Essent.press
Анатолий Янченко

Сталинская родословная — аналитика противоречивых сведений

Иосиф Джугашвили. 1893
Иосиф Джугашвили. 1893

Когда родился И. В. Сталин?

В мировой истории, включая историю Древнего мира, не так много случаев, когда проблематичным является даже год рождения вошедшего в эту историю крупного политического деятеля. И уж тем более странной является неопределенность в этом вопросе в случае, если крупный политический деятель родился сравнительно недавно — в конце XIX столетия. Никто ведь не проблематизирует дату и год рождения Ленина или Троцкого, а также Рузвельта, Черчилля, де Голля и так далее. Однако в случае Сталина имеет место именно такая проблематизация. Которая способна порождать — опять же, только в случае Сталина — далекоидущие конспирологические или агиографические построения.

В силу этого ответом на вопрос о том, когда родился Сталин, является не односложное «тогда-то», а некое микроисследование или аналитическое расследование.

В советское время все граждане твердо знали, что Сталин родился 21 декабря 1879 года. Они праздновали его день рождения каждый год, с особенным размахом отмечали юбилеи в 1929, 1939, 1949 годах. Однако сегодня известна и другая дата — 6 декабря 1878 года. Рассмотрим свидетельства в пользу каждой из них.

6 декабря 1878 года указано как дата рождения Иосифа Виссарионовича Джугашвили в выписке из метрической книги218, выданной Грузино-Имеретинской Святейшей синодальной конторой Горийской Успенской соборной церкви для записи родившихся и умерших220.

Видимо, оттуда она перекочевала в свидетельство об окончании Иосифом Джугашвили Горийского духовного училища221. Эта же дата фигурирует во всех документах, сопровождавших обучение Иосифа Джугашвили в Тифлисской духовной семинарии222.

1878 год указан Сталиным в графе «год рождения» в анкете для Стокгольмского отделения агентства новостей РОСТА, возглавляемого советским дипломатом Владимиром Смирновым. Заполнял эту анкету он в декабре 1920 года. Нельзя не отметить, что последняя цифра 8 обведена ручкой несколько раз — поверх другой цифры, сильно напоминающей девятку223.

1878 год рождения косвенно выводится и со слов матери Сталина. Екатерина (Кеке) Георгиевна Джугашвили в интервью американскому журналисту Никербокеру для газеты New York Evening Post в 1930 году сообщает следующее: «Когда он [Иосиф] __ приехал из Гори в Тифлис и поступил в семинарию, ему было 15 лет, и он был одним из самых крепких мальчишек, которые вам встречались»224. Иосиф Джугашвили фигурирует в списке учеников духовных училищ с указанием результатов приемных испытаний в Тифлисскую духовную семинарию в 1894 году 225. Поскольку день рождения Сталина — в декабре, а поступал он в семинарию летом, то 15 лет ему исполнилось в декабре 1893 года, а значит, родился он в декабре 1878 года.

В этом же интервью Екатерина Георгиевна говорит: «Сосо? Это мой сын Иосиф. <...> Сосо же родился в Гори... Это произошло 50 лет назад. Сосо исполнится 51 год через 8 дней после Рождества по старому стилю. Я не знаю, какая это будет дата по новому способу исчисления. Я никогда не могла его выучить. Я только знаю, что мне тогда было 20 лет...»226 Екатерина Геладзе родилась — по наиболее принятой версии — в семье крепостного садовника грузинской православной церкви в Гамбареули в 1858 году227. Если ей в момент рождения Сталина было 20 лет, то Сталин родился в 1878 году. Что же касается выкладок, связанных со старым и новым стилем, то анализировать эти выкладки, которые делает крестьянка, говорящая о том, что она новое исчисление не смогла выучить, вряд ли целесообразно.

1879 год впервые встречается в описании Иосифа Джугашвили в документах Бакинского губернского жандармского управления, датированных 1910 годом228.

Затем в биографической анкете229 членов Всеукраинской конференции КП(б)У (проходила 17–23 марта 1920 года) Сталин указывает свой возраст 40 лет. Что соответствует его рождению в декабре 1879 года.

В личной регистрационной карточке члена РКП(б) Сталина И. В., заполненной Сталиным собственноручно в 1921 году, годом рождения обозначен 1879 год230.

В анкете делегата XI съезда РКП(б) 26 марта 1922 года231 первоначально указанный возраст Сталина 44 года исправлен на 42. Что также соответствует 1879 году. Сам же 1879 год, правда, уже не от руки написанный, а напечатанный, появляется в анкете для Истпарта от 15 декабря 1922 года232.

Однако в «Анкетном листе № 1080 делегата II съезда Советов СССР Сталина-Джугашвили И. В.», который был написан 18 января 1924 года, рукой Сталина написан его возраст — 45 лет233. Но если бы Сталин родился в 1879 году, то в январе 1924 года ему не могло быть 45 лет, так могло быть, только если бы он был 1878 года рождения. В «Анкете члена Союзного Совета Сталина И. В.»234, заполненной в июне 1925 года, Сталин написал, что ему 46 лет, что ведет к 1878 году рождения.

Точно так же в «Анкете № 4/п делегата 5 съезда Советов СССР Сталина И. В.», заполненной Сталиным собственноручно 1 января 1929 года, в графе «Возраст (число исполн. лет)» стоит «50 л»235, чего не могло быть, если бы Сталин был 1879 года рождения.

Первым официальным изданием, в котором годом рождения Сталина указан 1879-й, является книга «Материалы для биографического словаря социал-демократов, вступивших в Российское рабочее движение за период от 1880 до 1905 г.»236. Канонической дата рождения 21 декабря 1879 года становится после издания официальной энциклопедической биографии Сталина, составленной первым организатором и руководителем личного секретариата Сталина Иваном Павловичем Товстухой, вышедшей в 1927 году237. А позже — в «Краткой биографии И. В. Сталина», изданной в 1939 году. Эта биография была составлена Институтом Маркса–Энгельса–Ленина при ЦК ВКП(б) и одобрена лично Сталиным (авторы биографии: Г. Александров, М. Галактионов, В. Кружков, М. Митин, В. Мочалов и П. Поспелов)238.

Есть и косвенные указания на этот же, 1879, год рождения. Так, Георгий Александрович Эгнаташвили, внук Якова Георгиевича Эгнаташвили, друга семьи Джугашвили, в интервью журналисту В. Логинову рассказывал: «Сталин был старше моего отца на восемь лет, а дяди Васо — на девять. Конечно, ребята общались, но разница в возрасте давала о себе знать»239.

Александр Яковлевич Эгнаташвили (Егнаташвили, Игнаташвили) родился в 1887 году, а Василий (Васо) Яковлевич — в 1888-м. Соответственно, согласно сведениям Георгия Александровича, которого трудно заподозрить в сокрытии простейших сведений о ближайшем друге его семьи, Сталин родился в 1879 году.

Противоречие между двумя этими версиями даты рождения каждый исследователь разрешает по-своему.

Например, историк и журналист Николай Иванович Капченко, в течение многих лет собиравший материалы, связанные с жизнью и деятельностью Сталина, утверждал в своей книге «Политическая биография Сталина», что мотивы изменения года рождения были чисто психологическими. Оговаривая, что такой поступок полностью противоречит характеру Сталина, он тем не менее сделал следующее предположение: «В зрелом и пожилом возрасте людям свойственно стремление выглядеть моложе своих лет, по крайней мере, чтобы их считали более молодыми, чем они есть на самом деле...

Именно в тот период, когда Сталин перевалил за 40-летний рубеж и недавно женился на женщине, которая была моложе него более чем на 20 лет, и зафиксировано появление другой даты его рождения, т. е. он как бы стал моложе на год»240.

Писатель Святослав Юрьевич Рыбас в своей биографии Сталина, опубликованной в 2017 году в серии «Жизнь замечательных людей», полагает, что дело было просто в ошибке делопроизводителя: «Иосиф впоследствии станет Сталиным, взяв основой своего псевдонима фамилию переводчика на русский язык поэмы «Витязь в тигровой шкуре» Сталинского. Изменится и дата его рождения — на 21 декабря 1879 года; произойдет это из-за случайной описки делопроизводителей»241.

А вот внук Сталина Александр Бурдонский в интервью изданию «Бульвар Гордона» объясняет наличие нескольких версий не банальными делопроизводительными, а мистическими мотивами: «Сталин увлекался учением Гурджиева, а оно предполагает, что человек должен скрывать свое реальное происхождение и окутывать свою дату рождения неким флером»242.

Британский историк и писатель Саймон Себаг Монтефиоре, автор книги «Молодой Сталин», получившей сразу несколько престижных западных премий, утверждал, что Сталин изменил год своего рождения, чтобы избежать армии: «Этому есть несколько объяснений, в том числе желание Сталина пересоздать себя заново. Скорее всего, когда-то он изменил год рождения, чтобы избежать воинской повинности»243. И хотя на Кавказе того времени подобные случаи известны, для Сталина такое объяснение представляется сомнительным. Единственным источником, указывающим на изменение года рождения с целью уклонения от службы, являются мемуары Иосифа Давришеви, сына полицейского начальника из Гори Дамиана Давришеви. В них Иосиф сообщает, что его отец в 1901 году помог Сталину изменить дату рождения именно для того, чтобы помочь Джугашвили избежать призыва в армию. Однако, согласно делу 7-го делопроизводства Департамента полиции о возбуждении переписки о политической неблагонадежности Джугашвили И. В., он призывался в 1900 году, но на военную службу взят не был как пользующийся льготой 1-го разряда244. Такая льгота давалась по особым семейным обстоятельствам — единственный кормилец в семье.

Наиболее вероятным и очевидным объяснением путаницы с годом рождения Сталина является наличие различных легенд, необходимых каждому, занимающемуся нелегальной деятельностью. Иосиф Джугашвили менял имена, происхождение и дату рождения — в соответствии с потребностями текущего момента его революционной деятельности. А раз так, то можно рассматривать самые разные даты и годы его рождения.

В списке лиц, подлежащих розыску по делам политическим Кутаисского жандармского управления, за 1904 год написано, что родился Иосиф Виссарионович Джугашвили в 1881 году245.

Есть полицейские документы, где указан 1880 год рождения, например, документы дознания за 1910 год по делу об аресте Джугашвили И. В., проживающего нелегально в г. Баку, и Петровской С. Л. в связи с причастностью к деятельности Бакинской организации РСДРП и направлении Джугашвили И. В. на 5 лет в ссылку в Сибирь246.

