С вашего позволения, я вынужден, скажем так, дать свою оценку нынешним мировым процессам несколько более пессимистичную, чем предыдущие ораторы. Хотя внутренний оптимизм у меня есть, и позже я скажу, с чем он связан.
Конечно, здесь я вынужден быть в своем описании очень фрагментарным, пунктирным. И оно, может быть, отчасти покажется конспирологическим.
Почти для нас всех сегодня несомненно, что Соединенные Штаты сохраняют определенные позиции мирового гегемона. Мы от этого никуда не можем уйти и обязаны это признавать.
Каковы, на мой взгляд, основные инструменты американской гегемонии?
Первое — это очевидный и достаточно мощный военно-промышленный и, конкретно, военный (включая спецслужбистский) потенциал США. А также возможность, способность и готовность проецировать этот потенциал и даже его применять, по всему миру. В том числе при поддержке союзников в НАТО и системы двусторонних военных соглашений.
Второй важнейший инструмент американской гегемонии — это, конечно, та финансовая система, о которой здесь уже говорилось, и которой я хочу попытаться дать некое свое определение.
Я считаю, что это не капитализм. Это спекулятивный финансовый турбокапитализм — тот самый, в котором не более 20 % мирового ВВП производится реальным сектором, а 80 % производится финансовым сектором. А если говорить об обороте денег, то в виртуальном финансовом обороте находится, по различным сегментам экономики, в 30–40 и даже в 400–500 раз больше денег, чем в реальном обороте товаров и услуг.
Этот вот спекулятивный «финансовый воздух» сегодня в гигантской мере, которую мы иногда недооцениваем, определяет экономическую, торговую, инвестиционную и так далее картину мира.
Далее, нельзя сбрасывать со счетов ту специфическую и очень мощную систему глобального кибершпионажа, которую отчасти обнажили Джулиан Ассанж, Эдвард Сноуден и другие. Такую систему, которая позволяет американским спецслужбам выуживать из тайников почти любых корпораций, правительств и отдельных фигур мира — статусных, значимых и влиятельных — неприятные особенности и подробности их деятельности и биографий, а далее шантажировать эти правительства, корпорации, фигуры угрозой публичного предъявления их «скелетов из шкафа». Мой пессимизм подсказывает, что немало нынешних мировых фигур «крупного политического калибра» в значительной мере ведут себя в политике и экономике с учетом этого неприятного «шантажного» обстоятельства, и его нельзя сбрасывать со счетов.
Далее, — и это гораздо более серьезно — сейчас налицо подавляющий американский контроль в мировой системе создания и распространения информации. Я несколько лет назад с изумлением понял, что из примерно полусотни крупных мировых медиакорпораций, примерно равнозначных по мощности, которые были 25–30 лет назад, сегодня осталось пять или шесть. И почти все они целиком и полностью контролируются американским капиталом и представляют собой, судя по их информационной политике, единый доминирующий и контролирующий «олигопольный» пул мирового информационного пространства.
Это — именно то, что когда-то, сто лет назад, крупный американский интеллектуал и журналист Уолтер Липпман называл механизмами «фабрикации общественного согласия». Это — способность американской информационно-пропагандистской олигополии убедить мир в чем угодно, чего хотят хозяева медиакорпораций, а также играть в политико-пропагандистские игры по образу и подобию знаменитой антиутопии Оруэлла «1984». Поскольку альтернативные голоса, мнения, факты, оценки в этих условиях практически никому не слышны, то можно по своему американскому усмотрению назначать врагов и друзей, затем переигрывать оценки, полностью стирать из памяти общества недавнюю историю событий, и начинать игру как бы заново. Вот такой мощнейший инструмент.
Ну и наконец, в распоряжении Америки очень широкая и разветвленная мировая сеть «как бы неправительственных» и «как бы гуманитарных» организаций и их филиалов, которые активно и очень сосредоточенно действуют в интересах США по всему миру и во всех сферах человеческой деятельности. Ни у кого другого ничего близкого по мощности и охвату нет.
Теперь — о том, что сегодня с этим делает и хочет делать гегемон.
Признаем, что гегемон немножко расслабился после распада СССР. Решил, что он полностью и навечно победил.
А потом он начал оглядываться, думать и увидел, что его гегемонии начинает мешать вся система международных правовых, экономических, социальных институтов, которую создал постъялтинский мир.
ООН мешает, в том числе Устав ООН. Мешает право, которое диктует ООН.
Мешает Всемирная торговая организация. Мешают те новые создаваемые торговые блоки, которые попытались создать взамен ВТО или в поддержку позиции США на уровне ВТО. Мешают Трансатлантическое и Транстихоокеанское торговые партнерства, мешает соглашение НАФТА.
