1253 года было принято решение о том, чтобы послать армию Хулагу для сокрушения исмаилитов и багдадских властителей.
По поводу дальнейшей судьбы Байджу существуют существенные разночтения (то ли он был награжден за взятие Багдада, то ли в дальнейшем казнен). Но нам эти детали не интересны. А вот общая логика взаимоотношений монголов и христианского мира нам, напротив, интересна до крайности. Тем более что эту тему можно обсуждать на основе достоверной, хотя и не лишенной противоречий, подлинно исторической, а не конспирологической информации. Вначале я должен напомнить читателю самые общие сведения.
Уже в 1207 году великий Чингисхан, владыка монголов и создатель их могучей империи (родился в 1155 или 1162 — умер в 1227) направил своего старшего сына Джучи на завоевание территорий, лежащих к северо-западу от этой империи в ее тогдашней, восточно-азиатской конфигурации.
Завоевательные планы Чингисхана не были реализованы при его жизни. Хотя многие считают, что закавказские и юго-восточно-европейские походы монгольских войск Субэдэя и Джэбэ, осуществленные еще в 1222–1224 годах, то есть при жизни Чингисхана, не носили сугубо разведывательного характера.
Авторитетные историки в своих сочинениях указывают на то, что в этих походах должны были участвовать силы того самого Джучи, которому Чингисхан поручил расширение империи в западном направлении. И что целью походов было завоевание половцев, аланов, Венгрии и Руси.
Как бы то ни было, еще при жизни Чингиз-хана, в 1223 году, произошло знаменитое сражение на реке Калка, в котором русско-половецкие войска были разгромлены. Было ли это сражение своеобразной разведкой боем или же оно знаменовало собой пролог к будущему завоеванию Руси монголами? По этому поводу существуют разные суждения, и это не имеет для нас определяющего значения.
Вскоре после смерти Чингисхана, в 1228–1229 годах, войска тех же Субэдэя и Джэбэ атаковали Волжскую Булгарию, государство, существовавшее в Среднем Поволжье в бассейне реки Камы с X по XIII век. И хотя в начале этого похода монголы были разбиты булгарскими войсками, но уже к 1236 году монгольская армия Субэдэя взяла сокрушительный реванш за это поражение и полностью разгромила Волжскую Булгарию, которая была включена в состав Улуса Джучи, то есть Золотой Орды на правах некоторой автономии.
Субэдэй и Джэбэ были теми полководцами, которые осуществляли завоевания по повелению властителей монгольской империи. После смерти Чингисхана властителем этой империи стал его преемник хан Угэдэй (1186–1241).
Угэдэй был третьим сыном Чингисхана и его старшей жены Бортэ. Чингисхан еще задолго до своей смерти избрал Угэдэя своим преемником. А в 1229 году этот выбор был утвержден курултаем (до этого недолгое время империей Чингисхана управлял в качестве регента четвертый сын Чингисхана Толуй).
При Угэдэе империя Чингисхана существенно расширилась. Не вполне удачное поначалу завоевание Волжской Булгарии — малый эпизод в этом огромном расширении империи.
В 1229 году войска монголов, посланные Угэдэем, разбили последнего хорезмшаха Джелал ад-Дина, войска которого потом, как мы помним, выбили крестоносцев из Иерусалима.
В 1234 году монгольские войска по велению того же Угэдэя завоевали Китайскую империю Цзинь и начали завоевывать империю Южная Сун. В результате в руках монголов оказался весь Северный Китай и сопредельные ему территории.
В 1236 году войска монголов полностью покорили Закавказье.
В 1236–1242 был осуществлен масштабный поход на Запад, завещанный Угэдэю самим Чингисханом. Поход возглавили чингизиды Батый и Кадан. Но реальное оперативное управление войсками осуществлял всё тот же Субэдэй. Завоеваны были кыпчаки, Волжская Булгария и ряд русских княжеств. Были разорены Польша и Венгрия. Ужас обуял всю Европу. Считается, что смерть Угэдэя в Каракоруме спасла Европу в силу того, что Батый с войском вернулся в Каракорум, то есть туда, где решалась дальнейшая судьба власти над монгольской империей.