С другой стороны, Екатерина Джугашвили говорила, что родила Иосифа в 20 лет. Но в каком году она родилась? Мы уже говорили, что наиболее принятым годом ее рождения является 1858 год. Но в тбилисском некрологе Екатерины Джугашвили был указан 1856 год рождения: «Тбилисская газета „Заря Востока“ (№ 129 от 8 июня 1937 г.) писала: „Екатерина Георгиевна Джугашвили (урожденная Геладзе) родилась в 1856 году в селении Гамбареули, близ города Гори, в семье крепостного крестьянина“»247.

Однако в таком случае придется сказать, что Сталин родился 1876 году.

Тот же вывод получается, если вычислить возраст Екатерины Георгиевны, отталкиваясь от года, когда она выходила замуж. В метрической книге № 4 Успенского собора города Гори для бракосочетаний за 1874 год возраст невесты указан 18 лет. То есть Екатерина родилась в 1856 году. А Сталин, соответственно, в 1876-м.

К сожалению, ни один из перечисленных источников не является полностью достоверным. В кавказских селах достаточно свободно обращались с записями о годе рождения. Зачастую годы рождения ребенку прибавляли или убавляли по самым разным соображениям, начиная с отсрочки от военной службы и кончая леностью священника. Нельзя сравнивать современное педантичное бюрократическое делопроизводство с тем, как велись церковные метрические книги в кавказских деревнях в конце XIX века. Слишком много детей умирало в младенчестве, и не всё отражалось в церковных книгах. Один ребенок умирал, через год рождался другой — а запись оставалась прежней.

Поэтому нельзя обойти стороной противоречивые сведения в вопросе о том, каким по счету ребенком был Иосиф у своих родителей — третьим или четвертым.

В своих воспоминаниях Екатерина Джугашвили — которой вроде бы нет оснований не верить в этом вопросе, — говорит, что Сталин был ее третьим сыном: «Когда родился третий мальчуган, Бесо решил не искушать судьбу и поменять крестного. Якоб обиды не держал»248.

Однако если верить журналисту Никербокеру и газете New York Evening Post, в 1930 году в интервью Екатерина Джугашвили заявила: «Я только знаю, что мне тогда было 20 лет и что Сосо был моим четвертым сыном»249. Поскольку это заявление Никербокеру не было официально опровергнуто, данную версию также полностью отбрасывать нельзя.

При этом большинство исследователей (от Монтефиоре250 до Рыбаса251) поддерживает версию о трех сыновьях Екатерины.

Версию о четырех сыновьях в основном развивают противники Сталина. Например, ее активно продвигал Троцкий252. Западные советологи Ян Грей253 и Роберт Чарльз Такер254 поддерживают эту же версию.

Заметим, что отсутствие официальных опровержений Троцкого или Никербокера означало, скорее всего, что тогда эти несоответствия просто не имели значения. И действительно, какая разница, сколько детей умерло у родителей Сталина до его рождения? Что должно измениться, если он родился не 9, а 6 декабря?

Если не брать во внимание околонаучную нумерологию или вовсе ненаучную мистику, для которых точная дата рождения принципиально важна (а совсем не брать этого в рассмотрение было бы опрометчиво, коль скоро речь идет о такой загадочной фигуре, как Сталин), то приходится признать, что требовательность к таким малозначимым нюансам биографии Сталина у серьезных исследователей вызвана, скорее всего, идеологическими причинами.

При ознакомлении с самыми разными версиями жизнеописаний Сталина нетрудно заметить, что авторы стремятся либо его демонизировать, либо идеализировать. Ответ на вопрос о причинах, повлиявших на формирование личности Сталина, эти авторы ищут в отдельных фактах детства и юности, в характере его взаимоотношений с родителями, учителями, друзьями и подругами. Но и не только.

Так, по мнению Н. И. Капченко, факт целенаправленного изменения даты рождения «логически вписывается в образ Сталина как прирожденного фальсификатора... Иными словами, рисуется какая-то закономерная цепь фальсификаций, которая будто бы пронизывала всю жизнь этого человека — со дня его рождения до самой смерти»255.

Действительно, в отсутствии определенности в дате рождения Сталина (как и его матери) обычно видят желание запутать и сокрыть нечто — наверняка неприятное, порочащее, позорное. Причем «порочащим» для таких авторов является, в том числе, революционная деятельность, попросту требовавшая создания политических «легенд».

Что касается числа умерших в раннем возрасте братьев Сталина, то, по всей видимости, это также должно было опорочить вождя, создав его матери дурную славу. Его детство при этом должно было предстать тяжелым, а он сам, соответственно, психопатом.

Установив всё это, можно перейти к обсуждению того, что так волнует этих авторов — к обсуждению неочевидных обстоятельств, повлиявших на формирование личности Сталина.

Особые семейные обстоятельства и их роль в формировании личности Сталина

Человеческая личность в существенной степени определяется влиянием, оказываемым на эту личность другими людьми. Наиболее пластична по отношению к этим влияниям личность ребенка, которая еще только формируется. Когда личность сформируется полностью, влияние других людей на нее будет осуществляться уже в рамках того, что сформировано. То есть оно будет более слабым, более ограниченным. А когда личность еще только формируется, влияние тех, кто находится рядом, очень велико.

На ранних этапах формирования личности рядом с нею находятся мать, отец, ближайшие родственники, те, кто входит в узкий круг ближайших знакомых отца и матери, так называемые друзья детства и какие-нибудь странные фигуры, почему-то вдруг иногда оказывающие сильное влияние.

Изучая формирование личности, задаешься вопросом о том, какова ее родословная и в какой мере те, кого можно назвать «держателями» этой родословной, оказали то или иное влияние на личность.

Этих держателей родословной мы только что перечислили. Иногда решающее значение имеют одни держатели, например бабушка, которая заменила мать, иногда какие-то особенно авторитетные люди из близкого окружения (сосед, учитель и так далее). Но чаще всего это отец и мать. А также братья и сестры.

Братьев и сестер у Сталина не было. У Ленина было много братьев и сестер, и один из них — старший брат Саша — явно был важнейшим элементом родословной. Но Сталин, в отличие от Ленина, был единственным выжившим ребенком в семье. Никакие бабушки и дедушки особого влияния на Сталина не имели, потому что он с ними плотно долговременно не соприкасался. А значит, в существенной — хотя и не исчерпывающей — степени держателями родословной Сталина являются его отец и мать.

Никаких споров по поводу отца и матери Ленина нет и быть не может. Как нет и не может быть споров по поводу даты рождения Ленина. Со Сталиным спорно всё. И эти споры ведутся постоянно.

Они могут иметь более или менее доброкачественный характер. Но поскольку всё, что касается Сталина, находится в сфере предположительного по причине слишком большого желания и самого вождя, и его окружения, и его врагов навести, что называется, тень на плетень, мы не можем пренебрегать обзором этих споров и их аналитикой. Потому что даже если всё содержание споров ложно, то аналитика этой лжи может подарить нам крупицы истины. Повторяем, споры ведутся по поводу всего на свете: того, кто был отцом Сталина; того, каков был тот или иной претендент на эту роль; того, кто был матерью Сталина; какова была эта мать; каковы были отношения между матерью и сыном; какое влияние эти отношения оказали на личность Сталина.

Начнем со споров по поводу того, какой именно личностью — добродетельной или порочной, умной или глупой, любящей или безразличной к сыну, религиозной или имитирующей религиозность была Екатерина Георгиевна Джугашвили (урожденная Геладзе), она же — знаменитая Кеке (так называли Екатерину близкие). То, что Кеке была матерью Сталина, отрицается очень редко. Это совсем уж экзотические версии. А вот то, какова она была с моральной точки зрения, как относилась к сыну и так далее... По этому поводу споры ведутся постоянно. И мы должны заняться аналитикой этих споров по поводу чуть ли не главной держательницы родословной интересующего нас выдающегося политика.

Начнем всё же с того, что бесспорно.

Запись в метрической книге для бракосочетаний 1874 года свидетельствует, что Екатерина Джугашвили, в девичестве Геладзе, родилась в 1856 году. Это книга за 1874 год, и в ней указан возраст Екатерины — 18 лет.

Напечатанный в тбилисской газете «Заря Востока» (№ 129) 8 июня 1937 года некролог сообщал: «Екатерина Георгиевна Джугашвили (урожденная Геладзе) родилась в 1856 году в селении Гамбареули, близ города Гори, в семье крепостного крестьянина»256.

Из некролога следует, что Екатерина Джугашвили родилась в Гамбареули. Сама она не упоминает о том, что родилась именно в Гамбареули, она указывает только, что с Гамбареули связаны ее детские воспоминания.

О своих родителях Екатерина Джугашвили сообщала: «Мои родители не были родом из Гамбареули. Отец — Глаха или Гиорги был из села Свенети, мать — Мелания была из села Плави. Оба до венчания числились крепостными крестьянами помещика Амилахвари и работали на него»257.

Амилахвари — известный грузинский княжеский род, оба упомянутых села располагались на территории Грузии.

О жизни семьи до переезда в Гамбареули Екатерина Георгиевна рассказывала следующее: «По профессии отец был гончаром. Все его старания добиться расположения Амилахвари не увенчались успехом. Не выдержав жестокого обращения помещика, отец с семьей сбежал из Свенети и поселился близ Гори, в местечке Гамбареули».

Заметим, что речь идет о времени, когда в Грузии еще не было отменено крепостное право. Так что побег крепостного крестьянина, да еще и с семьей, не вполне ординарное событие. Сведениями о том, каким образом беглецам удалось скрываться в Гамбареули несколько лет, мы не располагаем. Возможно, это было труднодоступное место — и сама Екатерина, и другие источники указывают на то, что Гамбареули было болотистым местом. Судя по всему, Екатерина родилась именно здесь. И здесь же родились ее братья Гио и Сандал. Когда братья подросли, оба начали помогать отцу в работе. Но случилась беда: глава семьи заболел лихорадкой (сказался плохой климат болотистой местности), слег и через два года после этого умер.

Важным событием в жизни семьи стала отмена крепостного права. Потому что после этого события семья смогла переехать в Гори. Решение об этом приняла мать Кеке, Мелания. Перебрались они к дальнему родственнику Мелании — Матэ Нариашвили.

