В 2011 году мы наблюдали попытку осуществить вторую со времен перестройки и развала СССР глобальную десоветизацию нашей страны. Осуществляться она должна была в соответствии с программой, подготовленной представителями Совета по правам человека при президенте РФ г-ми М. Федотовым, С. Карагановым и пр. Об этом было объявлено открыто, так как десоветизаторы полагали, что не встретят серьезного сопротивления. Однако они ошиблись. В ходе масштабного соцопроса АКСИО-1, проведенного членами «Сути времени» по всей стране и охватившего 36 014 человек, наши сограждане высказались резко против новой десоветизации. Откровенная попытка нового развала была тогда пресечена.
Однако было бы наивным полагать, что эта попытка будет последней. Либерально-белогвардейское лобби учло свои ошибки. Не афишируя больше настоящих целей, прикрываясь витиеватыми фразами о «возрождении исторической памяти», действуя последовательно и постепенно, оно начало новую большую кампанию по искоренению всего советского.
Разговоры о переименовании подмосковного города Ногинска в Богородск начались после разрушения Советского Союза. Попытки переименования Ногинска предпринимались неоднократно. Однако и в 2010-м, и в 2012 гг. они окончились неудачами. При этом нельзя сказать, что десоветизаторам совсем ничего не удалось добиться.
Так, постановлением главы Ногинского района В. Лаптева в 1998 году были переименованы улицы имени Розы Люксембург и Карла Либкнехта в Соборную и Тихвинскую соответственно. Напомним, что немецкие коммунисты Люксембург и Либкнехт в 1919 г. были жестоко убиты ультраправыми военными, которые в недалеком будущем примкнули к фашистам. Переименование этих двух улиц обосновывалось «неоднократными обращениями граждан» и возвратом к историческим названиям.
В том же году в Ногинске переименовали улицу имени Ивана Каляева, также под предлогом «неоднократных обращений граждан». Напомним, эсер Каляев был в 1905 г. повешен за убийство великого князя Сергея Александровича, ответственного в бытность свою московским генерал-губернатором за гибель большого числа людей, в том числе подростков, на Ходынском поле и во время Кровавого воскресенья 9 января 1905 года. Революционера Каляева, уже без какой-либо попытки возврата к историческому названию, сменил в названии улицы купец, владелец порохового завода Г. Клюев.
В 1995 году из ногинского сквера им. Карла Маркса, пока еще сохраняющего свое название, просто-напросто исчез бюст этого великого мыслителя, являющийся объектом исторического наследия. Данный бюст и сейчас числится в реестре памятников Московской области в статусе «Утрачено». Восстанавливать бюст постсоветские власти, конечно, не торопятся.
Кроме того, в Ногинске был закрыт музей Ленина, расположенный за первым в стране памятником вождю, — сейчас там магазин. Сам памятник, по сей день остающийся одной из главных достопримечательностей города, не тронули.
Экспозиция краеведческого музея, посвященная советскому периоду, тоже исчезла. Когда-то эта экспозиция была гордостью музея — и не мудрено, ведь Ногинск превратился из фабричного городка в промышленный центр именно в советское время.
В то же время десоветизаторы вкладывали немалые средства в пропаганду названия «Богородск».
Перед краеведческим музеем воздвигли одиннадцатиметровый коричневый постамент-колонну с белой капителью, на которой в ногинское небо возносится золотая двухметровая статуя предыдущего «переименователя», назвавшего село Рогожу городом Богородск, — Екатерины II. (Как вы, наверное, догадались, этому памятнику, увы, не суждено стать объектом исторического наследия.)
В вышеупомянутом краеведческом музее, в круглом зале, развернули оборудование для показа панорамного пропагандистского фильма о Богородске. Иначе переименователям явно сложно отвлечь внимание от советского периода истории города, напоминающего о себе несбиваемыми скульптурными фигурами и надписями на стенах, являющимися частью музейной экспозиции.
Появились также таблички «Богородск» при въезде в город.
Наконец, 5 июня 2018 года Ногинский муниципальный округ (после вывода из его состава сельского поселения Степановское, переданного в состав городского округа Электросталь) был переименован в Богородский городской округ.
Кто же стоит за попытками переименования Ногинска, а также других городов, улиц и площадей нашей страны?
