Наши конференции в Екатеринбурге, Ленинграде, Самаре, Ростове-на-Дону, Томске, Брянске и Москве, посвященные столетию Великой Октябрьской социалистической революции...

Наш проект «Исторические тетради», являющийся следующим после этих конференций шагом...

Наше исследование некоего антирусского конструкта под названием «Украинство», которое сначала вылилось в серию докладов и статей, опубликованных в этой газете, а теперь оказалось реализовано в виде монографии и научно-практической конференции на ту же тему...

Наш отказ от обычного формата газеты в пользу того формата, который был предложен читателю на протяжении последних месяцев...

Наш культурный проект с постановкой сразу двух новых спектаклей и включением в необычную театральную деятельность творческой коммунарской молодежи...

Предъявление этой молодежью способности вести и культурную, и интеллектуально-политическую деятельность...

И наконец, наше постепенное возвращение к тому формату газеты, который привычен для читателя...

Что является общим стратегическим знаменателем всех этих наших новых подходов, не противоречащих нашей традиции, а развивающих ее?

Всё это является нашим ответом на очень масштабный вызов. Попробую в данной передовице описать и этот вызов, и наш ответ.

2017 год по многим причинам является необычным. Только одна из причин состоит в том, что это год столетия Великой Октябрьской социалистической революции. Но одного этого достаточно для того, чтобы рассматривать 2017 год как вызов всем нам, а в каком-то смысле — и как общечеловеческий вызов.

В самом деле, что, если в России вообще не будут отвечать на вызов под названием «Столетие Октября»? Что, если власть постарается проигнорировать эту дату, а оппозиция отреагирует на нее дежурным образом? В этом случае центр празднования столетия Великого Октября перенесется в Китай. И мы окажемся в унизительной роли страны, бывшей когда-то «старшим братом» Китая, а теперь с тоской взирающей на то, как бывший «младший брат» превращается в супердержаву № 1, в то время как бывший «старший брат» явным образом переместился и продолжает перемещаться в группу стран, лишенных каких бы то ни было сверхдержавных амбиций и только пытающихся держаться на плаву.

Одно дело — когда таких амбиций лишена, например, Португалия или Бразилия. Тут можно сказать, что амбиций как не было, так и нет. А другое дело — когда амбиций было хоть отбавляй, и они были подкреплены воистину великими свершениями. А также несомненностью военно-стратегической и экономической мощи, неоспоримо свидетельствовавшей о нашем как минимум втором месте в мире и о нашей способности осуществлять не догоняющее, а опережающее развитие. Например, в сфере завоевания космоса.

Португалия не рухнула с таких высот в свое сегодняшнее положение. А Бразилия — так даже и воспарила по отношению к своей прежней роли. Рухнули мы, и с каждым годом становится всё менее ясно, зачем мы, так сказать, исполнили этот чудовищный номер.

До сих пор находятся странные люди, которые утверждают, что нынешней России развиваться мешает Ленин в Мавзолее. Эти люди не знают о том, что в Китае на площади Тяньаньмэнь находится мавзолей Мао Цзэдуна и что это не мешает развиваться Китаю, который проводит линию, весьма далекую от линии великого кормчего. И при этом не стыдится своего прошлого.

Так что же мешает развитию? Поношение прошлого или его сдержанное почитание, осуществляемое со всеми необходимыми оговорками, со всеми необходимыми коррективами, согласно которым прошлое надо уважать, но не превращать в объект слепого поклонения?

Думается, что ответ на этот вопрос очевиден.

Стоп. Для кого именно очевиден? Для пишущего эти строки? Но разве такая очевидность может претендовать на объективность? Конечно же, нет. На объективность может претендовать, во-первых, факт существования мавзолея Мао Цзэдуна на площади Тяньаньмэнь. И, во-вторых, факт стремительного развития Китая. Сумма двух этих фактов есть объективность, не правда ли? И мы можем сказать, что, согласно этой объективности, Мавзолей Ленина на Красной площади не может быть препятствием для развития России. Это не мое субъективное мнение, понимаете? Это объективность, следующая из двух вышеназванных несомненных фактов. Это такая же объективность, как закон всемирного тяготения.

И что же? Разве мы не имеем дело с огромным количеством разнокалиберных высказываний, в которых эта объективность отрицается?

