31 марта президент России Владимир Путин подписал указ о переводе оплаты за российский газ на рубли, а с 1 апреля указ вступил в силу. Восторгам патриотического сообщества несть числа — еще бы, утерли нос заносчивым европейцам. Событие эпохальное, если бы не одно «но».

В очередной раз пожалев население Евросоюза, которое просчеты и политическая близорукость их собственных лидеров обрекли на прозябание и полуголодное житье, Россия дала им еще один шанс.

Теперь ЕС должен платить «Газпрому» не через европейские банки, а перечислять деньги на специальные счета в «Газпромбанке», а он уже сам будет конвертировать полученные евро в рубли и зачислять оные на второй — рублевый — счет контрагента. А уже с этого счета Европа переведет оплату за газ (теперь уже в рублях) конечному получателю — «Газпрому».

Преимущества данной схемы для ЕС очевидны:
- потребители продолжают платить, как и платили, в евро
- газ получают, как и получали, через трубу «Газпрома» по цене, указанной в контракте
- антироссийские санкции остаются в силе.

Из всех видимых преобразований меняется только банк-посредник. Но эти мелкие издержки европейские боссы могут себе позволить, чтобы избежать потери лица и того коллапса, который бы возник, отключи Россия европейцам газ хотя бы на пару дней.

Что же получает Россия? На первый взгляд, не так уж и много, да и потенциальные риски явно перевешивают немногочисленные приобретения.

Во-первых, роль «Газпромбанка» как внешнеторгового агента заметно усиливается, отныне через него проходят огромные потоки денег, которые ЕС платит за газ, а это сотни миллиардов евро в год. Впрочем, выгодно это только «Газпромбанку», который получает возможность извлекать из своего положения монополиста дополнительные доходы. На остальную денежно-финансовую систему страны это практически никак не влияет.

Во-вторых, считается, что полученные таким образом евро остаются на счетах «Газпромбанка», который пока не находится под европейскими санкциями и в ближайшем будущем ему ничего подобного не грозит (по крайней мере, так обещают в ЕС). Дескать, применяя такую схему, мы якобы страхуемся от новых возможных санкций и заморозки наших валютных счетов в европейских банках.

В то же время Великобритания уже ввела санкции против «Газпромбанка», а США такую возможность рассматривают — в середине марта соответствующий законопроект внесен в Конгресс. И словно в подтверждение того, что англосаксам закон не писан, накануне англо-голландский нефтегигант Shell с чистой совестью заявил, что не сможет расплатиться за российский газ из-за санкций. Ни рублями, ни евро, ни фунтами стерлингов. В общем, опять «англичанка гадит».

С другой стороны, никаких особо крупных объемов евро на счетах у «Газпромбанка» от этой деятельности не предвидится, поскольку «Газпромбанк» обязан тут же продать все полученные им евро на бирже, чтобы получить рубли и отдать их «Газпрому». Так что в случае новых санкций, теперь уже в отношении «Газпромбанка», его валютные активы останутся у нас, но сама возможность осуществлять сделки с западными контрагентами будет точно также заблокирована. Так что хрен редьки не слаще.

Впрочем, в перспективе можно было бы даже сделать «Газпромбанк» новым оператором всей внешней торговли и вообще все расчеты за экспорт/импорт вести через него. В этом случае Евросоюз вряд ли бы пошел на новые санкции, так как в этом случае была бы заблокирована вся внешняя торговля с Россией, что чревато гораздо большими издержками и для нас, и для Европы.

Но это совсем другая история, да и прямо сейчас российское руководство не готово к таким радикальным шагам, как установление монополии внешней торговли и монополии на распоряжение иностранной валютой. Хотя такое решение явно напрашивается, исходя из общей логики процесса.

Тот опыт существования под санкциями, о котором периодически вспоминает глава российского МИД Сергей Лавров, — это опыт раннего СССР, долгое время жившего в условиях практически тотальной экономической блокады. Поэтому хотелось бы, чтобы наше высокое руководство перешло от воспоминаний о жизни России в условиях санкций к конкретным практическим шагам, благодаря которым это существование в том числе и обеспечивалось.