Крепостное право в Грузии было отменено позже, чем в России. В России это произошло в 1861 году, а в Тифлисской губернии, к которой относилось Гори и Гамбареули, — в 1864-м. Так что можно предположить, что переезд семьи в Гори произошел примерно в это время.

Кем приходился Мелании Матэ Нариашвили?

Родной брат Екатерины, Сандал, был женат на Елизавете Нариашвили. Матвей (Матэ) Нариашвили приходился Елизавете братом. Внучка Сандала и Елизаветы, Тамара Геладзе, в интервью журналисту Игорю Оболенскому в 2010-х годах говорила, что Матвей Нариашвили «очень заботился о Кеке. Правда, был с тяжелым характером, его все боялись. Но с Кеке у него сложились хорошие отношения...» Впоследствии Матвей «очень помогал в воспитании маленького Иосифа»258.

Сама Екатерина описывает встречу с родственниками так: «Родственники радушно приняли нас. Матэ оказался добрейшим человеком. Он близко был знаком с нашим отцом, не забыв помянуть его, тепло отозвался о нем. Матэ из своего земельного надела выделил нам небольшой участок... мы стали горийцами, жителями той его части, которая называется Русской слободой»259.

Между тем есть свидетельства, не совпадающие с воспоминаниями Кеке о начальном периоде жизни в Гори.

Екатерина Георгиевна сообщала, что в Гори их приютили «дальние родственники» и конкретно называет имя Матэ. Однако Нина Михайловна Баланчивадзе (урожденная Мамулашвили), троюродная сестра Сталина, утверждала иное. Ее мать приходилась племянницей Мелании — матери Кеке. Свидетельства Нины Баланчивадзе хранятся в Доме-музее Сталина в Гори. Нина Михайловна рассказывала, со слов своей матери, что Мелания, приехав в Гори с тремя детьми, искала и нашла поддержку у своего брата Петра Хомезурашвили. Более того, она добавляла, что «Екатерина Джугашвили, оставшись в детстве круглой сиротой, воспитывалась в семье моего деда Петра Хомезурашвили»260. То есть Нина Баланчивадзе указывала на три обстоятельства:

1) Мелания, мать Екатерины, была поддержана в Гори своим братом Петром Хомезурашвили.

2) Мелания прожила недолго.

3) После смерти Мелании трое ее детей, в том числе Екатерина, остались на попечении Петра.

Можно предположить, что сведения о том, что Меланию с детьми радушно принял Матэ Нариашвили, и сведения о том, что Меланию поддержал ее брат Петр Хомезурашвили, не противоречат друг другу. Мелания могла найти приют у Матэ, а при этом получить моральную и материальную поддержку у своего брата.

Но вот дальше возникает развилка. Если Нина Баланчивадзе утверждает, что Кеке, оставшись круглой сиротой, воспитывалась в доме своего дяди по линии матери, Петра Хомезурашвили, то Кеке в своих воспоминаниях вообще не упоминает о смерти матери. При этом из ее рассказа следует, что мать была жива не только в момент ее замужества (муж «каждое воскресенье, зачастую вместе с моей матерью, ходил в церковь»), но и позже: Екатерина описывает, как Мелания нянчилась с маленьким Иосифом и переживала за его здоровье.

Не очень понятно, с какой целью Екатерина должна была бы скрывать факт ранней смерти своей матери, а также факт, что ее воспитал дядя. Вообще, это довольно странный сюжет — утверждать, что твоя мать воспитывала внука, в то время как мать давно мертва. Трудно предположить, что Кеке могла бы пойти на такой «подлог».

Возможно, мы имеем дело с путаницей, которая довольно часто вкрадывается в устные семейные предания, и Нина Баланчивадзе ненамеренно дает ошибочную информацию. Но это тоже выглядит довольно странно. Ведь Нина ссылается на слова своей матери, которую называет племянницей Мелании. Одновременно она называет Петра Хомезурашвили своим дедом. Скорее всего, это означает, что мать Нины была дочерью Петра (брата Мелании). Но тогда Кеке — которая по версии Нины, осиротев, воспитывалась в доме Петра — и мать Нины должны были в течение какого-то времени просто жить под одной крышей. Вряд ли в таком вопросе мать Нины могла подвести память. Другое дело, что память могла подвести Нину Баланчивадзе, которая не совсем точно запомнила рассказ своей матери, в результате чего получилось то, что в известной детской игре называется «испорченным телефоном».

Обозначив противоречие в вопросе о том, когда на самом деле умерла мать Кеке и кто воспитывал подрастающую Кеке, двинемся дальше. Из этого вопроса вытекает следующий вопрос — вопрос об образовании Кеке. Кто занимался образованием Кеке — мать и братья или семья дяди? Владела ли она грамотой и насколько глубоко?

По воспоминаниям Марии Кирилловны Абрамидзе-Цихитатришвили, жены крестного отца Иосифа Михаила Цихитатришвили, Екатерина Джугашвили была грамотной. «Она получила домашнее образование: научилась читать и писать по-грузински»261. В основном, «благодаря заботам матери и братьев»262.

Сама Екатерина Георгиевна в мемуарах называет себя малообразованной.

Светлана Аллилуева, дочь Сталина, пишет: «Он [Сталин] говорил, что она была умной женщиной. Он имел в виду ее душевные качества, а не образование, — она едва умела нацарапать свое имя»263.

А троюродная сестра Светланы Тамара Геладзе в интервью журналисту Игорю Оболенскому говорит: «Кеке была мудрая женщина. Не образованная, а именно мудрая. Очень деловая, не сплетница, как многие женщины»264.

По воспоминаниям Екатерины, в Гори, в Русской слободе, Геладзе построили дом, выгодно отличавшийся от окружающих домов, напоминавших, скорее, землянки. Екатерина подчеркивает, что жизнь на новом месте не шла ни в какое сравнение с жизнью в Гамбареули, и так описывает те времена: «От чистого воздуха я быстро поправилась, ожила, окрепла. Стала слыть привлекательной среди сверстниц. Так пролетели пять или шесть лет моей вольной жизни»265.

Конец годам «вольной жизни» положило важное событие — к Екатерине посватался Бесо Джугашвили, в то время работавший в Гори подмастерьем у ремесленника Барамова. Екатерина вспоминает: «В конце концов, я дала согласие. В душе я радовалась, так как некоторые мои сверстницы положили глаз на Бесо и старались привлечь его внимание... Многие завидовали мне, считали, что своим замужеством я присвоила кусочек их счастья. Я понимала горийских девушек. У них был повод для обиды: Бесо представлял собой желанного жениха для многих. Статный карачохели, с роскошными усами, в ладно сидевшей на нем городской одежде, он свысока посматривал на местных юношей»266.

Согласно метрической книге № 4 Успенского собора города Гори, бракосочетание произошло в 1874 году. Таким образом, с 1864 года, когда семья, предположительно, перебралась в Гори, прошло не пять или шесть, а десять лет. Но это означает либо то, что Екатерину подводит память, либо то, что наше предположение о переезде семьи из Гамбареули в Гори в окрестностях 1864 года, сразу вслед за отменой крепостного права, неверно, и Мелания с детьми перебралась в Гори позже.

Шаферами Екатерины на свадьбе были Яков Эгнаташвили и Михаил Цихитатришвили, которых она охарактеризовала как «видных карачохели», то есть смелых и бесшабашных ремесленников и мелких торговцев. Причем Геладзе были в крестном родстве с семьей Цихитатришвили. Жена Михаила, Мария Абрамидзе-Цихитатришвили, вспоминала позднее: «Я с детства знаю семью Глаха (Георгия) Геладзе, они жили в нашем квартале. Мы были с ними в крестном родстве»267.

А ее сын, Александр Михайлович Цихитатришвили, уточнял: «Главной причиной дружбы между моей матерью и Кеке было то, что мать Кеке — Мелания — и моя бабушка были крестницами»268.

Близкие отношения между Екатериной Джугашвили и Марией Цихитатришвили вылились в то, что их дети стали молочными братьями. Мария Цихитатришвили вспоминает: «Когда Кеке не было дома, ребенка кормила грудью я (к тому времени и у меня родился сын — Сандро). Когда уходила из дому я, то моего Сандро кормила Кеке»269.

Ее сын Александр Михайлович Цихитатришвили рассказывал об этом чуть подробнее: «Товарищ Сталин-Джугашвили — мой молочный брат...270 Сосо было пять месяцев, когда родился я. У Кеке не хватало молока для ребенка, т. к. он много ел. У моей же матери было столько молока, что я не справлялся с ним. Поэтому моя мать кормила Сосо своим молоком, а Кеке кормила меня»271.

Первое время семейной жизни Кеке описывает как счастливое. «Бесо оказался хорошим семьянином, прилично зарабатывал, у него была добрая душа. Истинно верующий, он каждое воскресенье, зачастую вместе с моей матерью, ходил в церковь»272.

Несчастье пришло в семью Джугашвили в 1875 году, после рождения и быстро последовавшей смерти первого сына Виссариона и Екатерины. Екатерина описывает это так: «Через два месяца первенца не стало. Бесо запил. Фундамент семейного счастья дал трещину. Спустя год родился второй сын. По воле злого рока и этот малыш умер в младенчестве. Бесо чуть рассудка не лишился»273.

Уточним, что второй сын Виссариона и Екатерины родился в 1876 году и тоже вскоре умер от кори. Чтобы избежать злого рока, были предприняты несколько мер. Виссарион решил поменять крестного — с Якова Эгнаташвили, чью руку он посчитал несчастливой, на Михаила Цихитатришвили. Мать Екатерины Мелания, по воспоминаниям дочери, «в поисках ответа на случившееся обошла всех ворожей, постоянно молилась, ставила свечи»274.

После рождения Иосифа «мать [Мелания] напомнила Бесо о необходимости поспешить в церковь Святого Георгия в селе Гери для жертвоприношения»275.

Однако выполнять обещанное Виссарион не спешил. Кеке рассказывает об этом так: «Бабушка [Мелания], обеспокоенная болезненностью внука, постоянно напоминала нам о необходимости жертвоприношения. Бесо тянул с обещанным, пока вдруг, простудившись, мальчик не потерял дар речи... Через какое-то время ребенок пришел в чувство, опасность миновала.