Что вы скажете о человеке, отрицающем закон всемирного тяготения или то, что Волга впадает в Каспийское море, или то, что дважды два — четыре? Понятно — что. Вы скажете, что имеет место очевидная неадекватность.

А как вы назовете человека, который заявляет о том, что Ленин в Мавзолее мешает развитию России? Назовете ли вы его сторонником определенной идеологии, ведущим достойную полемику со сторонником другой идеологии? Можно ли говорить о психологическом благополучии в нашем отечестве при таком положении дел? Заметьте, я не утверждаю, что Ленин должен лежать в Мавзолее. Если бы я утверждал это, то я был бы сторонником определенной идеологии, полемизирующим со сторонником другой идеологии, и мое мнение было бы столь же субъективно, как и мнение моего оппонента. Но ведь оппонент говорит не о том, что ему хочется вынести Ленина из Мавзолея потому, что он ненавидит Ленина, в чем его законное право. Оппонент говорит о том, что нахождение Ленина в Мавзолее — мешает развитию. То есть о том, что Волга впадает в Средиземное море. Это внимательно выслушивают и говорят: «Почему бы и нет, может это так. Правомочная точка зрения».

Подобный подход совместим с понятием идеологического и психологического благополучия в стране? И можно ли считать благополучной в целом страну, которая погружена в идеологическое и психологическое неблагополучие? Между тем пока мы вкушаем все плоды этого неблагополучия, нас всё более и более демонизируют, превращают в главное мировое зло. Китай в него не превращают, хотя он является коммунистической страной, руководимой компартией. А нас в это абсолютное зло превращают.

Ну и зачем же мы совершили отречение от своего прошлого? Для того чтобы из империи зла превратиться в ось зла? Причем империей зла нас называл один из президентов США в более или менее частном порядке. А осью зла нас назвала вся американская элита, причем вполне официально. Так официально, что дальше некуда. В этом состоянии мы подходим к столетию события, наложившего свой решающий отпечаток на всю мировую историю XX века, а значит, и на всю мировую историю в целом.

Если бы вместо прославления и поношения имело бы место понимание, то можно было бы отнестись к происходящему с определенной сдержанностью. Но когда вместо прославлений и поношений имеет место замалчивание, то ситуация как минимум странная. И эта странность определенным образом повлияет и на оценку нас всем человечеством, и на состояние умов в нашем отечестве.

Чем ближе мы подходим к дате, тем яснее становится, что на вооружение взята странная стратегия замалчивания, чреватая печальными международными и внутриполитическими последствиями. Но ведь есть еще и другие последствия, относящиеся к разряду менее грубых.

Можно, конечно, сказать, что мертвые — это мертвые и что в жизни живых они не участвуют. Или точнее, участвуют только через институт памяти. Но это спорная точка зрения. Ее, безусловно, не разделяют верующие люди, а их на планете миллиарды.

Но можно ли считать, что в науке на сегодняшний день есть единство точки зрения по вопросу о линейности и необратимости времени? В XIX и даже в XX веке такое единство научной точки зрения было, а сейчас его нет. Либо надо полностью отметать всё, что связано с нелинейной квантовой термодинамикой и нелинейной квантовой теорией в целом (а сделать это сегодня уже невозможно), либо нужно в вопросе об обратимости и необратимости времени, его линейности и нелинейности перейти с позиции утвердительности («знаем точно, что оно линейно и необратимо») как минимум на позицию вопросительности («а черт его знает, каково оно на самом деле»).

Возьмем ли мы на вооружение подход с позиции памяти («надо же что-то сказать предкам о нашем отношении к историческому деянию, про которое было сказано «Десять дней, которые потрясли мир»)...

Возьмем ли мы на вооружение религиозный подход («предки смотрят на нас с того берега и скорбят, лицезря наше странное поведение»)...

Возьмем ли мы на вооружение какой-либо другой подход, являющийся и научным, и далеким от суждения, согласно которому прошлое — это только прошлое и ничего более...

Какой бы подход мы ни взяли, нам всё равно придется отвечать за свое отношение к приближающемуся столетию не только перед ныне живущим человечеством и гражданами своей страны, но и перед теми, кто находится на другом метафизическом берегу. И что же мы им скажем?

