Курагин Алексей Витальевич — координатор отделения движения «Суть времени» в городе Новосибирске
Исходы крупных противостояний государств, мировых войн определяются не только на полях сражений. Это во многом борьба экономик, проверка возможности стран выдерживать экстремальные условия жизни.
Один из мифов о последних годах Российской империи гласит о небывалом экономическом взлете в период правления Николая II. Источником этих мифов стала книга эмигранта Сергея Ольденбурга «Царствование императора Николая II», написанная по заказу Высшего монархического совета, связанного с династической линии Кирилловичей. Стоит ли говорить о крайней предвзятости автора?
По факту никакого экономического прорыва не было. В начале XX века весь мир охватил кризис, из которого Россия начала выходить только к 1909 году, позже западных стран. В стране сохранялась экспортно-ориентированная модель экономики, которая не предполагала прорывного технологического развития. Российский ученый, доктор экономических наук Василий Симчера оценивает прирост основных фондов не более чем в 1% за пятилетку.
Очевидно, что подобный прирост основных активов не мог обеспечить не только опережающего, но даже догоняющего индустриального развития. Это положение дел стало в немалой степени следствием экономической политики властей империи. Министр финансов Иван Вышнеградский, чью политику продолжил Сергей Витте, делал ставку на привлечение иностранных инвестиций как ключевой фактор развития промышленности. Согласитесь, это очень походит на день сегодняшний.
Работало это или нет? Данные доклада Лиги наций от 1945 года наглядно свидетельствуют, что Россия в дореволюционные годы катастрофически отставала не только по объемам производства, но и по темпам его роста, занимая 5-е место в мире. Да, империя входила в число крупнейших держав, но ее экономика с большим отрывом уступала динамично развивающемуся Западу.
Ущербное состояние промышленности доказывают и статистические данные экспорта и импорта товаров. Стране катастрофически не хватало возможностей собственной промышленности для развития.
Могут возразить, что экономика страны складывается не только из промышленного производства, могут быть и другие статьи доходов. Давайте рассмотрим состояние внешнего баланса Российской империи.
Да, у империи был положительный торговый баланс, однако те товары, которые продавала страна, не могли покрыть средства, которые покидали страну. Их выводили за рубеж иностранцы, тратила элита страны, а также отнимали платежи по госдолгу. Страна находилась в глубокой долговой зависимости, доля иностранного капитала в акционерных банках страны к 1914 году превысила 40%, а элита и не думала ограничивать себя, разгоняя свое потребление.
Были ли у Российской империи шансы на технологический прорыв? Для этого не было никаких объективных оснований. Развитию собственной промышленности мешали повальная безграмотность население, неразвитость инфраструктуры, а главное — нежелание элиты перестраиваться на новый экономический уклад.
Переходя к рассмотрению советской экономики, мы видим кардинально иную ситуацию. На первой Всесоюзной конференции работников социалистической промышленности в 1931 году Иосиф Сталин заявил, что стране надо преодолеть 50-летнее отставание от Запада за 10 лет, иначе она не выживет. Именно этими словами можно охарактеризовать то, как после революции развивалось советское государство.
Еще шла Гражданская война, на фронтах была тяжелая ситуация, а в 1920 году разрабатывается план ГОЭЛРО, рассчитанный на 15 лет.
Герберт Уэллс, в том же году посетивший СССР, написал книгу «Россия во мгле». В ней он назвал план электрификации страны «грандиозной утопией», а Ленина — «кремлевским мечтателем». Надо ли говорить, что план был выполнен в полном объеме и что именно он заложил основу индустриального развития? (Рис. 1)
Если сравнивать прирост основных фондов, то видно, что страна наращивала свой производственный потенциал колоссальными темпами, невзирая на крупный экономический кризис на Западе в конце 1920-х годов, который в США получил название Великой депрессии.
В том же докладе Лиги Наций, на который мы ссылались ранее, виден резкий скачок доли СССР в мировом производстве. Фактически Россия из 5–6-й экономики мира стала второй экономикой. И было это сделано в первые 20 лет советской власти.
