После московского митинга 5 ноября, который проходил на Суворовской площади и был посвящен борьбе с пенсионной реформой и отстаиванию социальных завоеваний Октября, многие участники акции, и я в том числе, побывали в театре «На досках» на спектакле «Зёрна. Поэтическая притча о поражении и победе». Спектакль, поставленный по мотивам повести Экзюпери «Военный летчик», стал логичным продолжением митинга. Если митинг проговаривал словами и песнями громадную проблему вызовов современности и ответа на них, то спектакль ее преподнес совсем другим образом, невербальным. Он дал рецепт действия для тех, кто по-настоящему хочет найти ответ на вопрос «Что делать?». При условии, что внутри человека горит желание получить ответ.
Все спектакли театра Кургиняна — особые. Их и спектаклями-то можно назвать с натяжкой. Разве можно назвать спектаклем ритуал? А ведь именно ритуал, священнодействие совершают его артисты на сцене. И мы, зрители, увлекаемся отнюдь не сюжетом, а чем-то другим — особым воздухом, которым напитывается пространство сцены. Возможно, в будущем смогут научно объяснить процессы, происходящие в этот момент на сцене. Но сегодня таинство кургиняновского театра невозможно передать словами. Необходимо присутствие. Разве можно словами передать запах незнакомого нам цветка? Вот так и с постановками театра «На досках». По правде говоря, спектакль (первую его часть) я смотрела уже во второй раз. Первый раз нам его показали этим летом во время Школы в Александровском. Возможно, поэтому второй показ воспринимался мною уже по-другому.
«Военный летчик» Экзюпери — это мучительный поиск ответов французского интеллектуала на мучивший его вопрос: как поднять Францию с колен? Как преодолеть состояние страха и подавленности, осознание своего поражения? Эти же вопросы остро стоят перед Россией сегодня. Главный герой спектакля, командир летного экипажа, занимающегося разведкой, — сам Экзюпери. Его сослуживцы, стрелок и штурман — лейтенанты Дютертр и Гавуаль, а также командир авиагруппы — майор Алиас. Действие происходит во Франции, в 1940 году в условиях победительного наступления фашистской Германии на растерянную, разгромленную, готовую сдаться Францию. Непременный участник каждого спектакля Кургиняна — некая сущность, которая в ходе действа изучает проблему. В данном случае — это две ведущие, изучающие природу поражения и пути его искупления. Они направляют ход действия, они пытаются помочь герою разобраться, они «колдуют» над действом.
Есть ли связь между аномально жарким летом 1940 года и разгромом Франции? Этот вопрос повторяется в ходе спектакля… И на него так сразу не ответишь. Разгромлены и Франция, и лето. В них вселилось порча, смерть, зерно поражения, убивающее все на своем пути, куда ни внедрится, — вот какую связь видят ведущие. Неподготовленные летчики Франции пытаются безуспешно сражаться с врагом, гибнут. Оставшиеся в живых раздавлены этим фактом. Как говорит один из персонажей, им поручено тушить огромный пожар парой стаканов воды. А здравый смысл подсказывает, что это невозможно, что впереди — только бессмысленная смерть. Штаб отсылает экипаж на безнадежное, как им кажется, невыполнимое задание, штаб растерян. Вот перед лицом чего поставлены летчики.
«Мне надо знать, за что я буду умирать», — говорит Экзюпери. Он уверен, что жертву можно принести только на алтарь смысла. Неслучайно летчик все время теряет спички — источник огня, их отсутствие символизирует неспособность сопротивляться. И в тот момент, когда сопротивление рождается, спички (о, чудо!) сразу находятся. Экзюпери захотел проснуться, стать Человеком с большой буквы.
Меня спектакль неожиданно отослал к советскому незатейливому фильму 1980-х годов «Влюблен по собственному желанию». По сути, фильм тоже показывает (в приземленном, понятном большинству зрителей варианте) притчу о поражении и победе — как выходить из состояния духовного слома, подавленности. Главный персонаж картины Игорь Брагин, которого замечательно играет Олег Янковский, представлен работягой-пьяницей. По ходу фильма мы узнаем, что он в прошлом — отличный спортсмен-велосипедист, занимавший на соревнованиях призовые места, объездивший весь мир. «Я из загранки не вылезал, от сертификатов прикуривал», — рисует он свою прошлую жизнь. Но ему однажды не повезло — вместо него на международные соревнования взяли другого. И это его сломало, от него ушел дух победы. В этом состоянии неудачника и почти изгоя авторы фильма сталкивают его с умненькой дурнушкой Верой (имя тут неслучайно! Кстати, и у Брагина фамилия говорящая: какую еще может носить пьяница?), мечтающей о любви. Та, в отличие от пьяницы-работяги, еще не сломлена и пытается вернуть мужчину к полноценной жизни. Фильм заканчивается хэппи-эндом. Герой обретает любовь и наконец начинает чувствовать себя творцом жизни.