Мы — это не власть, а гражданское общество вообще и его различные слагаемые в частности. Сегодня в стране ситуация такова, что пассивность гражданского общества не может быть оправдана властным прессингом сталинского или неосталинского типа. Такого прессинга очевидным образом нет. Поэтому рассуждать по принципу «если власть ничего не делает, то что мы можем» — глубоко аморально. Всё мы можем, если по-настоящему захотим и как следует напряжемся, отказавшись от нынешней расслабухи.

Но что мы должны предъявить в этом случае живым и мертвым от лица гражданского общества? Достаточно ли тут обычного почитания, полагающегося в условиях приближения юбилейной даты? Я убежден, что недостаточно. Конечно, почитание лучше, чем наплевательское отношение. И готовность к почитанию надо ценить, в особенности потому, что слишком долгое время его заменяла разрушительная хула.

Но всячески приветствуя необходимое почитание, я никак не могу считать его достаточным в нынешней ситуации. Почитание достаточно в ситуации типа брежневской, когда имеет место некое величие в сочетании с неоспоримой стабильностью. Про такую ситуацию Лермонтов говорил, характеризуя ее как сочетание славы, купленной кровью, и покоя, полного гордого доверия. Исторический опыт доказал, что и в такой ситуации почитания недостаточно. Но в ней-то хотя бы понятно, почему всё сводится к почитанию. Другое дело — сейчас.

Я восхищен тем, что на улицы 9 мая выходят миллионы людей в рамках акции «Бессмертный полк». Я восхищен тем, что на стеклах машин пишут «Спасибо деду за победу». Но это мое восхищение есть восхищение необходимым, а не восхищение достаточным. Внуку следовало бы еще поговорить с дедом и ответить на его вопрос о том, почему залитые кровью советских солдат Украина и Белоруссия перестали быть частью единого отечества. И как обстоят вообще дела с тем, за что дед умер. Со сверхдержавной ролью, например. И согласен ли дед, находящийся на том метафизическом берегу, удовлетворяться весьма условным потребительским благополучием внука. Или же у деда есть счет к качеству этого благополучия и его отличию от того, что дед очевидным образом считал счастьем?

Отнестись к столетию Великого Октября только с позиций праздничного почитания — значит ли это ответить на вызов времени? Лично я убежден, что нет. И что нужно нечто другое.

Нужно предъявить к столетию какие-то пусть крошечные, но стратегические результаты, не прячась за лукавые оправдания, согласно которым если власть таких результатов не предъявляет, то уж нам-то негоже с посконным рылом в калашный ряд.

Пусть наши результаты будут микроскопическими, но они должны быть. Станиславский до революции говорил, что Художественный театр — это его гражданское служение России. Он прекрасно понимал, что Художественный театр — это капля в море. Но это не отменяло для него необходимость такого гражданского служения.

Для меня и моих соратников таким гражданским служением России является создание коммунарского движения. Объясню почему.

Пока существовал Советский Союз и коммунизм, у человечества была альтернативная модель будущего. Причем такого будущего, которое не является чуть более сытным и комфортным вариантом настоящего. Речь шла о новом человеке, о новом типе социальной жизни. Поначалу это носило фантастически привлекательный характер для всего человечества. Но даже при Брежневе нечто продолжало существовать. После краха СССР стратегическое альтернативное будущее исчезло вообще. Есть настоящее — и есть стремление к большему благополучию в будущем. То есть будущее — это когда есть тот же кусок хлеба, но масла на нем побольше.

Так вот, я уверен, что человечество, у которого нет вообще стратегического будущего, найдет сотни способов самоликвидации, простейший из которых — мировая война. Почему началась Первая мировая война? Одни скажут — потому что немцы стали строить дорогу Берлин — Багдад. Другие — что торговцам оружием (чаще всего говорится о некоем Базиле Захарове и его фирме «Виккерс») нужно было повысить спрос на вооружение. Третьи скажут о законе неравномерности развития при империализме. Четвертые — о заговоре против России. И всё это, наверное, имело место. Но главное для меня в том, что у человечества не было стратегического альтернативного выбора и ему стало скучно до тошноты. И оно начало себя уничтожать.