Так что в сухом остатке остается только один несомненный плюс от послабления: вводить санкции в отношении единственного банка, через который отныне возможно проводить платежи за газ, европейцы точно не будут. Ровно до того момента, пока у них не исчезнет необходимость в российском газе. А это, по разным оценкам, от трех до семи лет, то есть примерно тогда, когда заканчивается большинство действующих контрактов ЕС с «Газпромом».

К сожалению, при такой схеме расчетов российский рубль не может стать новой торговой валютой и стимулировать возникновение дополнительного спроса на него в международных расчетах. Технические процедуры конвертации евро и долларов в рубли внутри «Газпромбанка» могут быть любыми, сути дела это не меняет: Европа по-прежнему диктует свои условия России, поскольку мы обязались принимать ее евро в обмен на наш газ. При том, что евро в нужном количестве при необходимости легко и непринужденно напечатает Европейский центробанк, а вот газ еще нужно добыть, очистить и доставить потребителю.

Теперь о том, что Россия могла бы получить, если бы сразу потребовала у Запада перейти на расчеты за газ в рублях. Главная цель такого перехода в том, чтобы полностью исключить из всей цепочки расчетов (товар — деньги — товар) чужую валюту: евро и доллар.

Если продавец (Россия) в качестве оплаты не принимает ничего, кроме рублей, тогда покупатель (Европа) должен найти где-то столько рублей, сколько стоит нужный ему товар в рублях. Если свободных рублей вне России нет, то их надо получить внутри. Для этого Европа должна что-то продать России за рубли (в лице, условно, Центробанка РФ) и по той цене в рублях, которую выставит Россия.

Для этого ЦБ РФ просто «напечатает» новые рубли, чтобы уравновесить ими новый ввозимый товар на российском внутреннем рынке. Отметим, что в такой схеме у России появляется право выдвигать Европе условия относительного того, что она хочет купить у нее за рубли: станки для заводов или предметы роскоши для элиты. Не хочешь продавать станки — сиди, голубушка, без газа. А зачем тебе станки, если нет электричества, которое их запускает, а электричества нет, потому что не купили газ? Значит, станки продать всё же придется.

Купив же за рубли у Европы то, что ей приглянулось (желательно, чтобы это были все-таки станки и высокотехнологичная продукция, а не «Кока-кола» и мобильные телефоны), Россия экспортирует вовне некую сумму своих рублей, которыми Европа оплатит российский газ, после чего рубли вернутся обратно в ЦБ РФ, где он их «уничтожит».

Обратите внимание, что теперь рубли получили собственную ценность, так как обеспечены материальными активами РФ, а не привязаны к чужой валюте. Поскольку с внутреннего рынка был выведен товар (газ), под обеспечение которого были напечатаны рубли, то эти рубли больше не нужны, и они «сгорают», выполнив свою функцию обмена. В итоге нет новых лишних рублей (и нет инфляции), зато произошел обмен, грубо говоря, немецкого станка или французского сыра на русский газ на тех условиях, которые выставила Россия.

Возникает как бы зеркальная к нынешней ситуация. Сейчас Европа, по сути, продает нам вместо товаров свои евро, которые сама же и эмитирует. Но вместо того, чтобы принять в качестве оплаты от европейцев евро, а потом ходить и искать, чтобы такого на них можно купить, что они нам готовы продать с учетом санкционных ограничений, мы заставляем их принимать наши рубли в обмен на их товары. Заодно решается вопрос с заморозкой наших счетов в валюте, потому что они нам теперь не особо-то и нужны, а заморозить рублевые счета Европа не может.

В чистом итоге (даже без учета санкций) в обоих случаях оказывается, что европейскую продукцию обменяли на газ и все как бы довольны. Но в случае, когда газ продается только за рубли, условия диктует Россия, а когда — только за евро, то тут уж сердобольные европейцы выкручивают нам руки, как хотят. Причем в первом случае мы получаем возможность закупать на Западе средства производства, столь необходимые при переходе к режиму осажденной крепости, а в другом мы можем покупать только конечную продукцию, поддерживая тем самым европейскую экономику. А оно нам надо?