Этот случай стал причиной, ускорившей наш поход в Гери для покаяния. Преодолев многочисленные трудности далекого пути, мы достигли цели. Принесли в жертву овцу, совершили молебен»276.

До сих пор мы просто перечисляли известные факты из биографии Екатерины Георгиевны. Хотя уже и на этом этапе, как легко убедиться, что-то приходится оговаривать по части тех или иных разночтений, превращающих, казалось бы, самые несомненные факты в те или иные версии. Но сейчас мы вплотную подошли к рассмотрению того обстоятельства, которое чаще всего вообще не анализируется биографами Сталина. А если и анализируется, то очень поверхностно. Упоминается про монастырь в Гери... Упомянув об этом, биограф следует дальше. Мы же здесь остановимся — впервые из всех биографов. И зададимся вопросом о том, что же это за чудотворный монастырь, куда родители Сталина вознамерились доставить ребенка, нуждающегося, по их мнению, в чудотворном воздействии.

Другое название села Гери — Джери. Село Джери расположено на территории современной Южной Осетии. В этом селе находится святилище Джеры дзуар. Джеры дзуар — одно из главных святилищ Осетии. Дзуар может означать и божество, и святилище, посвященное этому божеству.

Ведущий научный сотрудник отдела социологических исследований и политологического мониторинга Северо-Осетинского института гуманитарных и социальных исследований Владикавказского научного центра РАН Александр Борисович Дзадзиев указывает: «Джеры дзуар — в осетинской мифологии божество, исцеляющее душевнобольных; живет на высокой горе у селения Джери (Южная Осетия). Считалось, что после принесения жертвы (как правило, барана) и ряда магических действий с больным обязательно должно наступить выздоровление. Если этого не происходило, то через некоторое время вновь резали жертвенное животное и повторяли магические действия»277.

Историк и этнограф Людвиг Алексеевич Чибиров в связи с этим сообщает: «Что касается Джеры дзуар, то „лечение“ душевнобольных здесь происходило следующим образом. Под угрозой побоев помешанного заставляли у входа в церковь назвать имена чертей, вселившихся в него. Если эта мера не помогала, то больного, обвязанного веревкой, спускали по крутой скале. Под страхом быть сброшенным он называл якобы имена «вселившихся» в него чертей. Их записывали на бумаге, которую тут же сжигали; суеверная масса верила, будто тем самым уничтожаются сами черти и больной после этого должен выздороветь»278.

Именно о таком случае и рассказала Екатерина Джугашвили в своих воспоминаниях: «Во время проповеди Сосо с ужасом увидел, как некую невесту в белом одеянии с целью изгнания из нее бесов подвесили над пропастью. Этот метод „лечения“ потряс ребенка. Мы поспешно вернулись в Гори. Какое-то время Сосо беспокоили тревожные сны. Он бредил, дрожал, в страхе крепко прижимался ко мне»279.

Джеры дзуар посвящено божеству Уастырджи. Александр Дзадзиев пишет, что это «самое почитаемое божество в осетинской мифологии, покровитель мужчин, путников и воинов... нередко выступает как соблазнитель женщин, является отцом знаменитой нартовской героини Сата́ны... Является посредником между богом и людьми... Уастырджи посвящено самое большое количество святилищ, которые разбросаны по всей Осетии...»280. Можно добавить, что женщинам запрещено называть его по имени, поэтому они говорят о нем как «боге мужчин» (лагты дзуар).

Упоминаемая ученым дочь Уастырджи нартская героиня Сата́на (в армянской традиции Сатени́к) — ключевая фигура нартского эпоса. Нарты — герои-богатыри, предания о которых существуют у целого ряда северокавказских народов, включая осетин. Эти предания существуют как в поэтической, так и в прозаической форме. Их хранят народы Северного Кавказа и представители отдельных грузинских субэтнических групп, в основном горских (хевсуры, сваны). Предания этих народов повествуют о безымянных богатырях-великанах, обладающих огромной силой. Живут эти богатыри в башнях, в лесных чащобах. Жилища их огорожены железным забором. Верхушки башен упираются в небо.

Нас здесь будут интересовать те предания о нартах, в которых фигурируют сам Уастырджи, в святилище которого привезли Сталина для излечения, а также его дочь Сата́на. В русских текстах, вопреки традиции транслитерации, часто используется североосетинский вариант произношения — Шата́на — чтобы не путать с Сатанóй.

Матерью Сата́ны была Дзерасса, дочь владыки водной стихии Донбеттыра. Согласно преданию о Дзерассе, эта героиня нартского эпоса, обратившись в птицу, пыталась похитить чудесное золотое яблоко нартов. Дзерассе помешал осуществить это похищение родоначальник нартов Уархаг. Уархаг по-староосетински означает волк.

Специалисты считают, что волк был тотемическим символом ряда народов, включая осетин. И что в том, что касается Уархага, правомочны параллели и с римской, и с древнегреческой мифологией. А также с мифологией скифской.

Старший сын Уархага Ахсартаг является одним из главных героев осетинского нартского эпоса. Он ранил Дзерассу, не дав ей похитить священное золотое яблоко. Дзерасса, будучи дочерью владыки водной стихии, решила спасаться у своего отца, владыки этой стихии. Ахсартаг отправляется за Дзерассой в глубины водной стихии. Там он помогает Дзерассе излечиться и женится на ней.

По вине Дзерассы гибнут и ее муж Ахсартаг, и брат ее мужа Ахсар. Дзерасса оплакивает гибель мужа и его брата. Ее плач слышит Уастырджи. Он спускается на землю на своем трехногом коне. Уастыржди обещает Дзерассе похоронить братьев, но требует, чтобы она стала его женой. Дзерасса притворно соглашается, но после похорон братьев прячется в подводном царстве отца. Дзерасса рождает от Ахсартага двух сыновей-близнецов. Впоследствии она выходит замуж за Уархага, являющегося дедом ее сыновей и отцом ее мужа. Проживя два года с Уархагом, Дзерасса умирает, став родоначальницей очень могущественного рода нартов. Умирая, она завещает сыновьям в течение трех дней сторожить ее тело, запертое в склеп. Младший сын Дзерассы, нарушив то, что ему завещано, уходит в село на праздник. «Но только отдалился он от могилы, как склеп ярко осветился и вошел туда Уастырджи. Ударил он Дзерассу своей волшебной войлочной плетью. Ожила Дзерасса и стала в семь раз лучше, чем была при жизни. А уходя, Уастырджи снова ударил ее своей волшебной плетью, и жизнь опять покинула тело Дзерассы». Через год Дзерасса уже в мире мертвых рождает девочку, которую зовут Сата́на.

Рожденная девочка за месяц вырастала, как за год, а за год, как за три года. Ей не было равных по красоте, от света ее лица темная ночь превращалась в день. Она изобрела осетинские хмельные напитки, она является обладательницей волшебного зеркала, позволяющего ей видеть всё на свете, она сражается, как воин, она вышла замуж за своего брата Урузмага и так далее.

Выдающийся французский мифолог Жорж Эдмон Дюмезиль утверждал, что между легендами об армянской царице Сатеник, аланской (то есть осетинской) царевне, ставшей армянской царицей, супругой царя великой Армении Арташеса I, царствовавшего в конце III и начале II века до нашей эры, и интересующей нас Сата́ной есть определенное сходство. Дюмезиль указывает на сходство между легендами о Сатеник, сохраненными (или сочиненными) крупнейшим армянским средневековым историком Моисеем Хоренским (IV–V века нашей эры), и нартовскими легендами. Таким образом, героиня нартского фольклора является еще и армянской героиней.

Не имея возможности более подробно рассматривать в данной работе осетинскую, общесеверокавказскую, скифскую и армянскую мифологию, мы тем не менее считаем важным повнимательнее приглядеться к чудотворному месту, в которое повезли будущего Сталина Кеке Геладзе и Бесо Джугашвили. Это, кстати, немаловажно еще и потому, что Сталина, чье этническое происхождение столь же спорно, как и всё остальное, часто называют осетином, ссылаясь на то, что формальный отец Сталина Виссарион (Бесо) Джугашвили — это на самом деле осетин, чья настоящая фамилия якобы не грузинская, а осетинская (от осетинского «джугаты» — отара, стадо). Екатерина Джугашвили в своих мемуарах отмечала: «Бесо никак не рассказывал, откуда он. Он так объяснял: «Мои предки были пастухами, так что нас называли «джоганы». А то мы раньше носили другую фамилию. Предки моих предков были генералами»281.

Был ли Бесо на самом деле осетином и был ли он на самом деле настоящим отцом Сталина, является предметом многочисленных споров. К рассмотрению которых мы перейдем сразу же после того, как закончим короткое разбирательство с чудотворным местом, куда повезли Сталина, местом, которое на самом деле является культовым для осетин, причем речь идет отнюдь не только о христианском культовом месте, а о месте поклонения языческому богу Уастырджи.

Правда, в Осетии уже давно принято приравнивать героя нартского эпоса Уастырджи и христианского Святого Георгия. Поэтому, когда Екатерина Геладзе говорит, что «мать [Мелания] напомнила Бесо о необходимости поспешить в церковь Святого Георгия в селе Гери для жертвоприношения»282, здесь нет противоречия. В Джеры дзуар на месте святилища выстроена православная церковь. Специалисты относят время ее создания к XVII веку, но встречаются утверждения о том, что часть фундамента была заложена в IX–X веках.

И тем не менее паломничество, совершаемое на осетинскую территорию, связанную с осетинскими дохристианскими святынями, — одна из странностей, на которую нельзя не обратить внимание, если надеешься обнаружить нечто из разряда загадочного в ранних хитросплетениях, каковыми сталинская биография насыщена до предела.

Другие странности касаются того, от кого именно Кеке зачала будущего советского диктатора. Повторим, что версии, согласно которым Кеке не мать Сталина, совсем экзотичны и не относятся к числу распространенных. А вот версии, согласно которым Кеке зачала Сталина не от Бесо, очень распространены. Подчеркнув, что распространены не значит достоверны, мы переходим к описанию и аналитике этих версий.