Естественно, тем более американской гегемонии мешают ЕврАзЭС, ШОС, МЕРКОСУР, БРИКС и все международные организации, которые устанавливают и контролируют хоть какие-то общие правила, международные правовые обязательства, хоть какой-то закон.
Всё это мешает гегемону, и потому ему хочется максимально избавиться от правил и норм, хоть как-то ограничивающих его гегемонию.
А еще гегемону страшно мешает специфическое явление сохраняющейся — даже в наиболее индивидуализированных обществах «западного» типа — устойчивой коллективистской социальности, в любых ее формах: консервативно-правых, левых и так далее. Потому что устойчивая социальность — это та почва, на которой непрерывно произрастают некие, те или иные, иногда ущербные, иногда достаточно активные и содержательные, формы сопротивления всем аспектам американской гегемонии.
На этой почве устойчивой социальности постоянно возникают очаги создания или самоорганизации неких солидарных коллективностей, которыми невозможно легко и просто манипулировать никакими информационными могуществами и никакими спецслужбистскими «скелетами в шкафу».
Мне кажется, что сегодня мы живем в ту эпоху, когда гегемон пытается решить эти проблемы — для сохранения и упрочения своей гегемонии.
В связи с этим я хотел бы предложить свою гипотезу о том, что есть Трамп. Трамп, который очень неожиданно выскочил на политическую авансцену — и победил. И который очень неожиданно для многих сохраняет позиции, не свержен.
Думаю, что он создан как политический субъект определенным — ну я не знаю, существуют ли эти сто хозяев мира, или четыреста тысяч хозяев мира, о которых часто говорится, — политическим слоем «делателей королей», кингмейкеров, которые хотят при помощи этого ограниченного, но очень решительного человека максимальным образом доломать мировую систему норм, права и правил.
Отмечу, что Трамп уже начал достаточно решительно ломать ООН. Он уже сломал политикой бесконечных американских санкций систему права ВТО. Он сломал Транстихоокеанское партнерство и перекрыл возможности создания Трансатлантического партнерства, он уже ломает НАФТА. Он уже начинает вмешиваться и диктовать правила Международному валютному фонду, невзирая на его устав. Он уже фактически торпедировал полноценное развитие и имплементацию Парижского климатического соглашения. Отмечу — это Трамп сделал менее чем за год. И это явно не завершение его международной активности.
Отсюда возникает устойчивое ощущение, что гегемон, понимая, что тяжело, издержечно управлять миром при помощи правил — создавать и поддерживать в новых условиях собственный мировой порядок, — хочет сломать правила и управлять миром в свою пользу при помощи создания, организации, поддержания локусов локального, глобального — всякого — хаоса. Ведь управлять хаосом оказывается гораздо менее сложно и издержечно, чем управлять порядком.
Но для такого управления нужно глобальное общество, не способное сопротивляться сползанию в хаос. И потому вторая задача, которую в связи с этим должен решать гегемон — это разрушение любых возможностей создания устойчивой коллективистской социальности. В том числе при помощи пропаганды безальтернативной успешности воинствующего индивидуализма. Совсем радикального антиколлективистского и антисолидаристского индивидуализма, в духе Карла Поппера или Фридриха фон Хайека.
Соответственно, реализуется политика дискредитации и ослабления любых — правых, националистических или левых — вменяемых социальных систем, включая церковь, вокруг которых возникают некие очаги организации, некие структуры социальной солидарности. В связи с этим мне вспомнилось несколько раз публично высказанное Маргарет Тэтчер, когда она была в силе и у власти, — кстати, Тэтчер была поклонницей идей Хайека — утверждение: «Общества нет, есть только мужчины, женщины... — и семьи».
То есть речь идет о том, чтобы сломать любые возможности восстановления чего-то социально-коллективистского, чего-то общественного, которое может этим процессам хаотизации сопротивляться. В результате мы видим то, о чем говорила Мария Рачиевна в отношении семьи, в отношении вот этого самого низового уровня солидарности, в отношении разрушения социального человека через ювенальную юстицию, гендерное и окологендерное законодательство. Это всё — разрушение любых ростков возможной солидарности, на которых могут строиться какие-то элементы устойчивого к хаотизации общества. Элементы, способные противостоять и сопротивляться локальному или, тем более, глобальному хаосу.
Отмечу при этом, что Трампу не дают ничего всерьез сломать в самих Соединенных Штатах Америки. Как только он за что-нибудь берется, ему бьют по рукам и говорят: «Нет!» Снаружи, в мире — пожалуйста, а в самой Америке его разрушительному пафосу развернуться не дают. Это, я думаю, не случайный симптом ситуации.