Что способствовало этому прорыву? Во-первых, плановая экономика, основанная на учете взаимного влияния отраслей друг на друга. Позже подобное планирование получит название балансовый метод экономического анализа. И это в условиях отсутствия компьютеров.
В отличие от Российской империи, где на высокотехнологических производствах того времени процветала, говоря современным языком, «отверточная сборка», СССР старался воспроизводить у себя все технологии.
Одновременно с привлечением иностранных специалистов (к 1932 году в СССР было уже более 20 тысяч иностранных рабочих и специалистов) создается собственная образовательная и научная системы. В общей сложности за 10 лет советской власти было открыто более 90 новых исследовательских институтов. В 1917 году в России насчитывалось 150 вузов, а к 1940 году их количество в СССР возросло до 481.
На предприятиях вводится система поощрения новаций, финансовой и нефинансовой мотивации эффективности труда. Проводится кредитная реформа Григория Гринько, которая разделяет оборотные и инвестиционные средства от средств накопления граждан. Фактически этим разрешился конфликт между инвестиционной и сберегательной функцией денег. Также поддерживались артели и промысловые кооперации. Это то, что сейчас бы назвали малым бизнесом.
Сегодня разговоры о необходимости экономической мобилизации звучат уже на высшем уровне, но могут ли они быть реализованы?
30 лет постсоветской действительности помимо социальных и идейных потрясений характеризовались упрощением экономики, превращением ее из постиндустриальной в доиндустриальную, ориентированную на добычу и экспорт природных ресурсов. Команда младореформаторов открыто занималась уничтожением основных фондов, о чем не стеснялись говорить такие люди, как Чубайс. (Рис. 2)
Характерно, что наибольший вес в российской экономике получили не обрабатывающие производства с высокой добавочной стоимостью, не технологические компании, внедряющие инновационные разработки в жизнь, а добывающая промышленность. Импортируется, напротив, готовая продукция, прошедшая глубокую обработку.
Подобное положение дел стало следствием нашего вписывания в мировую экономическую систему, где России было отведено место фактически страны-бензоколонки. Еще Барак Обама, будучи президентом США, хвастался, что «разорвал в клочья» российскую экономику.
Конечно, у такого положения дел нашлась и положительная сторона. Если экономика СССР действительно могла быть разорвана в клочья ввиду ее комплексности, то с российской экономикой этого не произошло. Более того, вес России в мировой экономике существенно недооценен.
Французский экономист Жак Сапир, объясняя устойчивость российской экономики, призывает сравнивать не ВВП, а паритет покупательной способности. По этому показателю российская экономика сопоставима с немецкой ($4,4 триллиона у РФ против $4,6 триллионов у ФРГ). Если же понизить значимость сферы услуг, то российская экономика и вовсе может стать сопоставима с японской, занимая 5–6% от мировой.
Однако здесь не надо обольщаться. Сегодня Россия столкнулась с консолидированным Западом, который развернул санкционную войну еще в 2014 году, после присоединения Крыма. Стало понятно, что Запад будет давить Россию, и чем сильнее мы будем сопротивляться, тем сильнее будет давление. Но отсутствие сопротивления, в свою очередь, означает крах страны. Хорошо, что мы сопротивляемся, но куда канули 7 лет между Крымом и спецоперацией?
Вопрос о мобилизационной экономике сегодня очень болезненный. Проблема даже не в действиях Центробанка или влиянии санкций. Сама система не хочет меняться, она максимум готова переориентироваться с Европы на Азию, но даже это делается как попало. До сих пор в полной мере не налажены транспортные потоки в Китай. Например, губернатор Кузбасса сообщает, что ограниченность Транссиба не позволяет вывезти весь добытый уголь.
России приходится противостоять Западу, используя имеющуюся систему, которая органически несовместима с мобилизационной экономикой. Все те факторы, которые позволяли ускоренно развиваться СССР, сейчас заблокированы своими противоположностями. Чтобы сохраниться, внутри нее должна зародиться новая, живущая по абсолютно другим правилам система. Вопрос лишь в том, удастся ли это сделать, учитывая колоссальное внешнее давление, а главное — внутреннее сопротивление.