При Угэдэе также началось монгольское вторжение в Индию.
Нам следует чуть подробнее рассмотреть то, что касается завоевания Восточной Европы монголами.
Первой вехой на пути этого завоевания стал поход Субэдэя и его тридцатитысячного корпуса в прикаспийские степи. Этот поход датируется концом 1220-х годов.
Русские летописи повествуют о том, что в 1229 году монголы появляются на реке Яик, что затем они теснят булгар и утверждаются в юго-западной части Башкирии.
В 1229 году согласно решению курултая на помощь Субэдэю приходят войска Улуса Джучи. Совместные атаки войск Субэдэя и Улуса Джучи осуществляются по отношению к половцам, башкирам и булгарам. И продолжаются аж до 1235 года.
В 1235 году собирается очередной курултай. Этот курултай признает, что у Улуса Джучи не хватает сил для масштабного наступления на Восточную Европу. Курултай принимает решение о подготовке общемонгольского похода на Восточную Европу. В походе должны участвовать войска всех улусов империи. Войска в этот поход ведут чингизиды, список которых приведен в целом ряде исторических сочинений.
Сам Угэдэй хотел возглавить этот поход, но его от этого отговорил знакомый нам Мункэ.
Одним из чингизидов, игравших важную роль в походе, был сын Угэдэя Гуюк. В «Сокровенном сказании монголов» приводится монолог Угэдэя, который осуждает Гуюка за неправильное поведение в том числе и по отношению к Батыю, осуществлявшему общее руководство походом на Восточную Европу. Угэдэй адресует своему сыну такие слова: «Говорят про тебя, что ты в походе не оставлял у людей и задней части, у кого она была в целости, что ты драл у солдат кожу с лица. Уж не ты ли и Русских привел к покорности этою своею свирепостью? По всему видно, что ты возомнил себя единственным и непобедимым покорителем Русских, раз ты позволяешь себе восставать на старшего брата… Что же ты чванишься и раньше всех дерешь глотку, как единый вершитель, который в первый раз из дому-то вышел, а при покорении Русских и Кипчаков не только не взял ни одного Русского или Кипчака, но даже и козлиного копытца не добыл».
Великий хан Угэдэй скончался в конце 1241 года. Он завещал избрать преемником своего любимого внука Ширамуна. Но Дорегене, вдова хана Угэдэя, начала борьбу за избрание Гуюка. Того самого Гуюка, которому адресованы горькие слова Угэдэ. Возглавлявшему восточно-европейский поход Батыю было ясно, к чему приведет избрание Гуюка, который был заклятым врагом Батыя. Вот Батый и не добил Европу, вернувшись в Каракорум и посеяв в Европе неслыханный ужас по поводу возможности продолжения похода монголов на Европу.
После смерти Угэдэя в монгольской империи начался период междуцарствия. Он длился с 1242 по 1246 год. На протяжении этого периода регентство в империи осуществляла жена Угэдэя, мать Гуюк-хана Дорегене.
Период регентства Дорегене был периодом глубокого политического кризиса монгольской империи.
В 1246 году Дорегене все-таки удалось посадить на монгольский престол своего сына Гуюка.
Женой Гуюка, правившего всего два года (1246–1248), была Огуль-Гаймыш, которая после смерти Гуюка стала регентшей. Империя вновь оказалась в политическом кризисе. Выходом из этого кризиса стало возведение на престол того самого Мункэ, по приказу которого произошло интересующее нас нашествие монголов на Ближний Восток.
Мункэ был возведен на престол в 1251 году. И тут же начал мстить своим противникам вообще и Огуль-Гаймыш в первую очередь.
В 1252 году Огуль-Гаймыш по повелению Мункэ была подвергнута пыткам по обвинению в колдовстве. Ее казнили, зашив в кошму и бросив в воду.
Решающую роль в воцарении Мункэ сыграл хан Батый, который умер через три года после этого воцарения. Мункэ считается прямым ставленником Батыя.