Когда речь идет о том, что по определению может быть известно только одному лицу — матери Сталина, и говорить она об этом никому не будет, то любые другие суждения на этот счет по определению являются сплетнями. Эти сплетни могут иметь разную степень недостоверности. Чем ближе к Кеке находится источник сплетни и чем меньше оснований у этого источника для клеветы на Кеке, тем достовернее сплетня. Но даже самая достоверная сплетня — это всё равно сплетня. Значит ли это, что от всех сплетен надо просто отмахнуться, сказав, что их обсуждение компрометирует исследователя? Конечно же, хочется сказать именно так. Но если сплетни клубились вокруг личности, которую мы исследуем, причем клубились с самого детства, то сплетни влияли на личность. И если мы хотим исследовать факторы, формирующие личность, то один из этих факторов — сплетни. Если ребенок верит, что его официальный отец не является его настоящим отцом, то такая вера существенно влияет на формирование личности ребенка. И в этом случае для того, кто занимается психологией личности, сплетня становится важнее исторического факта. Ребенку не нужно предоставлять данные о его ДНК, тем более что в эпоху, когда Сталин был ребенком, такие данные по определению отсутствовали.

Ребенку достаточно что-нибудь шепнуть для того, чтобы изменить его систему идентификации. А если при этом отношения с официальным отцом осложнены, то ребенку не составляет труда найти объяснение подобных осложнений в том, что лицо, которое должно бы было подарить ему отцовскую любовь, не дарит ее потому, что на самом деле отцом не является.

Итак, мы должны заниматься сплетнями о Кеке — о ее поведении вообще и том аспекте поведения, который определил генетику Сталина. И потому, что эти сплетни могут влиять на формирование личности Сталина, и потому, что в случае Сталина фактов, как мы уже не раз указывали, слишком мало, а раз так, то даже сплетнями нельзя пренебрегать. И потому, наконец, что все суждения по поводу этого фактора, сколь бы авторитетны они ни были, являются сплетнями, коль скоро речь идет не о сведениях, почему-то сообщаемых самой Кеке. А она таких сведений не сообщала и сообщать не могла.

Сплетни по тому вопросу, который мы сейчас обсуждаем, собирали многие. Больше всех отличился на этом поприще Эдвард Радзинский, который, во-первых, не был профессиональным историком. Во-вторых, был весьма предвзятым сборщиком сплетен (Радзинский — оголтелый антисоветчик). И, в-третьих, с определенного момента связал себя с воспеванием русской монархии. А певцы монархии, как мы знаем, к Сталину относились очень противоречиво. По принципу: «плохо, что революционер, но хорошо, что стал диктатором, истребившим революционеров и восстановившим новую редакцию чего-то, напоминающего монархию».

Эдвард Радзинский, занимавшийся сбором сплетен, называет источники этих сплетен. Один источник — некая М. Хачатурова, которая якобы откровенничала с Радзинским.

Якобы Мария Хачатурова сообщила Радзинскому в частной беседе следующее: «Я жила в Тбилиси до семнадцати лет и была хорошо знакома с одной старухой, прежде жившей в Гори. Она рассказывала, что Сталин называл свою мать не иначе как проституткой. В Грузии даже самые отъявленные разбойники чтят своих матерей, а он после 1917 года, может быть, два раза навестил свою мать. Не приехал на ее похороны»283.

Кто такая Мария Хачатурова — непонятно.

Понятно другое. То, что в отношениях между Сталиным и Кеке были определенные странности, обсуждение которых необходимо, коль скоро мы хотим разобраться в факторах, влияющих на формирование личности Сталина. Странности в отношениях Сталина с матерью таковы.

Странность № 1. Кеке действительно не захотела жить со Сталиным в Кремле, хотя Сталин, став всесильным советским вождем, ей это предлагал. Почему Кеке не захотела этого?

Странность № 2. Кеке, отказавшись жить с сыном, заявила о своем намерении жить в Грузии. Берия предоставил Кеке некий особняк, разумеется, согласовав это со своим не терпевшим самовольства «хозяином». Кеке заняла в особняке маленькую каморку, что, очевидно, было вызовом и не могло быть воспринято иначе.

Странность № 3. Сталин действительно не приехал на похороны Кеке, притом что он ценил кавказские традиции, а неприезд был грубым нарушением традиции.

Странность № 4. Кеке до своего смертного часа негодовала по поводу того, что Сталин не стал священником. И относилась к восхождению сына, мягко говоря, не без скепсиса. Что тоже является нетипичным для кавказских матерей, всегда восхищающихся блестящими успехами своих сыновей.

Странность № 5. Официальный отец Сталина Бесо Джугашвили, согласно данным, предоставляемым источниками, заслуживающими доверия, один из которых — его жена Кеке, запил после того, как дети Кеке стали умирать в младенчестве. Это нетипично для тогдашней, дореволюционной, бедной Грузии, где жены небогатых людей по многу раз рождали мертвых сыновей, а отцы относительно спокойно ждали, когда родятся живые.

Предположим, что Бесо был тонким человеком, и смерть сыновей его дестабилизировала. Но такой тонкий человек должен страшно радоваться рождению живого сына. Между тем Бесо, по сведениям, заслуживающим доверия (один из источников — очень близкий к Сталину Камо), был очень жесток со своим третьим и единственным выжившим сыном. Объяснять это одним только пьянством невозможно.

Зачастую пьяницы наоборот демонстрируют повышенное умиление по отношению к маленьким детям, вымещая зло на взрослых (например, на женах). Бесо же истязал именно Сталина. Почему? Ведь он, повторяю, был третьим ребенком, родившимся после двух мертвых. Притом что смерть двоих первенцев очень травмировала Бесо. Чем, кроме подозрений по поводу того, что наконец-то родившийся ребенок — не твой сын, может быть вызвана такая жестокость, трудно совместимая со страстным желанием обрести живого ребенка?

Эти странности в отношениях не сплетни, а установленные факты. Которые можно интерпретировать по-разному. Совсем необязательно так, как, мягко говоря, глубоко не протокольные (а на деле, возможно, и выдуманные) источники сплетен, собираемых господином Радзинским.

Но перечисленные нами выше странности были достоянием современников Сталина, и они не могли не интерпретироваться. Все странные данные о возвысившихся личностях всегда подвергаются интерпретациям, то есть сплетням. Достигали ли эти сплетни ушей Сталина, который не мог не задаваться вопросом о причинах особой неприязни к нему его официального отца?

Понятно, что, осуществляя такую аналитику, мы становимся на зыбкую почву. Но иной почвы, коль скоро речь идет о Сталине и таком эксклюзиве, как интимная жизнь Кеке, просто не может быть.

Помимо такого непротокольного источника, как суждения безвестной М. Хачатуровой, опирающейся на сообщенные ей суждения еще более неизвестной горийской старухи, Радзинский ссылается на письма некоей Н. Гоглидзе, которая якобы написала ему следующее: «Его мать никогда не приезжала к нему в Москву. Можно ли представить грузина, который, став царем, не позовет к себе свою мать? Он никогда не писал ей. Не приехал даже на ее похороны. Говорят, открыто называл ее чуть ли не старой проституткой. Дело в том, что Бесо жил в Тифлисе и не присылал им денег — всё пропивал этот пьяница. Кэкэ должна была сама зарабатывать на жизнь, на учение сына — она ходила по домам к богатым людям, стирала, шила. Она была совсем молодая. Дальнейшее легко представить. Даже при его жизни, когда все всего боялись, люди говорили: „Сталин не был сыном неграмотного Бесо“. Называли фамилию Пржевальского»284.

Вопрос о том, когда Пржевальский приезжал в Гори, требует отдельного рассмотрения. Но сплетня по поводу отцовства Пржевальского действительно гуляла наряду с другими в определенных кругах советской, прежде всего, грузинской элиты.

А вот еще одно из более чем сомнительных писем, которые якобы написала Радзинскому некая более чем проблематичная Гоглидзе: «После смерти Сталина, когда исчез страх, стали называть еще несколько имен предполагаемых отцов — среди них был даже еврей-купец. Но чаще всех называли Якова Эгнаташвили. Это был богатый виноторговец, любитель кулачных боев. И у него тоже работала Кэкэ. Недаром Яков Эгнаташвили платил за учение Сосо в семинарии. Говорили, что Сталин в его честь назвал Яковом своего первого сына... Я видела портрет этого богатыря-грузина. Нет, это совсем не тщедушный Сосо... Конечно, когда Бесо возвращался из Тифлиса, он узнавал все эти слухи. Может, поэтому он так бил маленького Сосо? И жену он бил смертно. И когда Сталин вырос — он, как всякий грузин, не мог не презирать падшую женщину. Оттого никогда не приглашал мать в Москву, не писал ей»285.

Дело не в том, существует ли эта самая Н. Гоглидзе, а в том, что перечисляемые ею сплетни бытовали в советской, прежде всего, грузинской элите. И были порождены очевидными для элиты странностями в отношениях между Сталиным и его матерью.

Бытовали ли эти сплетни тогда, когда Сталин был еще ребенком, формировали ли они что-то в его личности? Твердого ответа тут быть не может, но возможность такого воздействия на личность Сталина исключить нельзя.

Еще один источник собираемых Радзинским сплетен — некая И. Нодия. Такой же фантом, как и Гоглидзе с Хачатуровой. Якобы И. Нодия сообщила патентованному собирателю сплетен следующее: «Еще при его жизни, когда за любое не так сказанное слово о нем исчезали, люди свободно рассказывали, что он незаконный сын великого Пржевальского. Эти ненаказуемые рассказы могли быть только с высочайшего одобрения. В этом была не только ненависть Сталина к пьянице-отцу, но и государственный интерес. Он уже стал царем всея Руси и вместо неграмотного грузина-пьяницы захотел иметь знатного русского папашу. Но в Грузии согрешившая замужняя женщина — падшая женщина. Это родило грязные легенды о его матери...»286

Все эти откровения Радзинского можно было бы просто с отвращением отбросить, если бы не существование почвы, рождающей подобные «цветы зла». Но почва существует. И Радзинский — только собирает не им взлелеянные плоды, они же — сплетни о Кеке. Сам Радзинский от этих сплетен вскоре отказывается.

Летом 1993 года он получает возможность работать в архиве президента. Радзинского до экстаза впечатляет возможность въехать в Кремль. Он начинает благоговейно прикасаться к личным бумагам Сталина и обнаруживает, что все сплетни лживы. Радзинский так же легко покупается на сплетни, как и отказывается от них. Потому что ничего в личном архиве президента он обнаружить не может. Эти архивы Сталин сначала чистил сам. Потом их чистили другие. Радзинский обнаруживает очевидное. То, что Сталин писал маме письма. А также то, что Сталин звал маму в Кремль, но она не приехала. А также то, что Сталин поселил маму в бывшем дворце наместника Кавказа, но она там заняла крохотную каморку.