Лозунг коммунизма — «Человек — это звучит гордо». Лозунг капитализма — «Человек — это звучит скучно». Подчинение лозунгу капитализма и формирование царства всеобщей скуки, она же — конец истории — рано или поздно породит новый посткапиталистический лозунг — «Человек — это звучит страшно». Мы приближаемся к этому, причем достаточно стремительно. Пусть скептики сидят сложа руки. Но в этом случае они должны забыть о своем служении России и человечеству. А если ты об этом не забыл — то служи, не думая о том, насколько малы твои дела. Как не думал об этом, например, Станиславский.

Наш ответ на вызов столетия — в том, чтобы предъявить и живым, и мертвым хоть малюсенькую, хоть крохотную модель стратегического альтернативного будущего. Причем такого будущего, которое связано с новым человеком, а значит и с коммунизмом.

Наше крохотное коммунарское движение никак не может быть соотнесено с огромным советским экспериментом альтернативного будущего. Но пусть будут хоть какие-то точки такого будущего. И пусть их увидят к столетию. Их предъявление — это уже не просто почитание, которое необходимо. А нечто большее. Мы не сводим свое послание дедам и прадедам к словам благодарности. Мы добавляем к этим словам деяния, пусть и скромные, но имеющие отношение к ответу на вызов и к продолжению прерванной красной нити. Наше коммунарское движение носит не только производственный характер. Это еще и наш вклад в решение вопроса о новом человеке. Который должен быть и интеллектуален, и граждански активен, и в чем-то хотя бы отдаленно напоминать ренессансного человека, способного объединять эмоции и интеллект, правое и левое полушарие и в силу этого являться новым. Наше коммунарское движение — это еще и ответ на вызов отсутствия новой интеллигенции в России. Мы должны были показать, что наше коммунарское движение и движение «Суть времени» в целом — это слабый и малый, но все-таки вклад в решение вопроса о новом стратегическом будущем и о новом человеке. И одновременно мы должны были продемонстрировать новый подход к актуальным вызовам, украинскому в том числе. Я называю этот подход «по ту сторону телешоу».

В газете «Суть времени» мы очень долго печатали доклады, которые сделали коммунары. Это качественный интеллектуальный продукт. В момент выхода этого номера состоится научно-практическая конференция и презентация книги «Украинство».

Коммунары, которые презентуют эту написанную ими книгу, одновременно покажут новый, очень непростой спектакль, посвященный Великой Октябрьской революции. Это уже второй коммунарский спектакль. Как режиссер, который уже 50 лет ставит спектакли, со всей ответственностью заявляю, что оба спектакля не являются самодеятельными. Это молодежные студийные спектакли, но не самодеятельные, а творчески-авангардные (и консервативные в то же время).

Способность коммунаров писать интеллектуальные тексты, важные для страны, то есть заниматься тем, что психологи называют «левополушарной деятельностью» (спорное, но допустимое определение), и одновременно выпускать спектакли, то есть заниматься тем, что именуется «правополушарной деятельностью», — это крохотная лепта в решение вопроса нового человека, а значит, и в ответ на вызов отсутствия стратегической альтернативы развития.

Способность коммунаров жить в очень плотных интеллектуальных творческих коллективах, жить по законам, весьма далеким от нынешней потребительской индивидуалистической расслабухи, — это еще одна крохотная лепта в плане ответа на тот же вызов.

Внося эту лепту, то есть осуществляя свое гражданское служение, мы не бездействуем, не сидим сложа руки, не плывем по нынешнему деструктивному течению. И этим отвечаем и на вызов столетия, и на вызов отсутствия стратегических человеческих альтернатив.

Для того чтобы этот ответ был очевиден, мы печатали доклады коммунаров в газете «Суть времени» на протяжении месяцев, нарушив обычный формат газеты. Теперь мы начинаем восстанавливать этот формат.

Для начала мы ограничимся этой развернутой передовицей и новостями, которые перестали печатать ради осуществления описанного в этой передовице проекта, он же — ответ на вызов. Восстановив новостное содержание, мы вернемся к основному формату. Надеюсь, я объяснил читателю, почему этот формат был изменен. Мы планируем и другие новые проекты к столетию. И праздновать столетие мы тоже будем по-настоящему.

Вопрос не в малости наших сил, а в неуклонности нашей воли и нашей готовности двигаться в заявленном стратегическом направлении, сражаясь с силами очевидного зла и одновременно осуществляя те начинания, ради которых создано наше движение.

До встречи в СССР!