Без этих общих сведений многое из того, с чем я намерен далее ознакомить читателя, может оказаться лишенным всяческой исторической, в том числе и хронологической опоры. Обеспечив эту опору, я перехожу к чему-то более существенному.
Европа, как я уже говорил, была страшно напугана монгольским нашествием 1237–1241 года. Наиболее напуганы, конечно же, были Венгрия и Польша, но и не только.
Напуганная Европа ответила на монгольский вызов не военной мобилизацией, а интригами. Интриги вели прежде всего церковные круги: римский (то есть католический) и никейский (то есть византийско-православный). Второй круг именуется никейским потому, что к этому моменту Константинополь был взят крестоносцами (он был взят ими в 1204 году), и там сидели латиняне. Православные же византийцы засели в Никее.
Что же касается католиков, то наиболее серьезную интригу затеял, конечно, римский папа Иннокентий IV (1196–1254).
Иннокентий IV (в миру именовавшийся Синибальдо Фиески, граф Лаваньи) был избран папой в 1243 году. Он находился в остром конфликте с императором Священной Римской империи Фридрихом II Гогенштауфеном (1194–1250).
Предметом этого спора была супрематия, то есть вопрос о главенстве светской или духовной власти. Помимо этого существовал целый ряд вопросов разграничения власти, полномочий, принципов построения взаимоотношений между императором и Папой. Причем это касалось не обязательно Иннокентия IV.
Фридрих II долго отказывался от участия в Крестовом походе, за что был отлучен Папой Григорием IX. Потом Фридрих II принял участие в Крестовом походе и даже возложил на себя корону короля Иерусалимского. Тогда отлучение от церкви было снято с Фридриха II (этот император отлучался от церкви аж целых три раза).
Потом отношения снова обострились. Позже и Фридрих II, и его дед Фридрих Барбаросса были объявлены предшественниками Гибеллинского, то есть национально-антипапского, возрождения. Одновременно с этим папская пропаганда представляла Фридриха II как авантюриста, атеиста и даже зверя Апокалипсиса.
Как бы то ни было, отношения Иннокентия IV и Фридриха II были очень сложными. И столь же сложными были отношения Иннокентия IV с православной церковью. А тут еще и монгольская угроза. Нужно было быть очень волевым человеком для того, чтобы в этих условиях захотеть играть в игру на монгольском поле. Но фактически Иннокентий IV и не мог в нее не играть, потому что параллельно играли и Фридрих II, и никейские православные. А как прикажете не играть, если появился столь могучий монгольский фактор? Благодаря этим играм, мы имеем множественные серьезные свидетельства крайне непростых конфессиональных обстоятельств, которые не всегда учитываются при рассмотрении тогдашнего монгольского фактора. Но нам-то их учесть придется. Потому что вне их рассмотрения мы либо будем двигаться по ничего не значащей поверхности исторических событий, либо окажемся заложниками конспирологических выдумок.
Как было оговорено выше, войска хорезмийцев, разбитых монголами Байджу, «с горя» захватили Иерусалим. Это произошло 15 июля 1244 года. Помощь в этом захвате хорезмийцам оказал султан Египта. Католический Запад оказался перед необходимостью нового Крестового похода. Вопрос о необходимости этого похода был рассмотрен на тринадцатом (по исчислению римской церкви) Вселенском соборе, получившем также название Первого Лионского собора. Участники этого собора для начала занялись вовсе не отвоевыванием потерянного гроба Господня, а осуждением Фридриха II.
Объявив Фридриха II низложенным, участники Собора сквозь зубы все-таки сказали о необходимости организации нового крестового похода, а также о необходимости преодоления противоречия между православными и католиками.
Попытка обеспечения такого примирения на другом, Никео-Нимфейском соборе, состоявшемся одиннадцатью годами ранее, полностью провалилась. Этот провал породил взаимное обвинение в ереси и отлучения от церкви. Подобный конфликт был на руку Фридриху II, который жаловался византийскому (никейскому) императору Иоану II Дуке Ватацу на бесстыдство Папа Иннокентия IV, проявляемое по отношению к греческому православию. Фридрих II сетовал в своем письме императору Иоану II Дуке Ватацу на то, что «так называемый первосвященник отваживается бесстыдным образом поносить греков еретиками, в то время как именно от них вышла христианская вера и достигла крайних пределов мира».