Радзинский сначала запускает сплетни, которые начинают тиражировать разного рода безумцы и пошляки. А потом от этих сплетен отпрыгивает, позволяя им путешествовать отдельно от него. Типичный почерк патентованного провокатора. Впрочем, один интересный источник Радзинский всё же упоминает. Это воспоминания врача Николая Кипшидзе, лечившего Кеке и плотно с ней общавшегося.

Николай Кипшидзе, в отличие от мифических или полумифических сплетниц, якобы делившихся с Радзинским своими «эксклюзивами», — лицо отнюдь не мифическое.

Николай Андреевич Кипшидзе родился в 1888 году в семье простолюдина. Он умер в 1954 году. Простолюдин Кипшидзе женился на дворянке Даро Габашвили, дочери землевладельца Василия Габашвили. У этого землевладельца было две дочери и четверо сыновей. Одна дочь, Нина, вышла за князя Вахтанга Цицишвили, а другая, Даро, за интересующего нас Николая Кипшидзе. Отец Даро был против такого брака. Но бабушка заступилась за Даро, сказав, что Николай — крестьянин, который «нам понадобится». И она была права.

Даро получила в приданое одно из самых необычайных зданий в Тбилиси, дом князя Василия Габашвили на Ольгинской улице. Габашвили был не только землевладельцем. Он владел золотыми рудниками в России, жил на широкую ногу. Дом на Ольгинской улице построил архитектор Корнелий Татищев в 1897 году. В этом доме и поселились Даро и Николай Кипшидзе. После революции дом стал коммунальным. Но молодой медик Николай Кипшидзе, окончивший в 1914 году военно-медицинскую академию, служивший врачом в армии и работавший с 1919 года ассистентом кафедры госпитальной терапии медицинского факультета Тбилисского университета, в 1931 году стал заведующим кафедры терапии Тбилисского медицинского института.

Николай Кипшидзе быстро шел в гору. Он стал знаменит благодаря своим исследованиям целого ряда заболеваний. А также благодаря изучению очень востребованных лечебных факторов курортов Грузии. Кипшидзе действительно лечил и Сталина, и его мать Кеке. В итоге Кипшидзе был возвращен его особняк. В особняке окопались дворянские родственники Кипшидзе из семейства Габашвили.

Итак, Кипшидзе, в отличие от М. Хачатуровой, Н. Гогладзе, И. Нодия — более чем реальный персонаж. Но этот персонаж никаких опубликованных воспоминаний не оставил. И поэтому ссылка Радзинского на воспоминания Кипшидзе — полностью на совести данного собирателя сплетен. Мы только оговариваем, что в данном случае сплетня по крайней мере имеет автора. По отношению к другим сплетням данная сплетня носит предельно пристойный характер.

Радзинский черпает из неведомых воспоминаний Кипшидзе следующий диалог между Кеке и ее сыном:

«Иосиф, кто же ты теперь будешь? — спрашивает мать.

— Царя помнишь? ну я вроде царь.

— Лучше бы ты стал священником»287.

Якобы ответ матери понравился Сталину. Радзинский указывает на то, что эта притча, автором которой является то ли Кипшидзе, то ли кто-то другой, получила широкую огласку среди советской интеллигенции.

Кроме того, данная притча хорошо согласуется со сведениями, полученными из более надежных источников, нежели насквозь сомнительный и провокативный Радзинский.

Дочь Сталина Светлана Аллилуева в своих воспоминаниях тоже описывает этот случай: «Она осталась религиозной до последних своих дней и, когда отец навестил ее, незадолго до ее смерти, сказала ему: «А жаль, что ты так и не стал священником»... Он повторял эти ее слова с восхищением; ему нравилось ее пренебрежение к тому, чего он достиг — к земной славе, к суете...»288

Однако это совпадение не добавляет достоверности другому свидетельству Кипшидзе, излагаемому Радзинским, поскольку непонятно даже в каком виде воспоминания Кипшидзе существуют. То ли это мемуары, предназначенные для опубликования, то ли это, наоборот, личные дневники, к огласке не предназначенные, то ли это отдельные разговоры в частных беседах. Эдвард Радзинский утверждает, что когда Кипшидзе рассказывает про Виссариона Джугашвили: «Однажды пьяный отец поднял сына и с силой бросил его на пол. У мальчика несколько дней шла кровавая моча», — то он передает слова Кеке289.

Это очень редкое свидетельство, и потому оно могло бы быть крайне ценным, если бы дано было не в пересказе Радзинского, а исходило непосредственно от личного врача Сталина и его матери.

Помимо Радзинского о жестоких побоях, с детства регулярно наносимых Виссарионом Джугашвили своему сыну Иосифу, прямо пишет только друг детства Иосиф Давришеви.

Иосиф Давришеви — это сын начальника полиции Гори Дамиана Давришеви, друга семьи Джугашвили. В детстве два Иосифа проводили вместе много времени, но когда Сталин поступил в Тифлисскую духовную семинарию, их пути разошлись. Давришеви присоединился к социалистам-федералистам, активно принимал участие в революционном движении, после ареста бежал в Швейцарию, откуда был выслан и осел во Франции. Летчиком вступил в ряды французской армии, работал в разведке — то ли французской, то ли русской. Книга его воспоминаний «Ах! Как мы веселились с моим другом Сталиным» на французском языке увидела свет лишь в 1979 году, уже после его смерти в 1975-м.

В этих воспоминаниях Иосиф Давришеви утверждал, что Бесо обращался с сыном, «как с собакой, избивая ни за что»290.

Другой эмигрант, Иосиф Иремашвили, так описывает отношение Сталина к родителям: «Единственная, кого он признавал и боготворил, — была его мать... Больше всех он ненавидел собственного отца. Его он винил в том, что мать занималась принудительным рабским трудом. Незаслуженные побои от отца сделали его таким же грубым и бессердечным»291.

Иосиф Иремашвили учился со Сталиным в Горийском духовном училище и Тифлисской духовной семинарии. Позже Иремашвили стал меньшевиком, боролся за независимость Грузии, был арестован и выслан в Германию, где в 1931 году и написал книгу о детстве и юности Сталина. С одной стороны, воспоминания Иремашвили представляют собой ценные сведения как свидетельство человека, находившегося довольно близко к семье Джугашвили. С другой стороны, это мемуары личного и политического врага Сталина, содержащие, в том числе, грубые ошибки. Например, Иремашвили пишет, что Кеке «на вырученные копейки пыталась выучить сына сапожному ремеслу»292.

Значительно более достоверны воспоминания ближайшего друга Сталина Симона Тер-Петросяна (известного революционера Камо). Симон, сын армянского подрядчика, родился в 1882 году в городе Гори. Страдал от побоев отца, который, по словам Симона, не ограничивался избиением членов семьи, но и над работниками своими в конторе жестоко издевался. Примерно в 16 лет Симон Тер-Петросян был исключен из горийского городского училища за плохое поведение и сбежал в Тифлис. Он хотел пойти в армию в качестве вольноопределяющегося, но для этого ему нужно было выучить русский язык. Родная сестра матери — тетя Елизавета, у которой Симон жил в Тифлисе, наняла ему репетитора — им оказался молодой Иосиф Джугашвили, которого Симон знал еще по Гори (как он говорил, «в Гори все друг друга знали»). Иосиф и познакомил Симона с революционерами.

Подчеркивая существование на Кавказе культа отца, Симон Тер-Петросян с горечью пишет в воспоминаниях 1922 года: «К сожалению, ни я, ни Иосиф своими отцами гордиться не могли. Мы их стыдились... И мой отец Аршак Тер-Петросов, и отец Иосифа Виссарион Джугашвили были жестокими домашними тиранами, пьяницами и никчемными людьми»293. Подчеркнем, что это говорит не изнеженный представитель интеллигенции, а профессиональный революционер, налетчик, знаменитый своими дерзкими и беспощадными экспроприациями. И уж если он придает такое значение жестокости отца, значит, речь идет не просто о воспитании, характерном для традиционной семьи.

Дочь Сталина, Светлана Аллилуева, закончила исторический факультет МГУ, стала кандидатом филологических наук, работала в Институте мировой литературы, а в 1966 году эмигрировала в США, оставив детей в Советском Союзе. Издание за границей ее мемуаров «20 писем к другу» стало сенсацией и принесло Светлане Иосифовне огромный гонорар.

Светлана Аллилуева писала позже, что Сталина не отец бил, а мать. По словам Светланы, он «был восхищен ее [Кеке] непреклонностью. Но вспоминал также: „Как она меня била! Ай-яй-яй, как она меня била!“ И в этом, по-видимому, был для него знак ее любви»294.

Еще одним источником мемуарного характера являются воспоминания музыковеда, кандидата искусствоведения Тамары Геладзе — внучки Сандала (Андрея) Геладзе, брата Кеке. Она родилась в 1920 году и в основном жила в Грузии. В 1942 году она окончила филологический факультет Тбилисского университета, в 1945-м — Тбилисскую консерваторию по классической истории музыки, в 1949-м — аспирантуру в Московской консерватории. С 1950 года преподавала в Тбилиси: сначала музыкальную литературу в музучилище, затем историю зарубежной музыки в консерватории.

В 2010 году журналист Игорь Оболенский, путешествуя по Грузии, взял у Тамары Геладзе интервью. Правда, Оболенский сообщает, что на вид Тамаре Геладзе «немного за 70», тогда как на самом деле ей было уже под 90. Она пояснила, что многочисленные историки, интересовавшиеся Сталиным, никогда не интересовались ею. Она, в свою очередь, тоже «не стремилась к публичности... Хотя, наверное, есть что рассказать»295.

Например, в интервью Оболенскому Тамара Геладзе утверждает: «Кто-то пишет, что Кеке била сына. Не могло этого быть, она его обожала...»296

Однако Тамара Геладзе оперирует чужими рассказами и опирается на свое представление о том, как оно должно было бы быть. Поэтому ценность ее свидетельств — со всеми оговорками — ниже, чем у тех, кто непосредственно сталкивался с семьей Виссариона и Екатерины: Иремашвили, Давришеви, Камо.