21 декабря в Ногинске состоялся круглый стол по вопросу переименования города. Организатором мероприятия выступило ногинское информагентство, но на самом круглом столе присутствовали глава Богородского округа Игорь Сухин, окружные депутаты и руководители различных служб: ГИБДД, налоговой полиции, ФМС и т. д. Сухин сразу заявил, что является единственным инициатором очередной попытки переименования, однако кроме него на круглом столе за переименование Ногинска также выступал бывший член КПСС, а ныне секретарь местного отделения «Единой России», член совета депутатов Богородского округа О. Карцов.
Один из вопросов, прозвучавших из зала и вызвавших острую реакцию Сухина, касался причастности к процессу переименования города НТС — Народно-трудового союза, белогвардейской антисоветской организации, сотрудничавшей с Гитлером в годы Великой Отечественной войны и никогда в этом не раскаивавшейся. Об этом необходимо сказать подробнее.
В 2005 году в издательстве «Посев», имеющем прямое отношение к НТС, вышла «Черная книга имен, которым не место на карте России». Составителем книги значится доктор исторических наук Сергей Владимирович Волков, один из редакторов «Посева».
Вот что было написано в 5-м номере «Посева» за 2009 год: «Черная книга имен, которым не место на карте России» (2005) не просто стала нашим «бестселлером» (продано около 7 тыс. экз.), но повлекла за собой образование проекта «Возвращение», который, в свою очередь, получив поддержку в партиях ЛДПР и «Единая Россия», готовит масштабную акцию по упразднению коммунистической символики».
Действительно, движение «Возвращение» было основано в 2005 году, его основателем стал публицист Юрий Бондаренко. Движение ставило перед собой задачу «возвращения исторических названий улицам и городам».
В 2006 году Бондаренко дал большое интервью радио «Эхо Москвы», в котором рассказал о целях и задачах движения. В частности, он ответил на вопрос ведущего, какие названия следует считать историческими: «Мы предлагаем вернуть дореволюционные названия. Те, которые были насильственным образом отобраны у народа».
Интересная подробность. В 2006 году Бондаренко, по крайней мере, на словах, ратовал за возвращение исторического названия Большой Коммунистической улице в Москве: «В Москве, улица Большая Коммунистическая, бывшая Большая Алексеевская, на которой находится храм святителя Мартина Исповедника, на храме, давно приход бьется за то, чтобы вернуть историческое название, висит табличка „Большая Алексеевская“». Сейчас эта улица носит имя Александра Солженицына. Но что-то никаких протестов Юрия Бондаренко или фонда, который он возглавляет, данный факт не вызвал. И это обнажает действительную сущность переименователей: не за историческую правду они воюют, а со всем, что напоминает о социализме и советском периоде.
В 2010 году движение «Возвращение» было преобразовано в фонд «Возвращение», в котором Юрий Бондаренко стал председателем. Что касается поддержки партии власти, то она была оформлена соглашением между фондом «Возвращение» и сторонниками партии «Единая Россия».
Торжественная церемония соглашения между «Возвращением» и «Единой Россией» состоялась в Государственной думе. На этой церемонии председатель Центрального совета сторонников «Единой России» Франц Клинцевич отметил, что партия таким образом дает своим сторонникам поручение: «Нам нужно восстановить историческую справедливость, для этого необходимо привлечь к участию в работе ученых, историков». Его поддержал первый заместитель секретаря президиума Генерального совета партии «Единая Россия» Госдумы Андрей Исаев, чьи слова приводило агентство Благовест-инфо: «В названиях наших улиц присутствуют те, кто отправлял на смерть сотни тысяч и даже миллионы людей. Я поддерживаю инициативу фонда поддержки исторических традиций „Возвращение“ в его правильном и нужном деле — в возвращении улицам и городам их исконных названий. Это заслуживает всяческой поддержки». Исаев при этом отметил, что считает важным подписание соглашение не с партией напрямую, а со сторонниками партии, иначе это «можно было бы трактовать как некое партийное задание». При этом сам первый заместитель секретаря президиума Генерального совета партии Исаев вошел в правление Фонда.
Стоит отметить, что представители как фонда «Возвращение», так и НТС неоднократно ставили себе в заслугу то, что именно благодаря их стараниям была возвращена идея «зачистки» страны от названий, связанных с советским прошлым. А одним из главных проводников этой идеи в жизнь стала партия «Единая Россия», чьи депутаты и сейчас имеют большинство в местном ногинском совете.