Любопытно, как герой пытается выдернуть себя из болота, в котором оказался. Во время работы на станке он перебирает различные варианты, которые могли бы его зажечь, воспламенить. «В моей работе есть толк и польза? — спрашивает он себя и пытается сделать вывод. — Значит, я должен, я просто обязан…» И обрывает себя на полуслове, ему очевидно, что такой метод убеждения не работает. В качестве эксперимента он даже мысленно предлагает себе повесить на стене в цеху «голую Венеру» вместо производственных плакатов в духе «Береги рабочую минуту!». То есть, как бы мы сегодня сказали, включить Низ. Но тут же отбрасывает эту идею, предвидя реакцию начальства. Скорее всего, даже такой вариант не является достаточно мощным для него. Стихи тоже не сумели согреть нашего героя. Но попробовать изменить судьбу Брагину очень хочется и он, продолжая искать источник живительного огня, вспоминает о солдатах, отдавших жизнь за Родину. «Я тоже могу встать, пойти, рубаху рвануть! — почти отчаявшись кричит герой. — Если надо, я готов быть рядовым и неизвестным». И неожиданно понимает, что, видимо, это не совсем так: «Елки зеленые! Жизнь отдать готов, а восемь часов у станка отдать не могу».
Перемена случилась, когда Брагин вместе со своей подругой по просьбе вдовы погибшего на войне солдата стали искать его могилу. Он неожиданно почувствовал, что «наши мертвые нас не оставят в беде», и начинает искать поддержку у них: у погибших воинов, на которых он хочет походить и с которыми он себя как-то сопоставляет, у своей матери, которая уже ушла в мир иной. Разговор героя с самим собой становится другим: «Мама, помоги! Ты ведь была счастлива, ты ведь жила всю жизнь не для себя, для других. Я же твой сын, почему же я не могу? Почему я мучаюсь и не знаю, куда деться?» У главного героя наступает катарсис и когда Вера сообщает, что наконец нашла могилу солдата, в груди Брагина рождается чувство любви к дурнушке Вере, ставшей почти красавицей: ее озарила радость, так как она нашла наконец место захоронения солдата и его вдова может прийти на могилу. Связь с эгрегором восстановлена. «Кажется, екнуло, потеплело что-то… Чудно! Получается, чем больше думать о других, тем легче жить на свете», — к такому выводу приходит Брагин. Он вернулся в мир борцом, готовым сражаться. Конечно, фильм «Влюблен по собственному желанию» — не про военные подвиги, но и на своем почти примитивно-бытовом языке он доносит зрителю мысль, что чувство поражения, подавленности, безысходности можно избыть. И даже подсказывает кое-какие рецепты. В расслабленные 80-е многим уже не хотелось избывания. А сегодня? Брагин стал олицетворением нашего народа. Сможет ли коллективный Брагин начать сопротивляться своему слабоволию и обреченности, преодолеть одиночество и вместе дать отпор многочисленным врагам? Без этого никакой победы не произойдет, никакого победительного духа не родится.
Унылые, скучные люди не могут дать отпор врагу (неважно, внешнему ли в лице фашизма или внутреннему). Об этом говорит спектакль «Зёрна», и ему вторит фильм. Такие люди смогут только поклониться их силе, они не смогут сражаться. Побежденные не смогут стать победителями. Победителей надо собирать из других, из тех, кто еще не сдался. Надо не только решиться идти в бой, надо не замечать смерть. Не кокетничать с ней, не заигрывать, а сказать ей в лицо: «Я тебя не боюсь! Ты меня не испугаешь! Я готов умереть, если потребуется. Но я буду бороться до последнего и сам в твои лапы не приду». Для этого надо сначала собрать себя, а потом народ, поселив в себе способность воскресать, как зерно.