Однако некоторые утверждения Камо противоречат устоявшимся представлениям о семье Сталина. Например, Тер-Петросян пишет: «Как только Виссарион заводил речь об отце и брате, его несчастная жена Екатерина бежала прятаться к соседям. Якобы причиной порчи отношений Виссариона с отцом была его женитьба на Екатерине, которая отцу не нравилась. Жена и сын были ответчиками за все несчастья, которые происходили с Виссарионом»297.

Однако сын крестного отца Сталина — Александр Михайлович Цихитатришвили вспоминал позднее: «Среди поселившихся в Лило Джугашвили выдвинулся Вано, у которого родились два сына — Бесо и Георгий... После его смерти сын Георгий был убит разбойниками в Кахетии, а Бесо пошел в город (Тифлис) и здесь стал работать на заводе Адельханова, где выдвинулся и получил звание мастера»298. Очевидно, всё описанное происходило до женитьбы и даже знакомства Виссариона и Екатерины в Гори, а значит, она не могла быть причиной порчи отношений Бесо с его отцом Вано.

Как можно объяснить такое противоречие? Предположить заведомый обман со стороны близкого друга Сталина Камо или молочного брата Сталина Александра Цихитатришвили сложно. Но тогда что?

Можно предложить несколько объяснений рассматриваемого противоречия. Одно из них таково. Если слова Камо: «Якобы причиной порчи отношений Виссариона с отцом была его женитьба на Екатерине, которая отцу не нравилась», считать трактовкой Камо, его пониманием происходившего, то не исключено, что в уме Виссариона трагедия ранней смерти отца и брата была неразрывно связана с переездом и женитьбой на Кеке. Тогда всякое воспоминание о погибших было настолько горьким, что требовало выплеснуть весь негатив на ближайших «участников» горьких событий — жену и сына.

Возможно и другое объяснение: семья Джугашвили где-то пересекалась с семьей Геладзе, когда еще были живы отец Виссариона Вано и брат Георгий. Причем уже тогда Бесо выразил некоторое восхищение юной Кеке, а Вано высказался резко отрицательно о самой идее сближения с нею. Версия достаточно фантастическая. Тем не менее, по свидетельству того же Александра Цихитатришвили, Бесо и Кеке объединяет то, что они совершали паломничества в Гери: «О том, что живущие в Лило Джугашвили являются выходцами из Гери, я слышал как от своего отца, так и от самой тети Кеке. Кроме этого, в моей памяти не изгладилось, что и Бесо, и Кеке часто вспоминали Гери и ходили туда молиться, как в молельню своих предков»299. Обычно паломничества совершались в соответствующие праздники, а значит, вероятность встречи там Бесо и Кеке существует, пусть и мизерная.

Таким образом, паломничество в Гери — существенная часть взаимоотношений между Кеке и Бесо, а не только один из эпизодов, пусть и очень важных, из детства Сталина.

Мы не можем на этой основе делать далеко идущих выводов о странной религиозности Кеке и ее мужа. Но мы можем констатировать, что эпизод с Гери достаточно причудлив. И что эта причудливость должна быть выявлена и обсуждена, коль скоро мы хотим извлекать из сообщений о детстве Сталина не только хрестоматийные канонические — весьма сомнительные при этом — банальности, но и нечто большее. Пусть даже и неопределенное.

Эпизод с Гери тем более важен, что в детстве для спасения Сталина к разному чудотворству прибегали не один раз.

Примерно через два года после описанного ранее паломничества в Гери, когда Сосо вновь тяжело заболел, Кеке горячо молилась за ребенка. Мария Абрамидзе-Цихитатришвили, жена Михаила Цихитатришвили, который крестил Иосифа, указывает: «Отличаясь набожностью, она [Кеке] часто ходила молиться за здоровье своего сына в селение Арбо, которое располагалось неподалеку от селений Гери и Мерети»300. В селении Арбо существуют две церкви Святого Георгия — постройки X и XIX века. Совершенно точно можно сказать, что церковь Х века — это святилище Уастырджи. И нет ничего удивительного в том, что Кеке регулярно ходила туда молиться. Вопрос лишь в том, как в этой обрядовости были сплетены христианские и дохристианские верования (такое сплетение — не редкость на Кавказе), а также грузинские и южноосетинские магическо-религиозные обрядовые начала.

Зафиксировав это обстоятельство, мы продолжим рассмотрение различных сведений по вопросу о, так сказать, моральном облике матери великого вождя. Вот что говорила по этому поводу журналисту Оболенскому уже упоминавшаяся нами Тамара Геладзе: «Кеке была женщиной верующей, соблюдала все обряды и правила»301.

Друг детства Сталина, меньшевик и эмигрант Иосиф Иремашвили тоже писал: «Так же, как и все грузинские женщины, она [Кеке] была глубоко верующая»302.

Дочь Сталина Светлана Иосифовна писала о Екатерине Джугашвили: «У бабушки были свои принципы — принципы религиозного человека, прожившего строгую, тяжелую, честную и достойную жизнь. Ее твердость, упрямство, ее строгость к себе, ее пуританская мораль, ее суровый мужественный характер — всё это перешло к отцу»303.

По этим описаниям первым делом представляется женщина православная, строгая и сдержанная. Однако участие Кеке в обрядах в древних грузинско-осетинских святилищах, посвященных мужскому божеству, вынуждает нас подредактировать эту благообразную картину.

Поэтому, когда Серго Берия — сын революционера, советского партийного деятеля, генерального комиссара госбезопасности Лаврентия Берии подвергает сомнению набожность Кеке: «Мою бабушку очень огорчало ее [Кеке] безбожие. Однажды, когда она предложила ей помолиться Богу и попросить его о прощении грехов, совершаемых их сыновьями, Екатерина Джугашвили рассмеялась ей в лицо»304, — это не вызывает особого удивления. Потому что есть ненулевая вероятность того, что Кеке была не вполне канонической верующей. И коль скоро это так, данные Серго Берии следует считать немаловажными. Потому что, на наш взгляд, эти данные вполне могут говорить не об атеистическом безбожии Кеке, а о ее том или ином иноверии, которое является, коль скоро это так, одним из звеньев в цепочке тех странностей, которые мы указали, обсуждая отношения Сталина и его матери.

В этом смехе Кеке виден такой же вызов, как и в нежелании ехать в Москву или в выборе для жилья самой маленькой каморки во дворце наместника Грузии.

Серго Берия, который знает традиции Кавказа не понаслышке, добавляет еще одну странность. Он подчеркивает, что Сталин познакомил своих детей с их бабушкой довольно поздно: Васе было пятнадцать лет, Светлане — десять. Хотя они гостили в Тбилиси и ранее.

Серго Берия, ссылаясь на свою маму и бабушку, рассказывает: «Екатерина [Геладзе] обожала мою мать... Она дружелюбно упрекала мою маму за то, что мать сломала всю свою молодость, отдаваясь полностью мужу, семье и учебе. „Почему бы тебе не найти себе любовника? — говорила она матери. — Ты слишком молода, чтобы погрязнуть в домашних делах! Не будь дурехой. Если захочешь, я познакомлю тебя с молодыми людьми. Я в молодости вела хозяйство в одном доме и, познакомившись с красивым парнем, не упустила своего. Хотя и не была такой красивой, как ты“. Она даже упрекнула мою бабушку за то, что та „держит Нину под замком, запрещая ей высунуть нос наружу“... Екатерину интересовали только интимные связи и различного рода сплетни»305.

Эта картина не соотносится со строгой, особо нравственной Кеке, образ которой рисуют агиографические воспоминания друзей Сталина. Серго Берия описывает ее как женщину с характером, чувством юмора, решительную, такую, которая за словом в карман не лезет. Читая описание Серго, понимаешь, что такая женщина могла добиться поставленной цели. Даже в одиночку, даже в XIX веке, даже на Кавказе.

Подчеркнем, что Серго Берия говорит о наличии сплетен о неверности Кеке еще во время их брака с Виссарионом: «Все знали, что муж Е. Джугашвили пьянствовал и бил ее за беспутную жизнь»306. И, отмечает Серго, вполне вероятно, что Бесо не был отцом Сталина. По словам Серго, Лаврентий Берия говорил, что «в жилах Сталина, возможно, течет персидская кровь». Лаврентий Берия сравнивал его с шахом Аббасом — персидским шахом династии Сефевидов, крупным реформатором и полководцем, превратившим Сефевидскую державу в централизованную абсолютистскую монархию.

Эти воспоминания были опубликованы не в первой книге мемуаров «Мой отец — Лаврентий Берия», изданной в России в 1994 году, а во второй — опубликованной во Франции в 1999 году, за год до смерти Серго Берии. Серго, владевший французским языком, наверняка мог с ними ознакомиться — и, если бы французское издательство что-то добавило от себя, то это привело бы к скандалу.

Но если это реальные воспоминания Серго Берии, то, подчеркнем, на Кавказе честь женщины ценится особенно — и потому такие обвинения от человека, знакомого с традициями Кавказа и выросшего в кавказской культуре, не могут быть голословными.

Тамара Геладзе подтверждает, что слухи о любвеобильности Кеке ходили. По ее словам, про Кеке «много что говорили. Что и легкомысленная, и погулять любит. Но на самом деле она была не такой. Да и в Гори ничего про нее дурного не говорили... Если бы Кеке была легкомысленная, как говорят, то исключено, что о ней бы хорошо отзывались. А Матвей [Нариашвили — брат Елизаветы Нариашвили, жены Сандала Геладзе, родного брата Кеке] даже дал ей с мужем Бесо место для постройки дома в Гори. И для меня лично это аргумент, что она не была такой уж влюбчивой»307.

Но ведь последняя фраза означает, что насколько-то влюбчивой Екатерина всё же была? Что скрывается за этой формулировкой?

В журнале «Огонек» за 1988 год была опубликована статья «Что мы знаем о Ляпидевском?», где специальный корреспондент журнала Александр Болотин среди вдруг обнаруженных им магнитофонных записей известного летчика Анатолия Ляпидевского наткнулся на рассказ последнего о приеме в Кремле по случаю награждения челюскинцев. По словам Болотина, во время банкета к Ляпидевскому подошел Сталин и прямо сказал: «У вас, товарищ Ляпидевский, отец был поп, и у меня отец был поп... Если будет необходимость, обращайтесь непосредственно... к товарищу Сталину...»308

Умер Герой Советского Союза, принимавший участие в спасении челюскинцев Анатолий Ляпидевский в 1983 году — и потому опровергнуть данную публикацию уже не мог.