Таким образом, участие главы отделения «Единой России» в Ногинске в кампании по переименованию выглядит отнюдь не случайным фактом. Однако задача переименования Ногинска оказалась трудна для десоветизаторов. Для того чтобы понять, почему, — необходимо рассмотреть биографию Ногина.
Трудовая жизнь Виктора Павловича Ногина началась в Богородске, где он отработал три года на Богородско-Глуховской фабрике, а затем уехал в Санкт-Петербург. Работая там на фабрике Паля, в 1898 году двадцатилетний Ногин становится членом революционного кружка, и с этого момента вся его жизнь подчиняется интересам революции.
За свою революционную деятельность он попадает сначала в тюрьму, а затем в ссылку. Из нее Ногин бежит, скрывается за границей. Там он знакомится с Лениным, возвращается в Россию для подпольной работы, его снова арестовывают, он снова бежит…
Подсчитано, что за все время революционной борьбы Ногин побывал в полусотне мест заключения, считая места ссылок и пересыльные тюрьмы. Где-то он почти не задерживался, сбегая при первой возможности, в некоторых же тюрьмах, например в Петропавловской крепости, — сидел по году и больше. Одним из самых тяжелых испытаний стала верхоянская ссылка, позже описанная им в книге «Полюс холода».
Практически сразу после Великой Октябрьской революции Ногин оказался на хозяйственном посту и до самой своей смерти занимался восстановлением разрушенного хозяйства страны. Главным образом, текстильной промышленности. Он не давал остановиться работавшим фабрикам, обеспечивал консервирование остановившихся, восстанавливал разрушенные хозяйственные связи и выстраивал новые.
Для обеспечения текстильных фабрик сырьем Ногин едет в Туркестан, где еще не закончилась гражданская война, и убеждает крестьян сажать хлопок. (После краха Российской империи и прекращения закупок хлопка крестьяне стали вместо хлопка выращивать хлеб, чтобы выжить.) В Германию и Англию он едет, чтобы договориться о поставках станков и запчастей для них. В США — за хлопком и новыми технологиями. В поисках иного, нежели традиционный хлопок, сырья для текстильной промышленности он всячески поощряет научную разработку способов коттонизации льна (превращения волокон льна во что-то хлопкоподобное).
Для любого человека тюрьма, ссылка, чужбина — тяжелые испытания. Однако Ногин, как и многие другие революционеры, использовал время заключения для самообразования. А будучи в Англии и работая на ткацкой фабрике, почерпнул знания о новых технологиях и прекрасно выучил английский язык. В итоге Ногин вырос в разностороннего специалиста, отлично разбирающегося в текстильной промышленности, умеющего быстро вникнуть в любую проблему. Это отмечали многие, кто с ним работал.
Жизнь Ногина закончилась трагически. В голодные послереволюционные годы у него обострилась язва желудка. По свидетельству одного из его сподвижников, А. А. Лебедева, Ногин ехал в США, уже тяжело страдая от этого заболевания. Закончив в США дела, Ногин дает уговорить себя лечь для обследования в американскую клинику, где ему ставят точный диагноз. Однако он отказывается продолжить там лечение — не желает тратить на себя деньги и терять время. Ведь он ехал в Америку, чтобы решить проблему нехватки сырья для советских предприятий и хотел разрешить этот острый вопрос как можно скорее. По тем же причинам он и после возвращения в Советский Союз не сразу соглашается на госпитализацию. А когда соглашается, медицина уже оказывается бессильна. 22 мая 1924 года Виктора Павловича Ногина не стало. Ему было всего 46 лет.
Время показало, что многие идеи Ногина, в частности, идеи объединения предприятий в тресты, были спасительными не только для текстильной промышленности, но и для других отраслей народного хозяйства. А цену его усилий по спасению российской текстильной промышленности мы можем особенно хорошо оценить при сравнении с сегодняшним днем. После развала Советского Союза, как когда-то после развала Российской империи, оказались разорваны хозяйственные связи между среднеазиатскими республиками и Россией, прекратились поставки хлопка. Однако в наши дни не нашлось человека, подобного Ногину, который бы восстановил эти связи или нашел другие источники сырья. И вот российская текстильная промышленность фактически умерла… Не это ли один из основных мотивов современных администраторов текстильного края, стремящихся стереть память о Ногине? Ведь в сравнении с ним они выглядят, мягко говоря, бледно.