Сегодня, по моей оценке, мы живем в мире, который неуклонно сдвигается гегемоном и его союзниками (в том числе вынужденными союзниками) в направлении глобальной политической, экономической, социальной хаотизации. То есть в «повестке дня» у гегемона не новый порядок и даже не новый беспорядок, а именно направленная и углубляющаяся хаотизация.
Это происходит в условиях, когда подавляются любые попытки обозначить такому курсу хоть какие-то альтернативы. То есть они вот этим воинственным индивидуалистическим (причем в основном потребительским!) эгоизмом, как универсальной нормой, подавляются везде и всюду, как только они возникают. Мне кажется, что это не стихийный процесс, что поставлена специальная задача уничтожения любых ростков любых альтернатив.
Отсюда я рискну заключить, что, на мой взгляд, в целевом ядре «новой гегемонии», социоконструирующем и концептуализирующем мировой процесс, — одновременно дегуманизация и хаотизация. И подавление любых попыток предъявить какие-нибудь альтернативы. И одновременно создание — мы об этом уже много видели и слышали на примере «Аль-Каиды» (организация, деятельность которой запрещена в РФ), Бен Ладена, «Исламского государства» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) — искусственное, специальное создание неких «глобальных демонов», неких квазиальтернатив в виде радикальных исламистских террористических структур.
Как эти квазиальтернативы взаимодействуют с гегемоном — мы в последнее время прекрасно видим, когда американские спецназовские группы проходят через боевые порядки «Исламского государства» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) под Дейр-эз-Зором, как нож сквозь масло, а вслед за ними так же проходят якобы свирепо воюющие с «Исламским государством» (организация, деятельность которой запрещена в РФ) армейские объединения так называемой «Сирийской свободной армии».
Мы это видим, это невозможно оспаривать. Это снято со спутников, это проверено на земле и доказано. Но замечу, в западный, тем более американский, информационный мейнстрим это не попадает. Не попадает в глобальный информационный мейнстрим, который почти полностью захвачен гегемонией пула американских медиа-корпораций, и все то, что делается в мире против управляемой хаотизации.
Я особенно отчетливо это ощутил, съездив в Индию, — подчеркну, недавно совсем дружественную России. Я увидел, что там ничего, кроме того, чем кормят мир американские и отчасти британские медиакорпорации, нельзя найти ни в газетах, ни на телевидении. Чтобы найти какую-то альтернативную точку зрения, нужно специально и старательно искать в интернете.
Но это же так во всем мире происходит! Я только недавно это осознал.
То есть, резюмирую, если описанный процесс десоциализирующей, дегуманизирующей фрагментации и хаотизации мира — а он идет очень быстро — не будет кем-то или чем-то остановлен, мы очень скоро столкнемся с его совсем чудовищными последствиями. Включая нарастающий вал множественных социальных эксцессов и обрушений, а также военно-террористических конфликтов. Не исключая и конфликтов с применением ядерного оружия — ведь в последнее время очень много говорится о том, что сейчас уже созданы «как бы чистые» ядерные потенциалы.
Остановить это, конечно, могут только те силы, которые взращены на почве левого гуманизма, которые имеют в своем историческом и смысловом базисе и корни, и ростки этого гуманизма. Но этот гуманизм, конечно же, должен быть, во-первых, переосмыслен, во-вторых, он должен быть полностью избавлен от разнообразного постмодернистского гноя, который в него внесен и который мы здесь сегодня уже обсуждали. И, конечно же, он должен быть метафизичен, то есть в нем должен быть высший смысловой уровень.
Такой левый гуманизм, мы убеждены, вполне стыкуется с консерватизмом. Со здоровым, опять-таки, не радикальным национализмом, — не с нацизмом, еще раз подчеркну, — а со здоровым, в том числе умеренно-правым, националистическим консерватизмом.
Но, в любом случае, в ядре таких сил сопротивления должна быть большая идея и метафизические идеалы. Без них что-то противопоставить десоциализации и хаотизации невозможно.
И, конечно же, для этого нужны структуры, в которых что-то такое будет взращиваться. Тут я абсолютно солидарен с предыдущими выступающими, что необходим некий интеллектуальный клуб, который будет способен, по крайней мере, организовать начальное осмысление проблематики и стать точкой сборки для тех еще остающихся в мире интеллектуалов, которым очень не нравится сползание в дегуманизирующий хаос. Это — абсолютно необходимая задача. Под ней я подписываюсь и призываю всех задуматься о ее решении.
Спасибо за внимание.
Юрий Бялый (Россия) — член Политсовета общественного движения «Суть времени», вице-президент Международного общественного фонда «Экспериментальный творческий центр»