Однако напечатанное слово живет своей жизнью. Версия о том, что отцом Сталина мог быть некий священник, базирующаяся на данной статье журнала «Огонек», появляется в 1990 году во втором томе сталинской биографии за авторством американского советолога, связанного со спецслужбами США, Роберта Такера «Сталин у власти. 1928–1941». Такер связывает эту версию с поступлением Сосо в духовное училище, куда принимались дети священнослужителей. И, соответственно, предполагает, что «часто находившийся в отлучках» Бесо не был настоящим отцом Сталина. (Английский историк Саймон Себаг-Монтефиоре в дальнейшем развивает версию Такера, предполагая, что этим священником — возможным отцом Сталина — мог быть Христофор Чарквиани, который, согласно воспоминаниям Кеке, помог Сталину поступить в Горийское духовное училище.)

В советской печати тему возможного легкомыслия матери Сталина подхватил советский писатель и историк Антон Владимирович Антонов-Овсеенко. Свою статью «Сталин и его время» он опубликовал в журнале «Вопросы истории» № 7 за 1989 год.

Антон Владимирович Антонов-Овсеенко — очень яростный и предвзятый антисталинист. Справедливости ради надо признать, что его ненависть к Сталину возникла не на пустом месте: в 1936 году, когда Антон Владимирович был студентом исторического факультета Московского государственного педагогического института, в ханты-мансийской тюрьме покончила с собой его мать Розалия Борисовна Кацнельсон, арестованная как враг народа в 1929 году; отец — известный советский государственный деятель, дипломат Владимир Александрович Антонов-Овсеенко был арестован в 1937 году, а в 1938 году расстрелян.

Оговорив эти важные для нас детали, перейдем к свидетельствам возможного легкомысленного поведения матери Сталина, приведенные Антоном Владимировичем Антоновым-Овсеенко.

Во-первых, он приводит свидетельства вдовы Иллариона Виссарионовича Мгеладзе. Илларион Виссарионович — известный советский литературный критик. Вступил в РСДРП(б) в 1907 году, работал на Кавказе. В 1927 году как член «троцкистской оппозиции» был исключен из партии (правда, в 1928 году восстановлен). Повторно арестован в 1935 году, исключен из ВКП(б) и расстрелян в 1941 году.

Его вдова, Татьяна Петровна Вардина-Мгеладзе, пояснила, что ее муж близко знал молодого Кобу. В своих воспоминаниях она утверждала: «Сталин — сын зажиточного князя и горничной. Выдав ее замуж за сапожника, князь наделил супруга участком земли и покровительствовал Сосо»309.

Вся гипотеза строится на идее сокрытия незаконной беременности путем выдачи Кеке замуж за Виссариона. Но мы знаем, что в семье Виссариона и Екатерины Джугашвили до Иосифа уже родились двое сыновей, которые умерли во младенчестве. Значит, либо неродной ребенок от Бесо умер вскоре после рождения, либо Иосиф не является сыном высокопоставленного лица, из-за которого и пришлось срочно выдавать Кеке замуж.

Внучка Сталина Галина Яковлевна об этой версии писала так: «Позднее, с легкого пера вошедшего в моду романиста, жертвами шарма рыжей матрасницы оказались уже и российские вельможи: царский наместник в Грузии князь Голицын (если то не был граф Воронцов), а также некая сановная персона непосредственно царского происхождения (отрывки из романа мне читали по телефону, и в эфирном стрекоте имя знатного лица съежилось и утратило буквенный контур)»310.

А внучка брата Екатерины Георгиевны Джугашвили, Тамара Геладзе вспоминала: «Потом уже много небылиц появлялось. Где-то даже написано, что Сталин чуть ли не сын Александра Третьего. Это же чушь»311. И добавляла, что, когда речь заходила о «настоящем» отце Иосифа, то «называли и другие имена — двух или трех местных князей»312.

Напомним, что согласно воспоминаниям самой Екатерины Джугашвили, участком земли наделил семью Геладзе по их приезду в Гори их дальний родственник Матэ Нариашвили. Он приходился братом Лизе Нариашвили — жене Сандала Геладзе, брата Екатерины.

Данных о том, что Матэ Нариашвили был князем, у нас нет. Да и вряд ли бы простолюдин, которым был Сандал Геладзе, мог бы сразу после отмены крепостного права жениться на сестре князя.

Далее Антонов-Овсеенко приводит следующий факт, источник которого неизвестен: «Отцом Сталина был Яков Егнаташвили, купец 2-й гильдии. Он жил в Гори и нанял прачкой юную Екатерину Геладзе. Чтобы покрыть грех, купец Егнаташвили выдал Кето замуж за «холодного» сапожника Виссариона Джугашвили — запойного пьяницу, вспыльчивого и грубого. Сосо доставалось от него часто... Будущий генсек очень тяготился своим происхождением, положение бастарда... его угнетало, озлобляло»313.

У слухов о связи Якова и Кеке есть конкретная почва: Яков Эгнаташвили всегда очень сильно помогал семье Джугашвили. А когда Виссарион запил, Яков Эгнаташвили помогал конкретно Кеке: присылал ей еду, участвовал в воспитании Иосифа. Екатерина всегда называла его «крестным» Иосифа, несмотря на то, что формально крестным ее сына он не был.

Антонов-Овсеенко приводит также несколько историй вопиюще дурного отношения Сталина к матери. Эти рассказы перекликаются с сомнительными свидетельствами собеседницы Эдуарда Радзинского, утверждавшей, что Сталин называл мать «проституткой». Один из рассказов Антонова-Овсеенко не имеет авторства: «Однажды, в 1927 г., прибыв в Тифлис и увидев среди встречающих на вокзале свою мать, воскликнул: „Ты тоже здесь, старая б...?!“»314

Источником другой истории является сообщение Александра Ивановича Папавы, бывшего ректора Кутаисского института, прошедшего сталинские лагеря. Папава приводит воспоминания некой грузинской «доверенной коммунистки» Цецилии, приставленной к матери Сталина, чтобы ей помогать: «Вилла Сталина в Коджори была довольно просторной. Соратники собирались в большой жилой комнате, которая соединялась с его кабинетом. В тот день там находился Филипп Махарадзе, председатель ЦИК Грузии. Увидев свою мать, Коба решил подшутить над ним: „Ты что, Филипп, всё еще ... эту старую б...?“ Махарадзе плюнул и, опрокинув стул, вышел из кабинета. В жилой комнате, которая в то время была наполнена гостями, он дал волю своим чувствам: „Что это за генсек? Он всего лишь грубый кинто“»315.

Поясним, что кинто — это мелкий ремесленник и торговец-разносчик. Но в отличие от благородных карачохели, кинто ассоциируется скорее с праздным жуликом и веселым мошенником.

Филипп Махарадзе — революционер, сын священника. Окончил Тифлисскую духовную семинарию. Сталина и Махарадзе связывали годы совместной работы в Закавказье. С 1931 по 1938 он возглавлял ЦИК Грузинской ССР.

Описанная реакция Махарадзе на слова Сталина не похожа на естественную реакцию человека, способного возглавлять ЦИК СССР. И вряд ли такое прилюдное оскорбление осталось бы без ответа со стороны вождя, однако карьера Махарадзе не пострадала: с июля 1938 года он становится председателем Президиума Верховного Совета Грузинской ССР.

Третья история рассказана Антоном Владимировичем Антоновым-Овсеенко якобы со слов Валерии Львовны Стэн — жены Яна Эрнестовича Стэна. Ян Эрнестович — известный философ, специалист по диалектике, гносеологии, социальной философии. В 1925 году, когда Сталин занимался гегелевской диалектикой, он пригласил Стэна для руководства этими занятиями. В 1924–1927 годах был заведующим сектором пропаганды Агитпропа Коминтерна, в 1927–1928 годах — заместителем заведующего Агитпропа ВКП(б). В 1928–1930 годах работал заместителем директора Института Маркса-Энгельса-Ленина, затем профессором Института Красной профессуры. На XIV и XV съездах партии Стэн избирался членом ЦКК ВКП(б).

Стэн был одним из тех немногих, кто позволял себе публично спорить со Сталиным и защищать Бухарина. В конце 1920-х — начале 1930-х годов Ян Эрнестович участвовал в движении сопротивления сталинизму и становлению режима личной власти Сталина в партии и государстве. В 1932 году Стэн был исключен из партии как бывший участник левооппортунистической оппозиции и сослан в Акмолинск. В 1934 году его освободили, но в 1936-м снова арестовали и в 1937 году расстреляли.

По словам Антона Владимировича Антонова-Овсеенко, жена Яна Эрнестовича Стэна Валерия Львовна свидетельствовала, что в начале 1920-х годов Сталин познакомил Стэна с Екатериной Геладзе со словами «Ян Эрнестович, правда, ей надо подобрать хорошего мужа?».

С одной стороны, перед нами грубые сплетни из сомнительных источников. С другой стороны, мы эти сплетни, как и в случае с Радзинским, игнорировать не можем. Почему?

В стихотворении Анны Ахматовой есть такие строки, имеющие прямое отношение к ответу на подобное «почему»:

Когда б вы знали, из какого сора
Растут стихи, не ведая стыда...

Из сора сплетен о Сталине никогда не вырастут цветы истины. Но из него — при определенном, конечно же, к нему отношении, может вырасти некая загадочная объемность. Которая в любом случае лучше плоской банальности, ничуть не более достоверной в случае Сталина, чем эта мифологическая объемность. Ведь миф не обязательно является лживым пропагандистским искажением реальности. Миф, конечно же, может быть и таким искажением. Но он может быть и чем-то совсем другим. Это «совсем другое» — система разнокачественных притч, вращающихся вокруг ядра, слагаемого действительными странностями и объективной масштабностью личности Сталина.

Построение мифа как такого космоса может подарить нам какие-то исследовательские догадки. Герой Достоевского говорил: «Хоть и ретроградно, а всё же лучше, чем ничего».

Мы можем перефразировать героя и сказать: «Хоть и мифологично, но всё же ближе к тому НИЧТО, чьи подмигивания мы только и можем зафиксировать, занимаясь биографией Сталина».

Анатолий Янченко
Свежие статьи