Не добавляют авторитета властям и попытки переименовать город втихомолку, предъявляя данные некоего опроса, который, вообще непонятно, проводился ли.
Это контрастирует с историей переименования города из Богородска в Ногинск. В конце 20-х годов сами жители выступали за переименование города. В том числе в 1928 году в газете «Голос рабочего» было опубликовано письмо за подписью 75 рабочих Ново-Богородской фабрики с предложением сменить название города как не отвечающее новым реалиям. Эти рабочие предлагали назвать город текстильной промышленности просто и незатейливо — Текстиль. Однако в советское время не было принято давать городам технические названия, как то «Трикотаж» или «Текстиль» — уж если на то пошло, то с полным правом последнее название мог бы носить традиционный центр российской промышленности город Иваново. Добавим, что исконно-«посконные» названия типа «Рогожи» в СССР тоже обычно не возвращались — данная традиция, которую также стремятся воскресить современные переименователи, была положена при Ельцине переименованем части Садового кольца в центре Москвы в Коровий вал. Зато советская власть часто стремилась увековечить имена людей, чья жизнь считалась достойной подражания, как это и стало в случае Ногина.
Добавим, что то, почему рабочие хотели «отречься от старого мира», — вполне понятно. Этот мир был далеко не так благ, как его пытаются представить нынешние мифотворцы из фонда «Возвращение» или смежной с ним организации «Двуглавый орел», также действующей отнюдь не только в Ногинске.
Проживание рабочих в казармах в чрезвычайной тесноте, скученности, в антигигиенических условиях, низкие зарплаты и использование женского и детского труда приводило в том числе к невероятно высокому уровню детской смертности.
В конце XIX века рабочий день на Богородско-Глуховской фабрике, принадлежавшей тогда Арсению Морозову из известного семейства купцов Морозовых, длился по 15–16 часов в сутки. Заработная плата была невысока. В казармах не хватало места на всех, ютились часто по несколько семей в одной комнате, антисанитария была чрезвычайно высокой. Использовался женский труд и труд детей начиная с 12 лет. При этом данная фабрика еще считалась одной из лучших.
Даже нынешние апологеты Арсения Морозова, распинающиеся о количестве построенных им храмов, не могут не отметить его крутого обхождения с рабочими. Так, он требовал, чтобы продукты покупались в его магазинах (по завышенным ценам). У рабочих, возвращавшихся из Богородска на фабрику, он мог на дороге самолично проверить сумки и в случае обнаружения купленных в городе продуктов безжалостно уничтожал их.
Несчастных случаев на фабрике за один 1895/1896 год было 101, из которых два со смертельным исходом. Один из них произошел на отбельной фабрике, где рабочего, подававшего товар из котла и задремавшего, забыли и сварили в котле. Глуховские рабочие сложили по этому поводу песню, вполне отвечавшую их общим настроениям:
Сварился бедняжка в отбельном котле,
В отбелку товар он складал.
На фабрике душной в безвыходной мгле
Он жизнь молодую отдал.
Весной его на вокзал провожали,
С тревогою плакала мать.
Не плачьте, мамаша, под крышей вокзала,
Я буду вам письма писать.
Но как мне не плакать, мой милый сыночек,
Ведь ты собрался уезжать?
Быть может, и видит в последний разочек
Тебя горемычная мать.
Бедняга к Морозову определился,
В отбелку послали его.
Но скоро в котле он отбельном сварился,
Остались лишь кости его.
В фондах Ленинской библиотеки сохранился документ, зафиксировавший неприглядную реальность, — отчет больничной кассы Богородско-Глуховской фабрики за 1914 год. Больничная касса — прообраз современной страховой медицинской системы. Рабочие делали взносы в общую копилку, из которой оплачивались затраты на лечение членов кассы и их семей либо, при летальном исходе, на погребение. Также из кассы оплачивались медицинские услуги по помощи при родах. Частично больничную кассу финансировала сама мануфактура.