Итак, Лионский собор обсудил возвращение града Иерусалима в состав дышащего на ладан крестоносного Иерусалимского королевства, вопрос об отношениях между православными и католиками и вопрос о нечестивости Фридриха II. Вопрос о монгольской угрозе при этом отошел на второй план, хотя и было сказано о необходимости консолидированного отражения этой угрозы. Почему столь специфической была реакция на монгольскую угрозу? Только ли потому, что было недосуг? Нет, к такому «недосуг» всё явным образом не сводилось, хотя оно и имело место.
Но имело место и другое. То, ради обсуждения чего мы вынуждены были рассматривать разного рода исторические детали. Этим «другим и очень важным» являются невероятно существенные для тогдашнего Запада и очень авторитетные слухи о расположении монголов к христианству, которое монголы якобы восприняли в качестве огромной духовной и политической ценности благодаря легендарному царю-пресвитеру Иоанну, на чьей дочери якобы женился один из монгольских правителей.
Легенда о царе-пресвитере (то бишь царе-священнике) Иоанне, который царствует на востоке и влияет на умы восточных правителей, имела огромное значение для западной культуры, западной духовности, да и западной политики тоже.
Эти слухи были настолько убедительными для тогдашней Европы, что католическая церковь просто не могла, да и не хотела их игнорировать. Но, конечно же, считала необходимым их тщательную проверку. А ну как слухи соответствуют реальности?! Тогда ведь можно попытаться обзавестись монголами как участниками похода, призванного освободить Святую Землю от мусульман! Еще до открытия Лионского собора, в марте 1245 года, Папа Иннокентий IV отправил для проверки этих слухов четырех своих эмиссаров — доминиканцев Андре из Лонжюмо и Асцелина, а также францисканцев Лоренцо Португальского и Джованни дель Плано Карпини.
Карпини при этом должен был посетить еще и русские земли с целью обсуждения вопроса о воссоединении церквей.
Папа Иннокентий IV столь серьезно отнесся к данным слухам еще и потому, что на монгольском направлении активно действовал его лютый противник Фридрих II.
Согласно свидетельству цисторцианского монаха-хрониста Альбрика из монастыря Трех Источников, летом 1237 года, то есть еще накануне монгольского вторжения в Европу, Фридрих II получил письмо от некоего короля тартар (то есть от императора монголов) с требованием покорности. Фридрих II ответил иронически: мол, в случае победы монгольского императора смогу быть его хорошим сокольничим. Но агенты папы Иннокентия IV доложили римскому понтифику, что его смертельный враг не только иронически отвечает монголам, но и готовится заключить с ними тайное серьезное соглашение. По крайней мере об этом сообщает в 1241 году в своей Великой хронике один из главных авторитетов той эпохи Матвей Парижский.
А в 1247 году этот же Матвей Парижский дополнительно сообщает, что католики подозревают низложенного на Лионском соборе Фридриха II в том, что он может призвать себе на помощь и «татар из Руси, и султана Вавилонии, с которым жил в дружбе».
Обеспокоенный Папа Иннокентий IV начинает активную игру с монголами и вскоре получает первые плоды этой игры. Папский легат Джованни дель Плано Карпини (1182–1252) в течение двух лет (1245–1247) путешествует по Монголии. Он-то и предоставляет Папе, а заодно и всему тогдашнему просвещенному Западу первые достоверные сведения по поводу того, что в ближайшем окружении великого монгольского хана очень сильны позиции христиан. Эти сведения были, как я уже сказал, первыми из разряда достоверных. Но дальше поток сведений начал стремительно наращиваться. Причем это были всё те же — пусть условно, но достоверные — сведения. На их основе возникла новая картина очень и очень многого. В том числе и того, что напрямую касается тамплиеров.
(Продолжение следует.)