Из этого отчета мы узнаем, что в 1914 году численность участников кассы варьировалась от 12 937 до 13 889 человек (на фабрике работало много рабочих из других уездов и губерний). За этот год умерло 129 взрослых членов семей рабочих. На средства больничных касс хоронили и неработающих родителей рабочих, поэтому самая распространенная в данной категории причина смерти — «старческая маразма» — 32 случая. Из работающих участников кассы умерло 77. Распространенной причиной смерти текстильщиков был туберкулез — от него скончалось 15 человек.
За тот же период умерло 895 детей. Из них 577 — в возрасте до года. Основная причина смерти — понос. Не дизентерия (она идет отдельной строкой — 20 случаев), не оспа, даже не корь — одна из главных причин такой высокой детской смертности, а банальный понос. Родов за это время было принято 1022 — у работниц предприятия и 149 — у членов семей рабочих. Сколько детей родилось, мы не знаем, но вряд ли сильно больше 1200, поскольку двойни и тройни рождаются нечасто. Таким образом, показатели младенческой смертности, по всей видимости, серьезно превышали общероссийские неблагополучные 25–35%.
После всего вышесказанного не кажется удивительным, что в Богородске в 1917 году власть мирно перешла к Советам при поддержке солдат расквартированных в городе частей.
Общеизвестно, что при советской власти произошло кардинальное снижение показателей детской смертности. По стране, примерно, полуторакратное: с 273 смертей младенцев на 1000 родившихся в возрасте до одного года в 1913 году до 174 — в 1926 году. С чем же связаны такие успехи?
Придя к власти, большевики практически сразу занялись улучшением условий жизни рабочих. Были повышены зарплаты, сокращен рабочий день, организованы ясли и детские сады. Те самые «подселения» в большие квартиры, которые так возмущали булгаковского профессора Преображенского, давали возможность избавиться от дикой скученности, в условиях которой жили десятки тысяч людей. О том, что этому вопросу уделялось повышенное внимание, говорят, в том числе, отчеты по Богородскому уезду. Разумеется, сыграла свою роль и широчайшая пропаганда гигиены и, без чего никакая пропаганда не сработала бы, повышение уровня образования.
Результаты были очевидны в цифрах статистики, они изумляли иностранцев. Так, американский журналист Клинтон В. Жильберт, познакомившийся с В. П. Ногиным в США и позже посетивший Советскую Россию, в статье, посвященной памяти Ногина, писал: «В яслях при фабриках я видел детей работниц не свыше семи лет, чистеньких, как в американских госпиталях, их кормят трижды в день и дают медицинскую помощь за счет синдиката. В России отношения между людьми не основываются на простом расчете. Я не думаю, что именно революция принесла с собою сознание, что люди братья, а не только списки служащих. Я полагаю, что революция произошла в России прежде, чем человеческие отношения стали строиться на основе простой выгоды. Революция лишь закрепляет это».
Американец верно подмечает не только гигиеническую культуру, явно в целом превосходящую американскую (раз у них такие чистые младенцы только в госпиталях), но и то, из чего проистекает такая культура. В Советской России нужен каждый человек: как личность и как строитель коммунистического завтра. Еще более тонко его замечание о том, что идея человеческого братства была выношена Россией до всякой революции, что именно это и неприятие народом капитализма с его приматом выгоды и сухого расчета и привело к революции.
Теперь же мы видим совсем другой подход к человеку, человек снова потерял ценность как личность. Именно поэтому за все время существования новой России не нашлось своего Ногина, который бы обеспечил сырьем предприятия, не дал бы им остановиться, сохранил бы рабочие места для сограждан. Именно поэтому у нас сокращается доступность медицинской помощи, а туберкулез, практически побежденный в СССР, снова поднимает голову. И именно поэтому память о большевиках вообще и Ногине в частности подвергается постоянным атакам под теми или иными лукавыми предлогами.
Вопрос ведь не только в том, чья память должна быть увековечена и почему, собственно, нужно отказываться от увековечивания памяти такого человека, как Ногин. И не в том вопрос даже, что «привычка — душа держав», а чехарда с переименованиями никак уж не может принести мира этой душе, а значит, и державе. При всей важности этих вопросов главный вопрос в другом. Он в том, будет ли двигаться страна в том направлении, которое задано советским прошлым. Или же она повернет в прошлое досоветское. С его, мною в этой статье приводимыми, прискорбными характеристиками.